Дмитрий Тренин

Огонёк

О том, где России стоит искать партнеров

События в Белоруссии и недавняя встреча Владимира Путина и Александра Лукашенко в Сочи заставили экспертов задуматься над вопросом, а нужны ли России союзники как таковые? И если да, то какие и кто? И надо ли за «дружбу» платить? При этом значительная часть общества, если верить результатам последнего опроса ВЦИОМа, видит ситуацию совсем в ином свете: треть россиян выступает за то, чтобы Россия вернула себе статус супердержавы. «Огонек» попросил директора Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина объяснить, в чем причины давних российских проблем на «союзническом фронте».

— Дмитрий Витальевич, как вы оцениваете нынешнюю ситуацию в Белоруссии с точки зрения ее последствий для России?

— Она — главный вызов российской внешней политики. Цель России — помочь Белоруссии пройти через политический кризис, обеспечив конституционную смену власти. Это потребует времени. Сколько именно, сказать сложно, но, рассуждая логически, несколькими месяцами дело не обойдется, в противном случае все будет выглядеть как отложенное свержение Лукашенко, чего Москва, очевидно, стремится избежать. Два года — слишком долгий срок ожидания для белорусского общества. Так что рационально можно было бы предположить, что примерно через год у Белоруссии будет новая Конституция и в соответствии с ней проведены выборы. Но такой сценарий реализуется только в том случае, если Лукашенко согласится отдать власть. По моему ощущению, он будет тянуть время и использовать любые возможности сохранить свое положение. Лукашенко — очень большая проблема для Кремля. Москве нужен вменяемый и дружественный партнер в Минске для укрепления экономической интеграции и военно-политического взаимодействия с Белоруссией. Пока Россия вынуждена вести диалог с Лукашенко и в то же время искать ему замену. Это деликатная задача.

Пока идет диалог с Лукашенко, можно предполагать, что активизировались контакты с белорусскими силовиками и хозяйственниками, а с белорусским обществом в целом, похоже, разговор идет только с экрана ТВ. Оппозиция, ее Координационный совет пытались наладить контакт с российским посольством в Минске, но получили отказ, чтобы не раздражать Лукашенко. Это, на мой взгляд, ошибка. Как большой ошибкой было смещение год назад с должности посла в Белоруссии Михаила Бабича, старавшегося — такова миссия посла — наладить деловые контакты со всеми значимыми общественными и политическими фигурами в Белоруссии. Опять прогибаться под Лукашенко — значит, действовать против долговременных интересов России. Лукашенко у власти — не гарантия обеспечения российских интересов. Такой гарантией может быть только положение, когда все значимые политические силы в Белоруссии, при всех их различиях в других вопросах, будут искренне настроены на тесное партнерство и взаимодействие с Россией. Очень важно иметь в виду, что эту цель можно достигнуть при условии столь же искреннего уважения — уже с российской стороны — суверенитета Белоруссии. Если же на этом направлении случится провал, то он приведет к кризису опаснее украинского.

— Чем опаснее?

— Белоруссия, в отличие от Украины, географически расположена на главной стратегически оси Европы — на дороге Берлин — Москва. Таким образом, Белоруссия — направление центрального удара, а Украина, как и Прибалтика,— это фланговые направления. Это, конечно, традиционный взгляд на вещи, мир сильно изменился после 22 июня 1941 года, но даже теоретическая возможность превращения Смоленска в новый Брест для многих в Москве была бы абсолютно неприемлемой. Страх перед таким поворотом событий может оказаться столь велик, что в условиях дестабилизации ситуации в Белоруссии и прихода к власти прозападных сил в Белоруссию пришлось бы вводить российские войска. Это, в свою очередь, приведет к серьезному недовольству значительной части населения республики со всеми вытекающими последствиями. Это было бы намного опаснее, чем украинская ситуация. В 2014 году, когда президент Путин получил формальные полномочия на использование вооруженных сил на всей территории Украины, наверное, рассматривался вопрос о взятии под контроль не только Крыма, но также и Киева, и, возможно, Львова, но в итоге было решено ограничить масштабы операции. В Белоруссии при похожих обстоятельствах частичного решения быть не может.

