МНОГОСТОРОННИЙ МИРОПОРЯДОК БЕЗ ДОБРОГО ГЕГЕМОНА
Руководство к действию
От редакции:
Международная политическая жизнь столь сложна, извилиста, а всё чаще и абсурдна, что разобраться в ней наскоком уже не получается. Нужен вдумчивый анализ, а для него – качественный инструмент. Иными словами – без доброй теории в разнузданной практике понять ничего не получится. Журнал «Россия в глобальной политике» решил припасть к источнику мудрости – школам мысли о международных отношениях, которые для того и существуют, чтобы трактовать и объяснять происходящее.
Поэтому мы начинаем серию публикаций под рубрикой «Руководство к действию». Она отсылает к известному изречению Владимира Ленина (а он, в свою очередь, перефразировал Фридриха Энгельса), что «марксизм – не догма, а руководство к действию». Иными словами, творческое применение теории обеспечивает верную практику. В этой рубрике видные учёные-международники будут рассматривать текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. У каждого своя линза и свой угол зрения. А нашим читателям мы предоставляем возможность выбирать, кто убедительнее, чья теория лучше интерпретирует те или иные события современной политики.
Открывает серию взгляд с либеральной колокольни. Как-никак живём мы в шлейфе либерального мирового порядка, ему (и Андрею Кортунову) – первое слово.
Значение любой революции можно оценить по масштабам и глубине последующей реставрации. Английская революция началась правлением «Долгого парламента» в 1642 г. и завершилась через одиннадцать лет тиранией Оливера Кромвеля. Датой окончания Французской революции историки считают 18 брюмера VIII года Республики (9 ноября 1799 г.), когда после десятилетия смуты и насилия к власти в стране пришёл Наполеон Бонапарт. В России через десять-двенадцать лет после Великого Октября Иосиф Сталин окончательно разделался с партийной оппозицией и вплотную занялся реализацией своего имперского проекта.
Дональду Трампу в этом смысле повезло меньше – на революционные преобразования Америки и всего мира история отпустила ему всего четыре года. Вероятно, вынужденная краткость его правления – одна из причин того, почему революция Трампа оказалась столь поверхностной и непоследовательной. 20 января 2021 г. в Соединённых Штатах началась эпоха реставрации, которая неизбежно окажет существенное воздействие не только на сами США, но и на остальной мир. Впрочем, сменившего Трампа Джо Байдена трудно сравнить с Кромвелем или с Наполеоном I. Пока команда нового президента, скорее, напоминает тех представителей династии Бурбонов, которые вернулись в Париж с обозом армий союзников и которые, по словам современника, «ничего не забыли и ничему не научились».
Что обещает эпоха реставрации мировой политике? Сорок шестой президент уже сказал все правильные слова о своей приверженности международному праву, об уважении к международным организациям, о стремлении к компромиссам и склонности к многосторонним переговорным форматам. Но какое содержание он вкладывает в эту риторику?
Судя по некоторым признакам, в голове нового хозяина Белого дома присутствует несколько упрощённое представление о том, как должен управляться мир.
…За длинным переговорным столом сидят Ангела Меркель, Эммануэль Макрон, Ёсихидэ Суга, Джастин Трюдо и другие лидеры ведущих демократий западных демократий. Где-то на приставных стульях боязливо жмутся друг к другу главные автократы – Владимир Путин, Си Цзиньпин, Реджеп Тайип Эрдоган и принц Мохаммед бин Салман. Во втором ряду разместились руководители ООН, Европейского союза, НАТО и прочих важных международных организаций. Во главе стола на председательском месте восседает, разумеется, президент Соединённых Штатов. Идёт жаркая дискуссия по острым проблемам, высказываются разные точки зрения, приводятся весомые аргументы. Председатель внимательно слушает, задает уточняющие вопросы, следит за тем, чтобы дискуссия не выходила за рамки приличий и чтобы каждый участник имел возможность высказаться. Наконец, совещание завершается, и председатель объявляет о своих решениях, основанных на максимально возможном учёте всех высказанных соображений. Уставшие, но довольные участники совещания разъезжаются по своим столицам, чтобы начать реализовывать принятые решения…
Если таковы представления нового президента США о международной многосторонности, то его ждут крупные разочарования. Реставрировать старую систему мировой политики в полном объёме не удастся. Реставрация Байдена, как и предшествовавшая ей революция Трампа, в любом случае будет неполной, частичной и поверхностной. Возрождение многосторонних форматов «после Трампа» неизбежно; ростки многосторонности так или иначе будут пробиваться через бетон геополитического противостояния великих держав. Но многосторонность «эпохи Байдена» – это не механическое воспроизводство многосторонних моделей времен Барака Обамы или Билла Клинтона. Ведь в ответ на революцию Трампа мир уже начал осваивать новую модель многосторонности – многосторонности без явного «доброго» (benign) гегемона.
