КОГДА СБЛИЖЕНИЕ КИТАЯ И РОССИИ СТАНЕТ ВЫГОДНЫМ ИХ ПРОТИВНИКАМ?
Китай и Россия бросили вызов доминированию западного сообщества
Фундаментальные изменения в развитии международной политики почти никогда не бывают вызваны одним решением даже наиболее могущественных государств. Но такое решение иногда становится переломным моментом, после которого начинается отсчёт нового мирового порядка. Совместные заявления участников саммитов «Большой семёрки» и НАТО 13–14 июня 2021 г. относятся к этой категории.
В финальном коммюнике заседания Североатлантического альянса говорится: лидеры Запада «сталкиваются с многогранными вызовами, системным соперничеством со стороны наступательно действующих авторитарных государств, а также с растущими вызовами безопасности в отношении их стран и граждан со всех стратегических направлений». Подобные трескучие формулировки достаточно обыденны, но сейчас они, действительно, олицетворяют важный этап: признание того, что либеральный мировой порядок закончился и на смену ему пришла новая эпоха. США и их ближайшие союзники однозначно определяют две державы, в отношении которых проводится стратегия сдерживания. Россия и Китай представляют собой центры силы, и каждый из них уступает по своим совокупным возможностям только Западу. Разумно ли поведение Соединённых Штатов, будто подталкивающих самых мощных противников к сближению? Ответ на этот вопрос требует рассмотрения его с нескольких теоретических и практических сторон.
Снова баланс сил
Новый международный порядок, где США и их союзники остаются сильнейшим коллективным игроком, будет, скорее всего, основан на классическом принципе постоянно меняющегося и динамичного баланса сил. Гарантом его относительно низкой волатильности станет колоссальное военное преобладание узкой группы государств над всеми другими. Но в остальном он будет больше похож на довольно отдалённые от нас периоды международной политики. Соответственно, в попытках понять и предсказать развитие событий мы вправе опираться на классические категории и закономерности науки о международных отношениях.
Глобальное соотношение силовых возможностей свидетельствует, что на первоначальном этапе ключевыми акторами будут США при поддержке союзников, Китай и Россия. Поэтому двум последним страны Запада уделили такое большое внимание, а их практические действия направлены на сдерживание Москвы и Пекина. В решениях НАТО основной удар приходится на Россию, но впервые в качестве риска безопасности присутствует и Китай, а в заявлении «Большой семёрки» акцент сделан на отношениях с КНР, хотя Россия тоже упоминается. Таков коллективный выбор в пользу двойного сдерживания Москвы и Пекина.
Многочисленные меры сдерживания России и Китая, в отношении которого демократическая администрация США настроена даже более последовательно, чем её республиканские предшественники, вызывают озабоченность. Но в стратегической перспективе реализация этих мер не сулит каких-то экстраординарных последствий.
Китай и Россия бросили вызов доминированию западного сообщества и в любом случае должны были ожидать жёсткого ответа.
Тем более что постепенное сворачивание связей в экономической и технологической сферах неизбежно, если обе державы действительно намерены добиться полной независимости своей внутренней и внешней политики.
Любое прямое или опосредованное давление, исходящее от противной стороны, – основание для встречного силового воздействия. Это нормально для отношений, в которых отсутствует субординация. Гораздо более важными как для России и Китая, так и для их противников, являются вызовы системного характера, связанные не с волей государств, а с природой международного баланса сил. И нет полной уверенности, что этим вызовам Москва и Пекин смогут противостоять так же эффективно, как тем, которые имеют «рукотворное» происхождение.
Возрастающая координация внешнеполитических стратегий Китая и России – естественная реакция на давление государств Запада. Основы координации заложены уже в китайско-российском «Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве» от 2001 года. Тогда же создана Шанхайская организация сотрудничества, при помощи которой обе державы смогли встроить своё сближение в более широкий евразийский контекст. После событий вокруг Украины в 2014 г. Россия попала под особенно жёсткий нажим Запада, и Китай сыграл значительную роль в том, что она чувствует себя вполне уверенно.
В 2016 г. США окончательно перешли от политики вовлечения Китая к действиям по его сдерживанию. До 2021 г. меры принимались хаотичные, что позволяло КНР лавировать. Но теперь курс Вашингтона обрёл системный характер, а китайско-российское взаимодействие минувшей весной позволяет говорить, что обе державы серьёзно отнеслись к изменению американского поведения. В апреле 2021 г. можно было наблюдать признаки синхронной демонстрации силы, предпринятой Россией и Китаем в Восточной Европе и вокруг Тайваня. С учётом стратегических обстоятельств, в которых действуют оба государства, именно такая форма поддержки намного более значима, чем любое наращивание экономического сотрудничества.
Многие из практических задач, стоящих перед двумя державами, решаются эффективнее путём сложения усилий. Это касается в первую очередь необходимости любым способом сократить негативное влияние западных мер экономического давления на способность каждой из стран достигать своих основных целей развития. Россию и Китай объединяет не только целесообразность взаимной поддержки в условиях нападок США и их союзников, но и ценностные вопросы. Несмотря на неодинаковую риторику, Москва и Пекин придерживаются общих взглядов на важнейшие вопросы международного порядка – прежде всего, это центральная роль суверенного государства в качестве источника легитимности вне зависимости от его внутриполитического устройства. Россия и Китай равно консервативны и во взглядах на многие этические вопросы, разделяющие их и страны Запада, где нарастает культурная революция.
