«ЕСЛИ РОССИЯ НЕ ПРИМЕТ НАШЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДО ВЫБОРОВ, ТО ЦЕНА ЗА ВХОД ПОВЫСИТСЯ»
Спецпосланник президента США Маршалл Биллингсли о требованиях Вашингтона к Москве в сфере контроля над вооружениями
Летом Россия и США провели два раунда переговоров по стратегической стабильности. В ходе этих консультаций американская делегация дала понять, на каких условиях США готовы продлить истекающий в феврале 2021 года двусторонний Договор о дальнейших мерах по сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (ДСНВ). Из прозвучавших тогда публичных заявлений следовало: США настаивают на принятии президентами двух стран некоего совместного заявления — прообраза договора, который придет на смену ДСНВ и в которое будут включены многие вопросы, беспокоящие Вашингтон. Если такой документ будет согласован в ближайшие месяцы, то администрация Дональда Трампа готова говорить о продлении ДСНВ. О том, что именно американская сторона хотела бы видеть в этом президентском меморандуме о намерениях, специальный посланник президента по контролю над вооружениями США Маршалл Биллингсли рассказал корреспонденту “Ъ” Елене Черненко.
— Ранее вы дали понять, что прежде, чем решать вопрос о продлении ДСНВ, США хотели бы заключить с Россией некое дополнительное соглашение о контроле над вооружениями. По вашему мнению, это должно быть что-то похожее на подписанный в июле 2009 года президентами Бараком Обамой и Дмитрием Медведевым рамочный документ, который содержал ориентиры для заключения ДСНВ? То есть скорее меморандум о намерениях, чем полноценный договор?
— Я бы сказал, что речь идет о чем-то среднем. Некоторые из предложенных нами элементов потребуют, возможно, более схематического подхода к техническим деталям, которые будут уточняться впоследствии. Как, например, вопрос о проведении совместных экспериментов в области верификации, которые мы многократно обсуждали с заместителем министра иностранных дел России Сергеем Рябковым.
А некоторые элементы, которые мы предложили, предполагают наличие соглашения, содержащего политические обязательства сторон. То есть здесь уже речь идет о более подробном и более содержательном документе, особенно в той его части, которая касается того, как рассматривать и учитывать весь арсенал (ядерных.— “Ъ”) боеголовок.
Таким образом, речь идет о комплексе различных компонентов: какие-то из них могут иметь более четкую структуру и сопровождаться наличием обязательств в большей степени, чем соглашение 2009 года, а некоторые будут, возможно, не такими детальными и потребуют дальнейшей доработки.
— Но речь идет о совместном заявлении президентов РФ США или меморандуме, который ни Конгресс США, ни Федеральное собрание РФ не должны будут ратифицировать, да?
— Совершенно верно. То, что мы предлагаем на данном этапе, не является договором, требующим ратификации Сената. Но мы рассчитываем, что на базе этого возникнет рамочная концепция, которая в конечном итоге преобразуется в полноценный договор. Но этот будущий договор — и мы это обозначили предельно ясно — любой будущий договор должен стать многосторонним и предполагать участие Китая.
— Россия согласна с тем, что будущий договор должен быть многосторонним, но она считает, что его участниками должны быть также Великобритания и Франция. Готовы ли Соединенные Штаты помочь привлечь эти страны к переговорам?
— Мы ясно дали понять нашим российским коллегам, что то, что делает Китай, существенно отличается от того, что делают Великобритания и Франция. Ни Великобритания, ни Франция не наращивают свои ядерные арсеналы. Китай же занимается активной разработкой и развертыванием своего ядерного оружия.
— Но и Великобритания, и Франция являются официальными ядерными державами, союзниками США. Разве это недостаточное основание для включения их в будущий многосторонний договор?
— Да, так это видит Россия. Думаю, что, когда мы обсуждаем будущий многосторонний договор, один вопрос у нас не вызывает разногласий: обе наши страны считают, что он должен включать Китай.
— Стоит ли ожидать, что в заявлении или меморандуме, который готовится к подписанию президентами, будущий договор будет обозначен как «многосторонний», без конкретного упоминания Китая?