За два месяца до инаугурации Байдена во Вьетнаме пятнадцать государств азиатско-тихоокеанского региона подписали соглашение о создании Всеобъемлющего регионального экономического партнёрства (ВРЭП). Был дан старт крупнейшей в мире зоне свободной торговли, охватывающей территорию с населением в 2,2 млрд человек и совокупным ВВП в 28 трлн долларов (примерно треть общемирового). В соглашение вступили как либеральные демократии, так и авторитарные режимы, как союзники и партнёры, так и оппоненты Вашингтона. Присоединения самих Соединённых Штатов – в отличие от Индии – к этому соглашению никто не ждёт. Причём главным локомотивом ВРЭП выступил не Китай, как можно было бы предположить, а группа стран АСЕАН, работавшая над этим проектом в течение двух десятилетий.
Кстати, о Китае. Другое событие, случившееся за три недели до инаугурации Байдена – успешное завершение многолетних переговоров между Европейским союзом и Китаем по инвестиционному соглашению. Это большой личный успех канцлера Ангелы Меркель и недвусмысленный сигнал новой американской администрации о том, что Брюссель не будет ждать предварительного одобрения Вашингтона, когда речь идёт о жизненно важных интересах Европы. Конечно, соглашение ещё должно быть одобрено всеми европейскими лидерами и пройти ратификацию в Европарламенте, но принципиально изменить его, а тем более торпедировать администрация Байдена уже не в состоянии.
Отступив чуть дальше в прошлое, нелишне вспомнить, что демонстративный выход США из ВОЗ не привёл к цепной реакции таких же шагов со стороны даже ближайших американских партнёров, а отказ Вашингтона от участия в Парижских соглашениях по климату не вызвал немедленного коллапса этих соглашений. Напротив, международное сообщество сумело минимизировать последствия американского обструкционизма, и именно Джо Байдену приходится теперь «прогибаться под мир», пересматривая принятые ранее односторонние решения своего предшественника.
Легко предсказать, что Джо Байден постарается восстановить дисциплину в нестройных рядах своих партнёров, используя привычные инструменты – такие как НАТО и систему двусторонних договоров с союзниками. Но насколько Байдену удастся добиться лояльности от того же Эрдогана, сказать трудно. Скорее турецкий лидер будет, как и раньше, апеллировать к НАТО лишь по мере необходимости, позволяя себе самые экстравагантные внешнеполитические кульбиты.
Новая многосторонность вообще, вероятнее всего, будет складываться не в рамках старых институтов, а вокруг общих проблем и конкретных проектов.
Проблемно-проектный подход к международному сотрудничеству будет всё больше замещать собой традиционный институциональный подход.
На место пробирочной многосторонности, складывавшейся в тепличных условиях военного-политических союзов (НАТО) или интеграционных группировок (Евросоюз) приходит естественная многосторонность, растущая, так сказать, в открытом грунте.
Президент Байден заявил о стремлении возродить альянс демократий, основанный на общих ценностях. Но грядущая многосторонность будет складываться не столько вокруг общих ценностей, сколько вокруг общих интересов. Вероятно, одним из результатов многостороннего сотрудничества могла бы стать конвергенция отдельных ценностей. Но конвергенция ценностей, как показывает опыт последних лет, ни в коей мере не является предварительным условием такого сотрудничества.
Возникающая на наших глазах многосторонность нового типа позволяет составить общее представление о том, каким окажется будущий мировой порядок. В частности, она показывает, что Соединённые Штаты совсем не обязательно должны стать главным архитектором и строителем этого порядка или что для его строительства обязательно нужен благожелательно настроенный глобальный гегемон. Возникающая многосторонность не требует и того, чтобы все её участники непременно были либеральными демократиями – она способна вобрать в себя акторов с самыми различными политическими системами.
Что же касается Соединённых Штатов, то американскому руководству придётся привыкать к тому, что Вашингтон не всегда и не везде способен выступать как deal—maker. Как и все другие страны мира, США во многих случаях будут вынуждены довольствоваться ролью deal—taker. Такой переход неизбежно окажется крайне болезненным для тех многочисленных групп политического истеблишмента, которые сформировались в эпоху биполярного, а тем более – однополярного мира. Сможет ли администрация Байдена преодолеть хотя бы первый этап этого перехода с минимальными издержками для Америки и остального мира – вопрос пока открытый.
