НОВОЕ КАЧЕСТВО ГЕОПОЛИТИКИ И РОССИЯ
Российский Совет по международным делам
«Кабинетные войны», BigTech/BigPharma и «ирония объекта»
Как будто он медленно покидал привычный мир
и слышал его язык в последний раз.
Он улыбнулся, подумав, что именно беспорядок,
хаос и анархия дома его отца, как и запах
прелых овощей, одержат верх в его душе.
Портрет художника в молодости, Джеймс Джойс
Устранить народ
«Бесы», Ф.М. Достоевский
Зиганшин-буги, Зиганшин-рок
Из песни Аркадия Северного, 1960 год
Никогда и ничего не просите!… Сами
предложат и сами все дадут!
Мастер и Маргарита, М. Булгаков
Геополитика явно приобретает новое качество, смешивая черты недавнего и более отдаленного прошлого и эволюционируя, в том числе, в направлении биополитики. Ключевую роль здесь играют США, и потому будущее Америки, борьба за которое разворачивается в самой этой стране, будет иметь значение для всех, но прежде всего для тех, кто наследует Европейскую цивилизацию, а значит, и для России. Уже во второй раз Западная цивилизация теряет равновесие вследствие безоглядной рыночной глобализации. В первой половине XX в. это обернулось новой Тридцатилетней войной (если суммировать две мировые войны и передышку между ними, включая Великую депрессию) и первым в современной истории опытом биополитики на европейской почве в форме фашизма/нацизма. Что ждать сейчас, в условиях новой деглобализации, которая осложняется переломом в поступательном развитии исторического Запада и связанной с этим «ломкой» у западных либеральных элит на уровне политической психологии?
Популярный британский телеведущий Джереми Паксмен в своей книге «Империя. Что правление миром сделало с британцами» (2011 год) писал: «Британцы вышли из двух мировых войн на стороне победителей и поэтому никогда не испытывали необходимости кардинального обновления/перемен (to reimagine themselves)… Все, что требовалось, это готовность принять себя такими, какие они были до этого, только в уменьшенном варианте». Именно такая перспектива встает перед США и Западом в целом. Западные элиты мыслили себя наследниками Римской империи. Значит ли это, что надо ожидать авторитарной мутации либерализма и всей западной демократии вследствие разрушения среднего класса и возвращения англосаксонского капитализма — после паузы послевоенного периода — в прежнее состояние воспроизводства неравенства и буквально лишних людей (в отличие от «лишних людей» нашей литературы)?
Америка: «окаянные дни»?
Только история покажет, переживает ли Америка момент, столь пронзительно описанный И. Буниным, или розановское — «как Бог задул свечку». Очевидно только одно, что сходства с большевизмом/шигалевщиной слишком много. Это, прежде всего, ставка на разношерстных маргиналов в ущерб интересам и ценностям белой Америки, укорененной в своей стране, в то время как у электората Демпартии транснациональные/космополитичные ценности, практически никак не связанные с родной страной, а значит, отрицающие само понятие патриотизма. Понятно, что США находятся на грани радикальной трансформации. Её исход будет означать конец агрессивной державы, воплощающей идеологию и предрассудки ее либеральной англосаксонской протестантской элиты. Но на смену может прийти новое большинство — не менее агрессивное, с интервенционистскими замашками и налетом мессианизма. Эта мутация либерализма не менее опасна для внешнего мира, в том числе и для России.
Похоже, что американская элита готова напоследок «хлопнуть дверью» в полном сознании того, что это — путь к спасению. Об этом свидетельствует то, как проходили на днях американо-китайские переговоры в Анкоридже. Американская сторона, представленная госсекретарем Э. Блинкеном и помощником Президента по национальной безопасности Дж. Салливаном, пыталась нудно, «по бумажке» и не без фанатизма поучать китайцев, натолкнувшись на жесткий отпор. Очевидно, что Китай уже «вырвался из клетки» на геополитический оперативный простор: его нельзя ни изолировать, ни «закрыть», ни сдержать — только договариваться на его условиях, к чему в Вашингтоне явно не готовы.