— Мы считаем, что необходимо конкретно упомянуть Китай. Наша позиция состоит в том, что, говоря о будущем договоре, мы должны иметь в виду договор трехсторонний.Ведь чем больше сторон включаешь в уравнение, тем сложнее оно становится.
Поэтому очевидно, что мы не рассматриваем будущий договор с участием, например, Индии, Пакистана или Северной Кореи (стран, неофициально обладающих ядерным оружием.— “Ъ”). Он станет просто нерабочим: чем больше участников, тем больше нужно проводить переговоров.
— В числе других важных для США характеристик готовящегося заявления президентов и будущего договора вы назвали включение в него всех видов ядерного оружия, включая тактическое. Россия на это заявила, что условием обсуждения этого вопроса будет согласие США вывезти свое ядерное оружие Европы. Вы готовы на это?
— Нет, этого мы делать не будем. Но мы готовы обсуждать все, о чем Россия хочет с нами говорить. Мы чрезвычайно серьезно относимся к позиции российской стороны и считаем важным вести профессиональный диалог по вопросам, вызывающим совместную обеспокоенность, а также обеспокоенность одной из сторон.
Поэтому мы, безусловно, готовы говорить с Россией о НАТО и о наших гарантиях ядерного сдерживания, данных членам Североатлантического альянса. Но мы не будем вывозить ядерное оружие ни с одного из мест его складирования.
И мы не требуем того же от Российской Федерации. Мы не требуем, чтобы российские власти вывели все свое ядерное оружие из Калининграда или сделали что-то подобное. Поэтому нет, это (вывоз авиабомб B61 США из Европы.— “Ъ”) не обсуждается.
— Но Калининград — это российская территория. В то время как европейские страны не входят в состав США.
— Вы спросили, что вызывает у нас беспокойство,— этот вопрос его вызывает. Поэтому нет, мы не предполагаем каких-либо конкретных действий, которые могли бы повлиять на изменение мест складирования или дислокации (ядерных.— “Ъ”) вооружений.
— Но вы уверены, что сможете убедить Россию обсуждать тактическое оружие? В прошлом российские официальные лица не выражали никакой готовности это делать.
— Знаете, Россия сама должна решить, хочет ли она продлевать действие ДСНВ. Мы сделали ей хорошее предложение. Мы не думаем, что это предложение несправедливое. Мы считаем, что оно основано на принципе взаимности и приведет к большей прозрачности. И мы думаем, что это очень ценно в сложившейся обстановке, когда Соединенные Штаты и Россия не доверяют друг другу ни в чем. Это довольно значительный шаг вперед, который обе страны могли бы сделать вместе в тот момент, когда мы должны всерьез искать подобные возможности для совместной работы. В силу всех этих причин мы рассматриваем предложение, которое мы сделали России, как умеренное на данном этапе и весьма разумное.
Предполагаю, что если Россия его не примет, то после того, как Трамп будет переизбран, «плата за вход», как мы говорим в США, повысится.
— То есть США выдвинут новые условия продления ДСНВ?
— Думаю, что если к тому моменту мы не продвинемся вперед, то у нас возникнет ряд новых условий, на которых нам придется настаивать. Но пока предложение остается в силе в том виде, в котором мы его сделали. И если и когда Москва решит проявить желание пойти по пути, который, честно говоря, президент (Владимир.— “Ъ”) Путин уже неоднократно обсуждал с президентом Трампом, то мы готовы. Что касается нас, то мы бы уже завтра могли заключить соглашение (на президентском уровне.— “Ъ”).
— Позвольте мне уточнить один вопрос по тактическим вооружениям. Вы будете готовы позволить России инспектировать ваши собственные ракеты из этой категории, такие как крылатая ракета морского базирования в ядерном оснащении, которая сейчас находится в стадии разработки?
— Мы много обсуждали этот вопрос в США, и Россия проявила некоторую заинтересованность. Мы, безусловно, готовы обсуждать различные виды инспекций.
