РАЗНЫЕ, НО ПРОБЛЕМЫ
Как выборы в США повлияют на российскую энергетику
Республиканский и демократический кандидаты имеют кардинально противоположные взгляды на развитие энергетической отрасли, но похоже, что для российского нефтегаза оба варианта сулят мало хорошего – просто по разным причинам
Напряженность в российско-американских отношениях в сфере ТЭК уже кажется привычной, как застарелый мышечный спазм: болит и ноет, но изменить нет никакой возможности, остается только радоваться, что не стало хуже и не защемило нерв окончательно. Это история с глубокими историческими корнями, большим накопленным раздражением и взаимными претензиями, которые в последние годы только усиливались и в перспективе имеют все шансы на дальнейшее обострение и – увы – почти никакой надежды на перезагрузку.
Экономика или политика?
К сожалению, энергетика изначально стала невольной жертвой политики в двусторонних отношениях. США и Россия хоть и являются крупнейшими участниками мировой энергетической торговли, почти не продают и не покупают ресурсы друг у друга. Почти нет у них и совместных энергетических проектов ни на своей территории, ни на территории третьих стран.
С точки зрения национальной энергетической безопасности ни США, ни Россия не сталкиваются с серьезными угрозами – обе страны самодостаточные, и им нечего делить для того, чтобы обеспечить свое устойчивое энергоснабжение. Невзирая на эти исходные данные, энергетика остается постоянным источником разногласий в двусторонних отношениях.
Десятилетиями две страны погружены в явные и скрытые конфликты, связанные с энергетической сферой: в доступе к энергетическим технологиям (санкции в этой области сопровождают двусторонние отношения уже полвека), на европейском газовом рынке (со времен советской сделки «газ-трубы» до нынешней борьбы вокруг «Северного потока – 2» и конкуренции российского газа с американским СПГ), в Каспийском регионе (развитие нефте- и газопроводов в обход России), в Арктике (споры о контроле над арктическими ресурсами).
Были периоды потепления, когда стороны пытались найти общие интересы и даже затевали совместные проекты, но большинство из них не оправдали надежд. Нефтегазовый проект «Сахалин-1» на Дальнем Востоке, к которому в 1996 году присоединилась американская ExxonMobil, – пожалуй, самый успешный пример сотрудничества. Хотя даже в нем многие из планов реализовать не удалось – например, экспорт газа.
Однако в целом ни попытки американских компаний войти в крупные российские газовые проекты (например, штокмановский), ни планы объединить усилия «Роснефти» и ExxonMobil для изучения и разработки арктического и черноморского шельфа, а также создать совместный Арктический научно-проектный центр, ни старания «Лукойла» закрепиться на американском розничном рынке успехом не увенчались. Правда, несмотря на слабое сотрудничество, до 2014 года противоречия в энергетической сфере не доходили до открытой конфронтации, а оставались скорее на уровне символических жестов, риторики и попыток дипломатического влияния в третьих странах.
Все изменилось за последние пять-семь лет, когда введение нефтегазовых санкций против России после украинского кризиса совпало с бумом добычи сланцевого газа и нефти в США. Этот бум резко снизил зависимость Штатов от импорта углеводородов, а по некоторым позициям (например, СПГ) даже превратил в нетто-экспортера, что немедленно столкнуло Россию и США в борьбе за крупнейшие мировые рынки – европейский и азиатский.
С 2011 года США обошли Россию по объему годовой добычи газа. Вскоре российский газовый экспорт оказался под давлением со стороны американского СПГ – не столько рыночным (все-таки себестоимость добычи и транспортировки российского газа заметно ниже), сколько политическим – под знаменем снижения импортной зависимости от России и растущего сопротивления российским трубопроводным проектам.
С нефтью ситуация повторилась немного позже – в 2014–2016 годах. Российские нефтяники с изумлением обнаружили, что многократно описанная в российской прессе экономическая неустойчивость и неокупаемость сланцевых проектов отнюдь не мешает американцам наращивать добычу нефти. С 2015 года США обошли Россию по годовым объемам добычи и нефти.
Обсуждение, что финансовая модель у американцев в сланцевой добыче «нечестная» и скоро рухнет, быстро стало в России любимой темой не только среди специалистов, но и у обывателей. Все это вывело российско-американские отношения в нефтегазовой сфере на новый уровень эмоциональной конфронтации, которая охватила куда более широкие массы населения, что все предыдущие споры.
Проблема оказалась не только в объемах добычи в США. Американские производители, не особенно заботясь о судьбах отрасли в целом, быстро наращивали производство, что привело к избытку предложения и падению цен.
Обвал нефтяных и газовых цен 2015–2016 годов заставил Россию куда серьезнее отнестись к конкуренции с США и во многом предопределил пересмотр взаимоотношений с ОПЕК. Россия впервые пошла на сотрудничество с картелем для стабилизации рынка, то есть для того, чтобы сгладить последствия неконтролируемого роста добычи в США (хотя публично это никогда не артикулировалось).
