ГЛОБАЛЬНАЯ РОЛЬ ЕС ПРЕДСКАЗУЕМА. НО НЕ ЕГО ОТНОШЕНИЯ С РОССИЕЙ
Брюссель хочет научиться языку жесткой силы
Идея превращения Европы в глобальный центр силы не нова. Проект Пан-Европы, равной Британскому Содружеству, Пан-Америке и Советскому Союзу появился 100 лет назад, задолго до образования Европейского союза. Однако конкретные очертания эта идея приняла лишь в наше время с принятием Евросоюзом в 2016 году Глобальной стратегии безопасности, где была прописана цель движения ЕС к стратегической автономии.
Императив стратегической автономии
Если выделять только одну главную причину движения Европы в сторону стратегической автономии, то таковой будет являться, несомненно, кризис евро-атлантического партнерства, поставивший под сомнение готовность США защищать европейские интересы в постбиполярном мире. Конец двустороннего противостояния развел интересы США и Европы, которая ушла из списка первоочередных приоритетов Вашингтона в сфере безопасности. Эти изменения вкупе с новыми вызовами безопасности Европе – от миграционного кризиса до региональных конфликтов – поставили перед руководством ЕС задачу обретения стратегической самостоятельности для защиты европейских интересов в мире, который все больше сдвигается от многостороннего сотрудничества к силовой политике.
По сути, стратегическая автономия – это курс на превращение ЕС в полноценный центр силы, обладающий полным набором атрибутов, которые присущи глобальным игрокам. В связи с этим руководство ЕС выделяет несколько интеграционных направлений для устойчивого развития в четырех сферах – цифровой, «зеленой», социально-политической и оборонной. Причем создание автономного военного потенциала играет определяющую роль в выстраивании глобальных позиций Европейского союза, который создавался как антипод жесткой силы. Как говорил верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель, стратегическая автономия – не роскошь, а необходимость, и чтобы не быть зажатым в схватке титанов и уметь защищать свои интересы, ЕС должен научиться языку жесткой силы.
Реалии полицентричного мира
Полицентричный мир, в который предстоит встраиваться Европейскому союзу, более гибок и подвижен, чем биполярный мир. Сегодняшние оппоненты завтра могут стать партнерами – и наоборот. Чрезмерное ослабление противника не обязательно дает выигрыш, поскольку оно способно резко усилить третью сторону и создать еще большую угрозу, чем исходила от прежнего оппонента. Непомерное усиление одной из сторон не гарантирует победу – оно сплачивает против нее другие центры силы и неизбежно ведет к проигрышу, если она вовремя не остановится. Иными словами, в полицентричном мире в самом выигрышном положении оказывается та держава или коалиция, которая построит лучшие отношения с другими центрами силы, чем они имеют между собой. Это значит, что глобальные позиции Европейского союза, помимо психологических, политических, материально-технических, финансовых и прочих проблем, связанных с развитием стратегической автономии внутри ЕС, будут в немалой степени зависеть от отношений Евросоюза с другими центрами силы – США, Китаем и Россией. Не будет преувеличением сказать, что европейская политика в отношении этих центров силы будет определять и постпандемические международные отношения, в частности динамику их конфигурации – полицентричную или биполярную.
Цели европейской внешней политики по Боррелю
Боррель, выступая на презентации своей книги «Европейская внешняя политика во времена COVID-19», сказал, что внешняя политика ЕС – это изменение внутренней политики других стран. «То, что для нас внешняя политика, для других означает внутреннюю политику», – уточнил он.
Такая позиция главы внешнеполитического ведомства ЕС вызывает в равной степени и удивление, и озабоченность. Во-первых, целью внешней политики любого государства или объединения государств во все времена являлось обеспечение максимально благоприятных внешних условий для его жизнедеятельности, прежде всего через укрепление международной стабильности и безопасности. Права человека могут и должны быть частью внешнеполитической повестки, но они не могут вытеснять другие вопросы, связанные с международной и региональной безопасностью, – урегулированием региональных конфликтов, борьбой с распространением оружия массового поражения, контролем над вооружениями и т.д.
Во-вторых, позиция Борреля является отступлением от Глобальной стратегии безопасности ЕС, первого реалистичного концептуального документа, где традиционную риторику о продвижении демократии заменило понятие устойчивости как руководящего принципа взаимоотношений ЕС с соседними государствами.
В-третьих, изменение внутренней политики других стран по своим лекалам – это, как говорят британцы, прямой путь к катастрофе. Какими бы прекрасными ни были европейские принципы и нормы, их насильственное навязывание неподготовленным обществам контрпродуктивно, поскольку усиливает прямо противоположные тенденции и обращает вспять даже скромные достижения на пути демократического развития этих обществ.