— В чем, на ваш взгляд, причины потерь — политических, экономических, стратегических, которые несет Россия в отношениях с ближайшими союзниками?

— Во-первых, у России нет внятной и четкой стратегии в отношении союзников. Впрочем, ее нет и ни на одном другом направлении. Бал правят личные отношения в верхах, прагматический подход (здравый смысл) и спецоперации. Во-вторых, в Москве многие привыкли смотреть на страны бывшего СССР как на части единого государства — в прошлом и, отчасти и в какой-то форме, в будущем, а на их население — как на бывших и, возможно, будущих соотечественников. С самого начала на постсоветском пространстве наблюдалась сильная тяга к интеграции «братских народов» вокруг России. Особенно это касалось украинцев и белорусов, которых многие считают частями единого русского народа. Национализм в этих странах рассматривается отечественными политиками как нечто неестественное, привнесенное извне, а независимость, самостийность — как форма антироссийского сепаратизма. Отсутствует понимание изменившихся реальностей, не ведется и серьезного изучения этих стран, работы с их элитами и обществами, особенно с молодежью. Предполагается, что воспоминаний об СССР достаточно, чтобы наладить союзнические отношения.

На деле для всех государств постсоветского пространства независимость — это прежде всего свобода от России.

Отсюда и схожесть в тактических устремлениях: во внешней политике — многовекторность, то есть балансирование между различными центрами силы; во внутренней — приоритет титульной нации, в языковой — ограничение сферы употребления русского языка. Солидарность с Россией по важнейшим вопросам (Крым, отношения с США и ЕС) отсутствует не только из-за боязни реакции США, но и из-за того, что Запад по-прежнему рассматривается как гарант от возвращения в сферу влияния Москвы. При этом Россия пытается задобрить соседей «подарками»: бывшим «братским» республикам делались скидки, раздавались льготы, невозвратные кредиты, которые они воспринимали как должное и не особенно ценили. И здесь пока мало что меняется: недавняя сочинская встреча лидеров России и Белоруссии также увенчалась денежным «подарком», который белорусская оппозиция уже окрестила невозвратным кредитом. В значительной степени — например, в истории с транзитом газа через Украину — заключались не столько межгосударственные, сколько межэлитные — и часто полукриминальные — сделки. В то же время, несмотря на все «подарки», сама Россия не выглядела для руководства и элит этих республик привлекательной ни с экономической, ни с социальной, ни с политической точек зрения. Все они — как и, надо подчеркнуть, значительная часть самой российской элиты — смотрели и смотрят на Запад.

— Потому что у Запада больше денег?

— Конечно. Это первая причина. Запад имеет финансово-экономические возможности помогать своим клиентам и делает это. На российском телевидении в качестве аргумента против украинского варианта развития событий часто приводят тот факт, что белорусы сегодня живут богаче, чем их украинские соседи. Это правда, как правда и то, что Польша на рубеже 1990-х была примерно на том же уровне благосостояния, что и ближайшие к ней советские республики, а с тех пор ее экономика развивалась гораздо успешнее, чем в странах СНГ. И этот пример оказывает куда более мощное воздействие на белорусов, живущих рядом с поляками.

Вторая причина — в социальной справедливости. В России и на Украине весьма высоко социальное неравенство, а в Польше оно существенно меньше. И, наконец, третья причина, почему элиты постсоветского пространства, включая Россию, посматривают на Запад, заключается в том, что в противостоянии Россия — США они предпочитают занимать сторону сильнейшего. Россия за 30 лет сильно сдала по многим ключевым позициям — наука и техника, культура, здравоохранение, демография. Какая уж тут привлекательность!

— Может, пришла пора России попроситься в ЕС?