События 2019–2020 годов, когда президент Трамп парой твитов несколько раз вынудил расширенную коалицию ОПЕК+, включающую Россию, принимать выгодные для себя решения и добровольно сокращать свой экспорт, добавили неприятного осадка во взаимоотношения. Так что к нынешней избирательной кампании отношения между Россией и США уже находились в довольно плохом состоянии.
Трудности сразу и потом
Республиканский и демократический кандидаты имеют кардинально противоположные взгляды на развитие энергетической отрасли, но похоже, что для России оба варианта будут не особо комфортны – просто по разным причинам.
Дональд Трамп изначально действует в традиционной парадигме Республиканской партии, обещая снизить налоги и поддержать традиционные тяжелые отрасли (металлургию, машиностроение, угольную и нефтегазовую промышленность).
Конечно, далеко не все предвыборные обещания он исполнил: американские угольщики и металлурги так и не дождались нового расцвета, и занятость в этих отраслях продолжает сокращаться. Но выход из Парижского соглашения, сверхмягкое экологическое регулирование, а также санкции против иранской и венесуэльской нефти и газопровода «Северный поток – 2» в сочетании с твиттерным и телефонным давлением на ОПЕК+ вполне можно рассматривать как продвижение интересов американской нефтегазовой промышленности.
Так что сколько бы Трампа ни подозревали в симпатиях к Путину, для России его поддержка американских нефтяников и рост добычи нефти почти на 4 млн баррелей в сутки привели к заметной потере нефтегазовых доходов. Если Трамп останется на второй срок, он обещает сохранить и поддержку традиционной энергетики (уголь, нефть, газ – все конкурирует с российским экспортом), и исключительно мягкое регулирование нефтегазового сектора, и быструю выдачу лицензий на разработку на шельфе и в Арктике, что вряд ли порадует российских производителей.
Кандидат от демократов Джозеф Байден придерживается противоположной точки зрения на перспективы американской энергетики и выступает за возвращение к Парижскому соглашению и Зеленый курс с постепенным переходом от нефтяной индустрии к возобновляемым источникам. Его планы сделать американскую энергетику безуглеродной уже к 2035 году и выйти на полную климатическую нейтральность к 2050 году очень напоминают европейскую климатическую политику, которая уже изрядно напрягла российский истеблишмент.
Байден обещает в ближайшие четыре года инвестировать $2 трлн в перевод американской энергетики на экологически чистыe источники (включая зарядную инфраструктуру и «новые, чистые, сделанные в США автомобили»). Он также планирует ужесточить налогообложение и экологическое регулирование для нефтегазовой отрасли (отменить федеральные субсидии, ограничить выдачу новых лицензий, отменить строительство новых трубопроводов). Инвестиции в низкоуглеродные энергетические технологии, заметно урезанные Трампом, вырастут, а в зеленой энергетике будут создаваться новые рабочие места.
Для российских нефтяников такой курс может означать, с одной стороны, небольшую передышку и уход с рынка части американской сланцевой нефти и газа. Но, с другой стороны, в более долгосрочной перспективе зеленый разворот США – одного из крупнейших в мире потребителей энергии и законодателя мод в автомобилестроении – неизбежно приведет к замедлению роста мирового спроса на нефть, а также к пересмотру энергетических стратегий других стран.
Китай, Япония и Южная Корея также заявили о декарбонизации к 2060 году. А решения крупнейших участников рынка (США, ЕС, Китая, Японии, Южной Кореи) станут очень значимым фактором и для потребителей, и для инвесторов, и для производителей оборудования. Так что в случае победы Байдена усилится климатическое давление на Россию, а уж в вопросе санкций от него послаблений точно ожидать не приходится.
Конечно, помимо непосредственного влияния результатов выборов на отношения США и России, есть еще огромное количество эффектов второго порядка. Отличия в подходах кандидатов к отношениям с Ираном, Саудовской Аравией, Китаем и ЕС неизбежно повлияют на ситуацию на энергетических рынках.
Но в целом с точки зрения российского ТЭК выборы в США – это выбор между плохим и худшим. Конечно, возникает вопрос – неужели все настолько плохо и можно ли найти компромисс? С геополитической точки зрения пока никаких оснований для сближения позиций не просматривается. А энергетика тут – заложница геополитических трений.
Можно было бы, конечно, попробовать зайти с другого угла: диверсифицировать российскую экономику, делая ее менее зависимой от конъюнктуры внешних рынков (включая любые решения таких крупных участников, как США). Но таких решений во внутрироссийской повестке тоже не просматривается. Поэтому, видимо, придется просто смириться и принять дальнейшее ухудшение взаимоотношений в сфере энергетики как новую и неизбежную реальность.