Думаю, что тут есть трудность, которую России нужно принять во внимание и которая заключается в том, что по разным причинам так сложилось, что в Российской Федерации ядерные боезаряды устанавливали на гораздо большее число различных видов вооружений, чем в США. Поэтому инспекции крылатых ракет, а также торпед, мин и артиллерийских снарядов могут стать исключительно сложными, особенно в России. У нас, безусловно, есть для этого и ресурсы, и специалисты.
Но мы считаем, что лучшим подходом было бы установление инспекционного режима, в целом аналогичного тому, который у нас был в Магне (штат Юта) и Воткинске и который предполагает автоматический учет всех боеголовок, покидающих предприятие и поступающих на него.
Следовать такому принципу гораздо эффективнее, чем пытаться попасть на каждый склад оружия в Российской Федерации, на каждый объект военно-морских сил (у нас их не так много, поэтому нам организовать это будет несложно, а вот в России это может быть весьма и весьма непросто).
— После недавних переговоров с российской делегацией в Вене вы сказали, что в ДСНВ есть изъяны и что их надо устранить. Предполагаете ли вы, что президенты в своем меморандуме заявят о необходимости внести поправки к ДСНВ или что примут некий дополнительный протокол?
— Да, в ДСНВ есть существенные недостатки, в частности в сфере режима проверок. И, садясь за стол переговоров для обсуждения будущего договора, нам надо их ликвидировать. Для работы с такой страной, как Китай, нынешний режим верификации был бы недостаточно эффективным. В процессе выработки будущего договора нам надо исправить и скорректировать эти недостатки прямо сейчас, сегодня, вместе с Россией.
Есть какие-то достаточно простые моменты. Например, мы считаем, что положения, регулирующие обмен телеметрическими данными, являются абсолютно неудовлетворительными.
Мы должны обмениваться данными об испытаниях ракет не менее пяти раз в год, как и допускает ДСНВ.
Сейчас наши страны обмениваются телеметрическими данными о запусках ракет один раз в год, кроме того, Российская Федерация предоставляет данные о старых системах абсолютно законно, но эти данные она нам раньше уже предоставляла. И это просто не приносит никакой пользы. Это не способствует ни прозрачности, ни доверию. А в данный момент, в данный период времени укрепление доверия и прозрачности нам нужно больше всего.
— Россия ранее выражала обеспокоенность в связи с конверсией стратегических систем США (заявляя, что речь идет не о «реальных сокращениях» пусковых установок баллистических ракет подводных лодок Trident II и тяжелых бомбардировщиков В-52Н, а о переоборудовании, которое можно легко вернуть к изначальной конфигурации). Вы готовы обсуждать эту проблему?
— Мы внимательно слушаем Российскую Федерацию, в том числе в рамках механизма, заложенного в договоре: у нас есть двусторонняя консультативная комиссия, которая рассматривала некоторые из этих вопросов.
И мы их рассматривали, и я надеюсь, что вопрос конверсии пусковых установок подводных лодок мы рассмотрели удовлетворительным для России образом.
Я лично занимался вопросами конверсии, а также обратного переоборудования, которое мы осуществим после окончания действия ДСНВ.
Мне кажется, мы сняли обеспокоенность России и готовы продолжить обсуждение этой темы, хотя не имеет большого смысла продолжать разговор о конверсии, не договорившись вначале о возможном продлении ДСНВ. Если этого не произойдет, мы просто проведем обратную конверсию наших вооружений (речь идет о введении пусковых установок баллистических ракет обратно в строй.— “Ъ”) сразу же после окончания срока действия договора в феврале.
— Российские официальные лица подчеркивали необходимость рассмотрения вопросов противоракетной обороны (ПРО) в контексте будущих договоренностей в сфере контроля над вооружениями. Вы же об этом в контексте подготовки нового соглашения не упоминали. Вы будете готовы ограничить потенциал США в сфере ПРО или хотя бы обсудить эту тему?
— Мы готовы говорить с Россией на любую тему, которую она захочет обсудить. Пока никаких конкретных предложений по ПРО мы от российской стороны не видели. Со своей стороны мы, конечно, считаем установку ядерных боезарядов на противоракеты не очень удачной идеей. Иными словами, у нас тоже есть мнение по поводу того, что делает в этой сфере Россия. Мы готовы обсуждать тематику ПРО, но никаких ограничений на ПРО мы вводить не предполагаем.