— А Москва и просилась в 1990-е, и, хотя это было абсолютно безнадежно, это не было столь уж и глупо, потому что Россия в случае принятия в ЕС стала бы самой крупной страной Евросоюза и могла бы в значительной степени рулить всем союзом. И, конечно, отдавать России частичный контроль над ЕС было бы для Запада безумием.

— На ваш взгляд, работа с элитами на постсоветском пространстве провалена?

— Думаю, она и не начиналась по-настоящему. В основном контакты шли на уровне первого лица и его ближайшего окружения. Местный начальник, как правило, не приветствует расширение списка контактов российской дипломатии. Он буквально вытаптывает политическую поляну, уничтожая конкурентов и требуя вести диалог только с ним. «Что вы будете делать без меня?» — известный рефрен, которым в таком случае оперируют. И всякий раз угроза срабатывает. Но ведь необязательно при смене власти приходят американцы, могут прийти и китайцы, и европейцы, и действительно местная оппозиция.

С каждым можно договориться, если во главу угла ставить известный бизнес-принцип: хотите работать, давайте работать. Но Россия не любит меркантильности, мы застенчивы.

Нужно смелее озвучивать свои интересы, причем всем значимым политическим силам, не ограничивая общение первым лицом. В противном случае будем и дальше «проедать» советское культурное и социальное наследие. Поддержка русского языка, русских школ, образования на русском языке сталкивается с нежеланием местных элит позволять такую деятельность. В самой России очень слабо налажено изучение бывших республик как соседних государств, культурный и научный обмен поддерживается недостаточно.

— Как отделаться от исторического негатива в отношениях России и ее союзников?

— Историю можно переосмыслить и переписать, но отделаться от ее негатива в двусторонних отношениях нельзя. При этом каяться бесполезно. Германия, когда каялась, отказалась от собственного суверенитета, и надолго. Немцы впервые стали использовать фразу «интересы Германии» только в конце 1990-х, то есть через полвека после войны. До этого на первом плане стояли интересы Запада, а не Германии. Вообще, покаяние государства — контрпродуктивное занятие. Вы можете представить себе американцев, кающихся за Хиросиму и Нагасаки? Нет, конечно, посредством атомных бомбардировок они получили капитуляцию Японии без штурма островов, которые стоили бы США много крови. Литва покаялась перед евреями за то, что литовцы во время войны выдавали их фашистам? Или украинцы перед поляками за действия Бандеры на Волыни? Наоборот, культ Бандеры сегодня поддерживается и процветает. Так что Германия — единственный пример покаяния. Каются только те государства, кого к этому принудили силой, это своего рода моральная капитуляция, закрепляющая военную и государственную. Конечно, для себя и у себя мы должны давать моральную оценку всему тому, что происходило в нашей истории и происходит в настоящем. Но это постоянное внутреннее самоочищение. А из международных отношений исторический негатив никогда полностью не уходит. Судите сами: Германия материально помогает другим странам ЕС, но пока они довольны помощью, проблем нет, а если что не так, тут же припоминают Гитлера и фашизм. Как греки, к примеру. Но этот же негатив куда-то исчезает, как только в отношениях появляется выгода. Посмотрите на Вьетнам и США.

— Выходит, на постсоветском пространстве не видят выгод от создания нового регионального блока с Россией во главе?

— Я не вижу особых выгод в такой ситуации для самой России. Лидерство всегда стоит денег. А за что платить? Союзники в полном смысле слова России не нужны. Никто из них защищать Россию, умирать за нее не будет. Никто из них не будет рисковать своими интересами ради солидарности с Москвой. России нужны не заставы на пути к Москве, а партнеры — на определенных условиях. С Белоруссией в силу многих факторов необходимы и возможны более близкие отношения, с остальными можно позволить себе менее близкие. Например, нужны партнеры для минимизации угроз с юго-восточного направления — терроризма, религиозного экстремизма, наркотрафика. Без этих партнеров трудно будет, например, парировать возможные вызовы, исходящие из Афганистана.

— Так ведь есть ОДКБ?