Тупик в американо-китайских отношениях обусловливается в том числе пресловутой ориентализацией внешней политики США, то есть боязнью «потерять лицо», что вряд ли получится, когда тебя откровенно и при том публично «посылают». Китайская сторона вслед за Вашингтоном отбрасывает дипломатичность в том числе и потому, что Глобальный финансовый кризис 2008 года (с тех пор он стал перманентным, своего рода «новой нормальностью») и вскрывшийся в последние годы системный кризис самого американского (и западного в целом) общества начисто разрушил бытовавший у них пиетет перед Америкой и заставил их думать за себя. Тем более, что после опыта с Трампом у Китая были все основания полагать, что выборы 2020 года выиграли также и они, и что предстоит «нормализация» дипломатии США, которая распространится не только на союзников, но и на отношения с ними. Прошло также время, когда Пекин считал уместным прятаться за спину Москвы.
Вместо «нормализации» новая администрация пошла по пути дальнейшего обострения отношений с Москвой, о чем более чем убедительно свидетельствует инцидент с недавним интервью Дж. Байдена, который — в записи, а не в прямом эфире! — оскорбил президента В. Путина. Намеренность этой ситуации, как никогда, поставила наши дипотношения на грань разрыва. Кремль пошел по другому пути, подсказанному таким явлением, как карнавализация всей западной политики, которая также говорит о вызревшей трансформации исторического Запада. Отсюда один шаг до «получения кайфа/fun» за американский счет и даже, кто знает? прорыва в Интернет по пути, указанному Трампом.
Сосредоточенность нашей реакции на слабых местах Байдена, связанных с его возрастом и состоянием здоровья, позволяет также предполагать, что именно на контакты лидеров (трудно представить, чтобы Кремль принимал звонки К. Харрис) будут замыкаться с нашей стороны все попытки Вашингтона сотрудничать с нами в интересующих его вопросах, будь то Иран (СВПД), Афганистан (здесь новая администрация выдвинула план, возлагающий надежды на договоренность под эгидой ООН в широком кругу регионалов с участием в том числе России, Китая и Ирана) или процесс контроля над вооружениями, где нам ничего не нужно кроме продления СНВ-3 (как в свое время от Украины нам нужен был только Крым), в то время как у США нет ресурсов вести одновременно две гонки вооружений — высокотехнологичную с Россией и традиционную количественную с КНР. О состоянии американского ВПК, пустившегося в откровенный разврат «распила» денег налогоплательщиков после окончания холодной войны, многое говорит провал 20-летней программы создания истребителя пятого поколения F-35, на которую уже ушло 1,3 трлн долл. (в ближайшее время ожидается официальный отказ от нее). Пока в ВПК мыслили категориями «однополярного момента», глобальная ситуация резко изменилась, выставив США в образе если не «голого короля», то во всяком случае догоняющего с резко сократившимися ресурсами. Пока этот разрыв восполняется риторикой, не подкрепленной делами, а то и откровенной словесной агрессией. Даже союзники страхуются на предмет возможных вывертов американской политики, подписав инвестиционное соглашение с КНР (Евросоюз) и договорившись о создании зоны свободной торговли в формате Всеобъемлющего регионального экономического партнерства/ВРЭП (Австралия, Япония и Южная Корея).
«Кабинетные войны» нашего времени
Таким образом, в своей инерции на российском и китайском направлениях, когда имперский стиль становится политикой, США сталкиваются со своего рода неконфронтацией/невойной — «ни мира, ни войны», если цитировать Троцкого, который гениально предугадал такую возможность. Такие отношения, в которых у партнеров США нет позитивных ставок, чреваты «кабинетными войнами» XVIII века в Европе, на смену которым пришли войны революционные — наполеоновские и Война за независимость в Северной Америке — и затем первые тотальные, имея в виду Крымскую войну («нулевая мировая») и Гражданскую в США. Теперь, когда очевиден абсурд ядерного конфликта, который уже не подкреплен идеологическим, экзистенциальным императивом, воссоздается то, что Жан Бодрийяр (в своих «Фатальных стратегиях» 1983 года) назвал «ограниченным, человеческим пространством войны», когда «вооружение вновь обретет свою потребительную стоимость».