— Если Москва и Вашингтон не выйдут на предложенное вами президентское соглашение до февраля, значит ли это, что договор о ДСНВ не будет продлен?
— Абсолютно верно. В подобной ситуации мы продлевать договор не будем. С учетом всех недостатков ДСНВ мы считаем его невыгодным для США. Он накладывает такие ограничения на Соединенные Штаты, каких не накладывает на Россию.
Мы не оспариваем законность того, что делает Россия, Россия — суверенное государство и сама принимает решения, но нас чрезвычайно беспокоит то, что она делает за рамками ДСНВ, в особенности наращивание систем ядерного оружия с малым радиусом действия. У нас возникает вопрос, зачем это нужно. Мы думаем, что со стороны России это пустая трата колоссальных денег в то время, когда у ее правительства есть много иных приоритетов, на которые стоило бы потратить деньги.
— Но военный бюджет в США примерно в десять раз больше, чем в России.
— Да, но мы можем себе это позволить. (Смеется.) А вы не можете — в этом разница, наша экономика во много раз больше. А ведь нам еще надо иметь дело с Китаем, и России, как мне кажется, тоже. Именно по этой причине будущее соглашение должно включать все виды ядерного оружия.
Россия наращивает свой ядерный арсенал. Мы — нет. Китай его наращивает очень быстро. Мы, повторяю, его не наращиваем.
Поэтому мы считаем, что соглашение, которого мы достигнем в будущем, должно отражать как упомянутые мной соображения двустороннего характера, так и трехсторонние озабоченности. Не думаю, что Россия захочет заключать договор в будущем, ограничивающий ее потенциал, если Китай останется за его рамками. Такова моя точка зрения, и таковы мои впечатления от проведенных мной встреч.
— В качестве уточнения — если на уровне президентов некое соглашение сейчас будет достигнуто, значит ли это, что договор о ДСНВ будет продлен на пять лет (как то предусмотрено в его тексте)?
— Мы предложили более короткий период времени. Нам нельзя снимать ногу с педали, как говорится, нам нужно вплотную заняться составлением следующего соглашения. Поэтому пока мы думаем о более коротком периоде времени…
— Насколько коротком?
— Это зависит от того, насколько гибко поведет себя руководство России. Как я уже говорил, мы будем корректировать нашу переговорную позицию в зависимости от реакции России, если реакция будет.
Мы считаем, что мы наметили очень четкий, очень простой план действий, выгодный для обеих стран.
Мы также считаем, что он отражает те обсуждения, которые были у наших президентов.
А сейчас, как я очень ясно дал понять — и мы действительно так считаем,— мяч находится на российской стороне поля. Мяч на стороне Москвы, и ей решать, захочет ли она заключить это соглашение. Если нет, ничего страшного. Это совершенно приемлемо, и мы просто будем двигаться вперед без него.
— Вы сказали, что мяч находится на стороне России, но ваш российский коллега, замминистра иностранных дел Сергей Рябков в беседе с “Ъ” ранее сказал, что аналогии с теннисом и футболом тут неуместны и скорее можно говорить о бильярдном столе, где по всему покрытию раскатана гора шаров, а какой из них в какую лузу попадет — это еще большой вопрос.
— Здесь подходит любая метафора, которая передает смысл (происходящего.— “Ъ”). В любом случае мы сделали России предложение. И если заместитель министра Рябков сможет получить мандат на ведение переговоров, мы готовы встретиться. Если он не сможет получить такой мандат, то, как я уже говорил, это мы поймем, хоть это и вызовет сожаление.
Мы сделали (России.— “Ъ”) предложение, руководствуясь доброй волей.
Но если Россия не захочет принять его, ничего страшного. Мы собираемся провести модернизацию наших ядерных сил. Россия в основном закончила модернизацию своего ядерного арсенала. Мы свою только начинаем. И мы будем чрезвычайно рады продолжить ее без ограничений, предусматриваемых ДСНВ.