— Она слабо интегрированная структура, с консультационными, по сути, органами и определенным уровнем сотрудничества и взаимодействия. Это совсем не НАТО, где принимаются решения, обязательные к выполнению: решили по инициативе США повысить военные расходы всех стран до 2 процентов ВВП и жестко дожимают отстающих. Внутри ОДКБ, напротив, существует зона низкого давления. Страны НАТО дружно высылают российских дипломатов по «делу Скрипалей», а среди наших союзников никто даже Крым не признает. Нужен ли России такой ОДКБ? Помните, как в анекдоте про такси: вам «шашечки» или покататься? Так вот нам давно пора бы ездить, а не блюсти имперское величие. России, вероятно, нужна передовая позиция в Киргизии и исследовательский центр на озере Иссык-Куль, где торпеды испытывают. За это нужно платить, но именно за это, за конкретные дела, а не за тосты про дружбу.

— Почему российские союзники перманентно нелояльны?

— За практически выраженную лояльность надо платить. Советский Союз платил многим и много. Но Россия не имеет таких средств, каким располагал СССР. Было бы неправильно тратить то, что есть сегодня, на покупку дружественной риторики. Тем более что таким образом имитируемая лояльность — вещь ненадежная. России не следует соревноваться с США, кто больше союзников «навербует». Проиграли давно. Штаты богаче, и оказывают они услуги другим богатым странам. На постсоветском пространстве все наоборот: Россия и так не слишком богата, а вокруг нее — еще более бедные страны. Они платить не будут — нечем. Вот вам исторический парадокс: Россия беднее тех стран, которые она завоевала и пыталась подчинить. Когда правоверные чехословацкие коммунисты приезжали в 1950-е в СССР, они были в ужасе от российской бедности. Америка — глобальный гегемон, ее система союзов — одна из важнейших опор наряду с финансовым господством империи США. То есть американцы оказывают услуги тем, кто следует в фарватере их политики. Но американская модель отношений с союзниками, основанная на лидерстве США в обмен на гарантии безопасности, точно не подходит ни России, ни ее формальным союзникам. Теоретически Россия могла бы стать гарантом безопасности на постсоветском пространстве, но наши союзники и в этом случае не откажутся от своей политики и уж тем более не будут действовать в русле российской политики. К тому же американцы умеют делать то, что мы не умеем,— воспитывать союзников. Так, к примеру, они воспитали немецкую политическую и медийную элиту в духе «верности Нибелунгов», и сегодня эта элита насквозь проамериканская и жизни без лидерства Штатов не представляет. В ситуации с Россией и ее союзниками все иначе: нет ни реальной общности целей, ни возможности побудить кого-то из союзников принять российские интересы как свои. Так что де-факто их и союзниками назвать нельзя. Это в основном партнеры, так к ним и стоит относиться. Но это не значит, что России нечем играть.

— Вы о чем?

— Для Белоруссии Россия — крупнейший рынок. Альтернатив ему по многим позициям вообще нет. Те, кто призывает к забастовкам на белорусских предприятиях или обещает помощь Европы, не учитывают реальности. ЕС готов помочь той же Белоруссии отодвинуться от России, а новой элите прийти к власти, но поднимать благосостояние белорусскому народу придется самому. И тогда большинство белорусов окажутся в том же положении, что и украинцы. Россия же может дать рынок, неплохое образование, перспективу стать полноправными гражданами в рамках Союзного государства. Какие-то страны Россия гарантирует от внешних угроз (Армения), защищает от экстремистов и террористов (Киргизия, Таджикистан). Но из Москвы редко говорят союзникам прямым текстом, что конкретно они получают от России.