Эти «кабинетные войны» (такое предположение уже делал А. Фененко) будут обретать гибридный характер и носить форму маневров, военных демонстраций, в том числе новейших видов вооружений, применения нелетальных средств (РЭБ), отказа от «деконфликтинга» в Сирии, военных действий через подставных лиц и ЧВК (США засчитывают потери своих ЧВК, скажем, в Ираке), киберопераций и ограниченных инцидентов в воздухе и на море, скажем, вдоль российских и китайских границ, которые за отсутствием войны полномасштабной обретут гипертрофированное символическое значение чуть ли не «четвертой мировой», разыгранной на ограниченном пространстве в ограниченный промежуток времени, но с тяжелыми имиджевыми последствиями (при том, что третья — по Бодрийяру, «чистая война» или «гиперреальная и бесконечно сдерживающая форма ведения войны» — имела место в эпоху биполярной конфронтации второй половины XX века). Сюда следует добавить всякого рода заявления, не подкрепленные фактами, игнорирование действий друг друга, их публичная подача каждой из сторон сообразно своим интересам, что будет создавать параллельную реальность и обеспечивать призрачность/фантастичность всего происходящего.
Пример такого непрямого противостояния дают действия России и Турции в Сирии. Здесь будет важно не пропустить удар, поскольку ответ, отложенный во времени, а не мгновенный, уже не говоря о «махании ядерными кулаками», будет сам по себе невозможен, так как будет выглядеть несоразмерной эскалацией. То есть Пекин вслед за Москвой может втянуться в «асимметричную конфронтацию» (определение В. Гарбузова) с США, давая ответ на экономический и риторический прессинг на военно-политическом уровне. Хотя возможны и меры невоенного характера, например, временная закупка в госрезерв титана и редкоземельных металлов в связи с законодательным запретом их экспорта в США.
Американцы могут согласованно разыгрываться Москвой и Пекином, которые в равной мере заинтересованы в силовой терапии/контрсдерживании Америки, имея в виду демонстрацию ее военного бессилия/слабости, или, другими словами, слом силового стержня всего агрессивного самосознания американских элит, будь то либеральных или консервативных. Разумеется, ни либералы, ни консерваторы не готовы будут взять на себя ответственность за такое развитие, которое, безусловно, будет иметь внутриполитическую проекцию. Собственно, об этом идет речь, когда в США раздаются голоса в пользу отказа от «двойного сдерживания» (одновременно России и Китая) в пользу нормализации с Москвой в надежде добиться ее «стратегической автономии» от Пекина. Кстати, Том Грэм в свое время писал в «Нью-Йорк таймс», что одна из главных причин проблем Москвы с американской элитой — это то, что мы не признали своего «поражения в холодной войне», без чего «победа» США не была полной. По существу, того же американцы требуют теперь от Пекина, только авансом, без ведения холодной и иной войны.
Тем временем высококонкурентная среда в самих США сохраняется, причем в том числе как следствие последних выборов, на которых Трамп и его электорат не признали своего поражения, подрывая, тем самым, одну из фундаментальных основ национальной политической практики. Президент Байден завышает ставки в отношениях/неотношениях с Россией и Китаем и спотыкается на трапе, тогда как Трамп собирается вернуться к прямому общению со своим электоратом на неназываемой независимой платформе (в Твиттере у него было свыше 88 млн последователей, за него проголосовали более 74 млн избирателей). Хотим мы того или нет, нам придется исходить из того, что внешняя и внутренняя политики США оказались тесно взаимосвязаны и трудно определить, которая из них является продолжением/функцией другой. Нельзя также ориентироваться целиком на опыт робкого геронтократического руководства позднего СССР, которое, тем не менее, ввергло страну в войну в Афганистане. В США мы имеем дело с либеральной элитой (клан Клинтонов и др.), стоящей за Байденом, которая уверена, что взяла реванш за 2016 год. О ее робости пока говорить не приходится. Надо ли тогда бояться развязывания Вашингтоном «большой войны»?
BigTech/BigPharma: биополитика как «большая стратегия» внутри и вовне?
