ПОСЛЕ МИРОВОГО ПОРЯДКА
Россия и постсоветские страны
Психологически Россия пережила ту эпоху, когда восстановление общности в рамках СССР казалось необходимым. Как в новое время будут развиваться другие постсоветские страны? 26 марта наш главный редактор Фёдор Лукьянов провёл лекцию «Южный Кавказ после мирового порядка». Читайте краткие тезисы его выступления.
Пару лет назад ещё можно было спорить, живём ли мы в переломную эпоху. Сейчас в этом нет сомнений. Чтобы правильно расположить сегодняшние события в историческом контексте, придётся вернуться на тридцать лет назад, когда начались изменения, которые считались судьбоносными – и это, несомненно, так. Но спустя годы оказалось, что это был не финал процесса, а только начало. Сегодня распад Советского Союза видится несколько иначе, поэтому оценки его должны быть более стереоскопическими, чем раньше.
В 1991 г. было преставление, что самое главное уже случилось. Система, определявшая реальность на протяжении 45 лет и основывавшаяся на конкуренции между так называемым соцлагерем и так называемым свободным миром, закончилась.
Любопытно, что ещё за год до фактического роспуска СССР вряд ли кто-то мог предположить, что такое случится и случится так стремительно. Причём это касается и зарубежных оппонентов. Запад испытал чувство эйфории в том числе и потому, что победа в холодной войне досталась ему довольно легко. То, что такой страшный враг, как Советский Союз, взял и самоликвидировался, не только стало приятным сюрпризом, но и было воспринято как доказательство того, что Запад был во всём прав. Из этого чувства собственной правоты развились проблемы, приведшие к нынешней ситуации. США восприняли случившееся как карт-бланш на управление международными процессами, не обращая внимания на то, как к этому относятся другие.
Возможно, это было неизбежно: в годы после распада СССР Россия боролась за выживание, Китай только набирался сил и обретал уверенность в себе, не стремясь к конфронтации. А когда нет противовесов, конкурирующей идеи, то та идея, которая чествует себя не ограниченной, ведёт себя так, как хочет. И до нулевых годов эта идея была предопределённой и доминирующей.
Предопределённость отражена в метафоре Фрэнсиса Фукуямы о конце истории. Главная мысль понятна – одержав этическую, моральную, интеллектуальную победу, Запад привёл историю к некому оптимуму, и стало понятно, в каком направлении должен развиваться мир. Эта модель, несмотря на все эксцессы, действовала до Года Великой пандемии.
В политическом смысле линейность такого развития стала подвергаться сомнению ранее – ещё в 2000-е годы, когда США стали сталкиваться с препятствиями, которых они не ожидали: 11 сентября, трения с Россией, которая стремилась встроиться в западоцентричную систему, но в силу разных причин у неё не получилось. Тем не менее в экономическом смысле линейность глобализации казалась неизбежной. Была уверенность, что глобальная экономика, тотальная открытость и мобильность сохранятся в любой политической ситуации, поскольку это всем выгодно и удобно. Но оказалось, что это не так.
Самое примечательное, что сопротивление возникло в тех обществах, элиты которых эту глобализацию двигали.
Именно эти общества стали задавать вопрос: а нам-то что от этого? К середине 2010-х годов это недовольство выплеснулось в Великобритании – в виде Брекзита – и в США – в виде прихода Дональда Трампа на пост президента. Оба явления сложные, не одинаковые по своей архитектуре, но подтверждающие кризис того, что было объявлено магистральным путём развития. Прошедший год поставил на прежней системе мира если не точку, то многоточие такой длины, что непонятно, что за этим последует. В пандемию выяснилось, что большинство глобальных связей может быть свёрнуто буквально в течение недели.
В обозримый период внутренние дела государств будут в нарастающей степени диктовать всё остальное. Государства должны обеспечивать граждан рядом базовых вещей: прежде всего физического выживания и безопасности. Меньше всего речь будет идти о комфорте, хотя предыдущие годы комфорт был на первом месте. Эпоха великодержавного соперничества, которое в том числе выражалось в виде экспансий, сменяется на что-то другое, поскольку экспансии создают не меньше проблем, чем решают.
Созданные после Второй мировой войны международные институты брали на себя большую часть ответственности. После окончания холодной войны какие-то институты усилились, какие-то ослабли, но в целом эта ситуация сохранялась. Однако это был шлейф предшествующего периода. Та эпоха закончилась, и сейчас институты перестают функционировать. Институциональная структура мира переживает кризис, а значит – ответственность в ещё большей степени ложится на государства, с которых, в свою очередь, больше спрашивают общества. Хотя мир, в котором государства настолько повёрнуты в себя, – непривычен.
В эту новую эпоху Южный Кавказ, как и другие региональные конгломераты мира, должен себя по-новому ощущать и себя позиционировать.
Начинается новый этап в развитии этой территории. Сегодня страны, возникшие в результате распада СССР (все, включая Россию), должны сдать экзамен на аттестат зрелости, доказать (прежде всего – себе), что они являются дееспособными.
Государства постсоветского пространства развивались в основном по двум сценариям: они либо играли на противоречиях крупных игроков, либо присоединялись к кому-то и жили за счёт этого присоединения. Сегодня даже те крупные страны, внешние державы, которые вели арьергардную борьбу за расширение территории, начинают переосмысливать себя, спрашивая – а надо ли им самим это. Соответственно, модель поведения тех, за кого соперничали, тоже должна меняться.
В последние годы мы наблюдаем, как постсоветские страны лихорадит. Бурные политические процессы – среди прочего результат смены поколений, но не только. Так что переход в другое качество должен произойти. Вопрос только в том, все ли получат аттестат зрелости.
Сейчас никто не может предсказать, как будет выглядеть мир, Европа, Евразия через двадцать лет.
Россия – тоже часть этого постсоветского пространства. Так получилось, что из-за огромной территории и имеющихся ресурсов ей не нужно доказывать самостоятельность, однако нужно доказывать другое: готовность к развитию и изменениям, поскольку помимо ресурсов, для развития нужны ещё какие-то другие качества.
Россия меняется, в том числе и её отношение к странам-соседям. Многие с интересом и изумлением наблюдали за тем, что происходило в Нагорном Карабахе осенью прошлого года. Многих удивило, как сдержанно и расчётливо повела себя Россия. Психологически Россия пережила ту эпоху, когда восстановление общности в рамках СССР казалось необходимым.