— Значит, Россия, будучи зажата санкциями и обладая ограниченными ресурсами по сравнению с блоком западных стран, особо никому не интересна? Как выразились недавно эстонцы, она скоро перестанет быть даже «региональным лидером»…

— А насколько то или иное государство интересно самой России? В Киргизии, например, есть база, которая нам нужна для того, чтобы присматривать за угрозами, которые появляются со стороны Афганистана. Армения — фактор регионального равновесия на Южном Кавказе. Но следует ли России в такой ситуации военным путем вмешиваться в конфликт между Арменией и Азербайджаном? Здесь можно и нужно выступать миротворцем, посредником, но не защитником. Сотрудничать, по моему убеждению, нужно в пределах собственных интересов, учитывая встречные интересы партнера. Коллекционировать партнеров ни к чему. А у России, судя по всему, фантомные боли от отрезанных частей некогда общего государственного тела, которые она мечтала бы пришить к телу вновь. Зачем? К чему нам зазывать куда-то Узбекистан или Туркмению? Главная ошибка политики на постсоветском пространстве в том, что ставку по-прежнему делают на собирание земель, а не на привлечение людей, тогда как Россия нуждается в притоке квалифицированной рабочей силы. Нужно привлекать в страну на работу и на постоянное жительство украинцев, белорусов, молдаван и т.д., делать им хорошие предложения, чтобы они приезжали, учились, оставались, становились россиянами. Вот это бы способствовало реальному усилению страны. К чему кормить верхушку Приднестровья, состоящую из людей, прячущих свои доходы на Кипре или в Испании, а с Россией фактически уже никак не связанных? Как именно и как долго нужно поддерживать другие непризнанные республики? Людей следует привлекать не получением российского паспорта, который в изрядной степени обесценен тотальной раздачей в Южной Осетии, Приднестровье и Абхазии, а полноценным российским гражданством со всеми обязанностями и правами.

— Возможно ли для России найти партнеров за пределами СНГ?

— Как ни парадоксально прозвучит, но за пределами бывшего СССР с союзниками пока выходит удачнее. Успех операции ВКС РФ в Сирии был бы невозможен без поддержки местных наземных сил — Сирийской арабской армии и полувоенных формирований, подконтрольных Дамаску, а также Ирана и проиранских сил на территории Сирии. Правда, ситуация очень подвижна: некоторые партнеры России по Астанинскому процессу — например, Турция — на других направлениях (Ливия) являются соперниками РФ, а в известных условиях могут превратиться и в противников. С Ираном Россия в Сирии тоже не только сотрудничает, но и соперничает. Ближний Восток — не единственный пример. В Афганистане союзниками России на рубеже 2000-х годов одно время выступали афганские моджахеды, которые десятилетием раньше воевали с Советской армией. В качестве потенциального союзника против ИГИЛ, уже проникшего в Афганистан, некоторые в России сейчас рассматривают афганских талибов (эти организации запрещены в РФ. — «О»). Китай союзником России не является: каждая великая держава привыкла действовать самостоятельно. Отношения с Пекином, однако,— это нечто большее, чем стратегическое партнерство. Эти отношения сегодня можно охарактеризовать как антанту — высокий уровень взаимопонимания и совпадения многих важных интересов. В военной сфере российско-китайское сотрудничество становится все более тесным. В 2019 году Россия согласилась помочь Китаю создать собственную систему раннего предупреждения о ракетном нападении. Это свидетельствует о высокой степени взаимного доверия. Геополитический контекст побуждает Россию и Китай сотрудничать еще теснее: и Москва, и Пекин находятся в конфронтации с Вашингтоном. Тем не менее обе конфронтации развиваются пока параллельно, единый фронт не формируется, чтобы каждая держава могла сохранить свободу маневра. Мой прогноз развития событий, скорее, инерционно-импровизационный. Надеюсь, что белорусский кризис заставит российских внешнеполитических стратегов всерьез заняться проблемами стран ОДКБ и ЕАЭС. Требуются аудит политики на этом направлении в последние годы, определение общих и конкретных (региональных, страновых) целей союзнической политики, выработка на этой основе общей стратегии и ее частных вариантов, не говоря уже о ревизии институтов и их реорганизации (при необходимости).

Беседовала Светлана Сухова

Метки: Лукашенко, Путин, События в Белоруссии, союзники