Не будем забывать, что фашизм/нацизм был столь же внутренней, сколь и внешней политикой соответствующих режимов. Сейчас, когда IT-монополии открыто осуществляют корпоративную цензуру соцсетей, а их владельцы (тот же Марк Цукерберг) не скрывают своих политических амбиций, впору задуматься о судьбах американской демократии и западной демократии вообще, при том, конечно, что все имеет исторически преходящий характер. Ситуация осложняется тем, что пандемия отмечена практикой фактического введения элементов чрезвычайного положения без его формального объявления в соответствии с соответствующим законодательством (вне зависимости от санкционируемых парламентом ограничительных мер). Мало того, что фармацевтический бизнес выходит на первое место по генерированию прибыли в западной экономике (в США на долю медицины приходится 17% ВВП против 3,5–4% на оборону, тогда как в ФРГ — только 9%), лидеры IT-корпораций (Билл Гейтс) активно участвуют в дискуссии по пандемии и путях ее преодоления. Такая смычка, понятно, дает повод для всякого рода теорий заговоров («чипизация» через вакцинирование и т.д.). Надо ли взирать на происходящее с благодушием?
Может быть, если бы не исторический опыт Западной цивилизации, который оправдал все европейские антиутопии, включая предсказания Дж. Оруэлла. В ситуацию вклинивается такой фактор, как искусственный интеллект/ИИ. Более того, вся послевоенная внешняя политика США исходила из того, что необходимо стирать культурно-цивилизационные различия, поскольку они-де являются главным источником международных, да и внутренних конфликтов. Утопичность этой цели доказана на опыте самих западных стран (Брекзит, Каталония и т.д.). Если и удалось в чем-то преуспеть, так это в унификации среднего класса — с его общими уровнем достатка и характером потребления, на основе чего утверждались наднациональные/космополитичные ценности. Но средний класс на Западе разрушается.
Сомневаюсь, что возможен цивилизационный синтез как решение проблемы, хотя он и так имел место на протяжении всей истории в форме взаимопроникновения и обогащения культур. Требуются терпимость, взаимное уважение и элементарная совместимость культур, о чем говорит весь накопленный опыт и наш в частности. Проблема возникает тогда, когда одна из культур претендует на всеобщность с навязыванием своих ценностей и практик другим цивилизациям, что характерно как раз для Западной цивилизации. Этот тренд подкреплен стремлением к всемирности самого капитализма, одним из проявлений которого является глобализация, прошлая и нынешняя. Нужен не столько синтез, сколько возвращение в международных отношениях к общему знаменателю, изложенному в универсальных правочеловеческих инструментах ООН по состоянию на конец 60-х гг. прошлого века. Наработанные с тех пор новые ценности должны оставаться достоянием соответствующих национальных государств.
В дело вступает следующий этап политики антиутопий, уже вполне в духе предупреждений Достоевского, которого, странным образом, в равной мере не любили Ленин и иже с ним и либералы. Теперь наступление идет на саму личность и свободу человека, причем как якобы единственный способ спасения человечества. Преемственность подавления свободы человека слишком уж очевидна: нужно все то же «послушание» основной массы населения, обретение им «первобытной невинности». И кто будет на ролях Великого инквизитора и Ивана-царевича? Готов ли будет западный «гражданин кантона Ури» последовать за Ставрогиным или, наоборот, будет счастлив своим новым призванием? Петр Верховенский жаждал пролетариата: так ли уж отличается от него, по современным меркам, электорат Демпартии США, который, кстати, широко представлен в американских вооруженных силах? Насколько готова эта «рабоче-крестьянская армия» отстаивать в реальной войне «дело» белой Америки, дав ему новую агрессивную/революционную интерпретацию? Вопрос компенсационных выплат за рабство афроамериканцам создает дополнительный элемент культуры зависимости от государства, и без того резко возросшей в условиях борьбы с экономическими последствиями пандемии. В целом получается движение в направлении советского опыта, только под другими лозунгами.
Можно ожидать дальнейшего обострения ситуации в США. В ноябре 2022 г. предстоят промежуточные выборы в Конгресс. На обострение будет работать и возможная в любой момент передача поста президента вице-президенту К. Харрис в силу неспособности Байдена нести это бремя по состоянию здоровья, поскольку вскроется «двухходовая» комбинация верхушки Демпартии: прийти в Белый дом через объединяющую фигуру Байдена и заодно устранить Б. Сандерса и его сторонников от участия в управлении страной. Что скажет на это электорат Трампа? Вопрос о международной легитимности такой передачи власти вроде как не встает, так как формально это соответствует Конституции США. Но у международных партнеров Америки все же останется выбор — в зависимости от реакции внутри страны, — как и на каких условиях вести дела с новым президентом. Собственно, этим, наверное, и можно отчасти объяснить провокационное поведение Байдена по отношению к России: вести дела с нами ему не придется?