Тем не менее связь между внешнеполитическим взаимодействием государств и позитивными внутриполитическими изменениями есть, но она прямо противоположна тому, о чем говорил Боррель. Чем лучше внешняя среда для государства, тем благоприятнее направленность его внутреннего развития. Достаточно вспомнить, что Андрея Сахарова, чье 100-летие недавно отмечалось в России, вернули из ссылки в Москву, когда горбачевский СССР и рейгановская Америка начали движение к разрядке.
В треугольнике США, Китай и Россия
Европейский союз даже во времена Дональда Трампа не ставил под сомнение союзнические отношения с США. Вместе с тем очевидно, что возврат к традиционному атлантизму уже невозможен. И в этом виновен не Трамп, а объективные сдвиги в мире после распада СССР, которые сказались и на природе евро-атлантического партнерства.
Конфликт в Украине не оправдал надежды твердых атлантистов в Европе и в США на то, что новая холодная война между Россией и Западом вернет евро-атлантические отношения к ситуации status quo ante. Можно возродить холодную войну, но нельзя возродить те специфические международные отношения, которые, собственно, и породили особое партнерство между Европой и США. В нынешних условиях Европа не готова играть роль инструмента для достижения целей США и стремится к равноправным отношениям с самым главным союзником.
Июньские саммиты G7 и НАТО в ходе европейского турне Джозефа Байдена были призваны синхронизировать позиции США и Европы перед встречей президентов США и России. Однако в отношениях между США и ЕС останутся и спорные вопросы – такие как торговая политика, унаследованная Байденом от Трампа в малоизмененном виде, энергетические противоречия, в частности вокруг газопровода «Северный поток – 2», вывод войск из Афганистана и др.
Иначе говоря, несмотря на то что Брюссель и Вашингтон попытаются сгладить существующие противоречия, ни Байден, ни кто другой уже не изменит стремление Европейского союза к стратегической автономии в том, что касается его интересов. Этот процесс будет определять и эволюцию союзнических отношений в НАТО в сторону более прагматичного функционального партнерства.
Проблема отношений ЕС с Китаем, который, по определению Брюсселя, является одновременно партнером, конкурентом и соперником, состоит в том, что очень трудно поддерживать баланс между этими тремя ипостасями КНР. Особенно это сложно делать во внешнеполитической парадигме Борреля, которая находит полную поддержку Байдена.
По вопросам внутриполитического развития Китая, прежде всего прав человека, позиции ЕС и США близки, хотя в отличие от США в Европе далеко не все сегодня видят в Китае реальную угрозу. Если произойдет одновременное совместное ужесточение санкций Европейского союза и США против Китая, то партнерство ЕС и КНР будет поставлено под вопрос, и в триаде партнер-конкурент-соперник возобладает соперничество. Более того, объединенный фронт Брюсселя и Вашингтона против Пекина будет способствовать переформатированию полицентричного миропорядка в сторону биполярности, что в принципе не отвечает интересам Евросоюза. При всей важности Китая, отношения с которым останутся дистанцированными, главным неизвестным в политике Европейского союза остается Россия. В целом можно сказать, что новая стратегия ЕС в отношении России – отпор, сдерживание и избирательное сотрудничество – страдает тем же изъяном, что и подход ЕС к Китаю, то есть отсутствием стратегической цели.
«Триада Борреля» должна быть одобрена на саммите ЕС 24–25 июня, хотя ее презентация, приуроченная к российско-американской встрече в верхах 16 июня, уже состоялась. В основу взаимодействия с Россией положены все те же «пять принципов Могерини», а инструментарий «отталкивания и сдерживания» предполагает укрепление потенциала киберзащиты и безопасности Евросоюза, а также координацию действий на российском направлении с НАТО и странами G7, не входящими в ЕС.
Между тем в современной, очень тревожной международной обстановке нужны принципиально новые подходы к взаимодействию двух партнеров. Сегодня у России и ЕС нет общего врага, подобного тому, который создал антигитлеровскую коалицию. Ни международный терроризм, ни пандемия не сплотили Россию и Запад. Тем не менее над ними нависает общая и самая страшная угроза – угроза глобального конфликта вследствие возможной эскалации региональных конфликтов, инцидентов и непримиримых противоречий. В связи с этим нельзя не вспомнить о восточной политике экс-канцлера ФРГ Вилли Брандта, которая не ставила целью демократические преобразования в СССР, но имела целью укрепление европейской безопасности и перемены через сближение. Об этом неоднократно говорил президент Франции Эмманюэль Макрон.
Несомненно, Европейский союз как полновесный центр силы может играть очень важную положительную роль в полицентричном мире, который более стабилен, чем биполярный мир, особенно если все центры силы играют по общим правилам. И выработка таких правил – еще один императив к сотрудничеству всех центров силы.