Ввиду угрозы создания американцами глобального «цифрового концлагеря» как варианта своего невоенного доминирования, для России и Китая, как никогда, становится актуальной ставка на суверенизацию Интернета и самодостаточность в фармацевтической отрасли, включая, возможно, ее национализацию. По крайней мере, это следует из опыта создания вакцин против COVID-19 и политизации данного вопроса (как если бы речь шла о новом измерении идеологического противостояния).
Симуляция и «ирония объекта»
Бодрийяр писал о симуляции, когда то или иное явление поглощает всю энергию своей противоположности. Он также пишет о суверенности эфемерных моделей и соблазне, который сам по себе головокружителен. Легко предположить, что в сотрудничестве с BigTech/BigPharma либеральная элита Америки сделает ставку на тотальную/конечную демократию большинства (как это сделали большевики), несмотря и вопреки воле остальной части населения страны. Тогда линия разлома в Европейской цивилизации пройдет через Атлантику (и, возможно, Ла Манш). В этих условиях (а падение экономики в ЕС превышает американский уровень в два раза, тогда как США значительно больше средств направили на экономическую стабилизацию) Европа не только не сможет себе позволить участвовать в сдерживании Китая, но и не обойдется без позитивных отношений с Москвой, дабы сохранить свою хрупкую демократическую субъектность в мировой политике. Выбирать, однако, европейцам. Многое покажет исход выборов в ФРГ в сентябре этого года и во Франции в мае следующего. Но в Москве должны быть готовы занять сторону Европы в этом натиске англосаксов на демократию с ее свободой и правом на инакомыслие.
Не менее уместна другая категория Бодрийяра — «ирония объекта»: когда объект банальной политики избирает фатальную стратегию, вследствие чего инициатива переходит к нему. Яркие примеры, на мой взгляд, дает Россия — в войне с Наполеоном и гитлеровской Германией: и там, и там банальность западного мышления столкнулась с фатальностью российской реакции. То же можно сказать и о реакции Китая на японскую агрессию во Второй мировой войне. В этой связи можно согласиться с определением Западной цивилизации как «цивилизации блефа». Столкнувшись с банальной стратегией сдерживания со стороны США, Россия и Китай выбирают фатальность, стратегию, восходящую к их судьбе и историческому призванию. Может показаться чрезмерно смелым предполагать, что американцы могут пойти по пути Берлина и Токио, связанных сходной, по прусскому образцу, модернизацией в XIX веке, что и предопределило их общую судьбу в XX веке, несмотря на принадлежность к различным культурам и цивилизациям. Но инерция американской политики, укорененная в другой эпохе, пока указывает на войну на два фронта. Известно, чем это закончилось для Наполеона, Германии (в двух мировых войнах) и Японии.
Нельзя войти в один и тот же поток дважды. Поэтому надо рассчитывать на неуспех в конечном счете как либеральной контрреволюции в США (если считать консервативную альтернативу Трампа его революцией), так и предполагаемой «большой стратегии» их либеральных элит во внешней политике. Москва и Пекин, сами того не предполагая, оказываются в состоянии управлять (manage) ситуацией с «банальной» Америкой, вступившей в свое трансфинитное существование, которое (как и все идейно-политическое наследие прошлого века) может быть преодолено только на путях радикальной трансформации. Ее результатом, так или иначе, рано или поздно, станет нормализация Америки, Америка, совместимая с остальным миром нашего времени.
Из детства вспоминается знаменитый инцидент с баржей, унесшей в январе 1960 года в Тихий океан четырех российских военнослужащих, которых спасли американцы. Но потом последовали Гэри Пауэрс (1 мая того же года) и Карибский кризис 1962 года. Сорвалось то, что могло бы стать новым, позитивным началом в глобальной политике (это было возможным и впоследствии, до убийства Дж. Кеннеди). Хотелось бы верить, что аналогичная ситуация может вызреть уже в ближайшей перспективе — чисто объективно и вследствие продуманной контригры Москвы и Пекина — и тогда этот шанс нельзя будет упустить. А пока приходится мириться с неопределенностью в духе жизни как «коробки шоколадных конфет» мамы Форреста Гампа/Тома Хэнкса, который гениально показал всю виртуальность/блеф реальной Америки.