Таким образом, отношения России и Китая имеют под собой прочную основу. Важно, чтобы связи, настолько принципиальные с точки зрения безопасности, оставались стабильными в будущем. И здесь мы не можем ограничиваться только факторами двустороннего характера или теми, что обусловлены поведением их стратегического противника. Необходимо уже теперь представлять себе, какими проблемами чревата реальная многополярность – наиболее желательное сейчас для Китая и России состояние мировой политики. Для Москвы и Пекина неприятным сюрпризом может оказаться то, насколько международная среда на деле отличается от интерпретации, присущей китайскому и российскому внешнеполитическому мышлению.
Кризис либерального порядка
Согласно реалистской теории международных отношений, каждое государство рассматривает сохранение и наращивание силовых возможностей в качестве важнейшей цели внешней политики. На практике эти возможности простираются в самом широком спектре – от участия в международных институтах до военного потенциала или идеологического влияния. Но именно они – мерило того, насколько государство способно обеспечить выживание в хаотическом международном окружении.
Индивидуальные устремления формируют нестабильный, постоянно меняющийся и, конечно, никогда не идеальный баланс сил, при котором каждая держава испытывает определённое недовольство своим положением, но никто не возмущён им настолько, чтобы развязать всеобщую войну. Оптимальным способом взаимного уравновешивания могут быть частные конфликты разной степени интенсивности, и современные условия предлагают множество способов делать это с минимальным риском гибельной эскалации.
Международная политика – не голливудское кино, где возможен доминирующий во всех отношениях Элизиум и все остальные сообщества, обречённые на поражение. Попытка добиться абсолютных выгод со стороны одного государства неизбежно ведёт к сопротивлению остальных. Поэтому прагматическая задача внешней политики любой державы заключается не в достижении гегемонии, а в построении такого баланса сил, который будет на определённом этапе обеспечивать ей большие относительные выгоды.
Стремление Соединённых Штатов к мировому господству в последние тридцать лет оставляло пространство для получения выгод другими участниками международных отношений. Но оно всё равно сталкивалось с прямым или тайным противодействием всех значимых игроков. Так в 2002–2003 гг. против намерения США единолично распорядиться суверенитетом Ирака выступила не только Россия, но и их ближайшие европейские союзники – Германия и Франция. На протяжении всего периода после холодной войны Россия и (несколько позже) Китай выступали против Соединённых Штатов напрямую, Европа – через попытки нарастить свои автономные силовые возможности в мировой экономике.
В результате либеральный мировой порядок так и не состоялся. В его рамках одна держава предполагала играть лидирующую роль, остальные получали бы настолько значительные выгоды, что они заставляли бы их мириться с несправедливостью международной политики. И если не получилось создать такой порядок при помощи институтов и с опорой на экономические возможности глобализации, его уж совершенно точно не построить силой.
Именно поэтому, насколько решительными ни были бы сейчас США и их союзники, по сути, они реализуют оборонительную стратегию сопротивления изменениям, а не наступательный курс продвижения новой композиции международной политики.
К чему ведёт сопротивление необратимым изменениям в международной системе со стороны Америки и её союзников, помноженное на рост китайско-российского взаимодействия? Конечно, возможна всеобщая военная катастрофа – её вероятность никогда нельзя исключать. Но если смотреть на вещи более оптимистично, то скоро оформится международный порядок, основанный на балансе сил между ведущими державами, которые в отдельных случаях смогут ограниченно использовать институты предыдущей эпохи. Этот сценарий, наиболее желательный сейчас, может поставить китайско-российские отношения перед новыми проблемами.
Одновременное давление
Чем больше Соединённые Штаты давят на Москву и Пекин, тем больше те сближаются. Такую стратегию Вашингтона принято считать неразумной, ведь в интересах США либо перетягивать одного из противников на свою сторону, либо добиваться его нейтралитета. Так, наблюдатели рассуждают о большей или меньшей вероятности повторения политики Генри Киссинджера. Но та политика проводилась в принципиально других исторических условиях, и было бы странно рассчитывать на её успех сегодня. Сейчас Россию и Китай уже не разделяет соперничество в рамках коммунистического движения. Два наиболее мощных государства, где у власти стояли коммунистические партии, не могли быть равными партнёрами, поскольку всякая идеология предполагает только одну каноническую интерпретацию. Однако ныне в партнёрстве Москвы и Пекина ничего идеологического нет. Ни одна из держав не стремится выступать этическим авторитетом для окружающего мира, и почва для конкуренции отсутствует.
После того, как в 2005 г. проведена окончательная демаркация российско-китайской границы, исчезли неурегулированные территориальные проблемы. Даже если в Китае и раздаются иногда голоса сожаления по поводу территорий, утраченных в XIX веке, они маргинальны. И ни одно из государств не стремится поставить другое под контроль в своей борьбе с третьими странами. Между тем для СССР коммунистический Китай с миллиардным населением потенциально представлял неисчерпаемый ресурс на случай прямого военного противостояния с Америкой. Сейчас об этом не может быть и речи. Отсутствует и противоположная угроза – невозможно представить себе достоверный сценарий, при котором Россия попадает в положение, подчинённое Китаю. Оба государства не ставят целью войну с Западом. Китай и Россия в целом были довольны существовавшим международным порядком и хотели не уничтожать его революционным путём, а лишь корректировать в выгодную для себя сторону.
В американской дискуссии присутствует озабоченность по поводу китайско-российского сближения и звучат призывы его остановить, но наиболее прагматичные наблюдатели убедительно объясняют, почему это невозможно. Более того, все факторы, которые делают новый китайско-российский раскол маловероятным, были очевидны уже в середине 2010-х гг., хотя на заре президентства Дональда Трампа в США любили порассуждать о возможности отрыва Москвы от Пекина. Однако иллюзорность таких рассуждений просматривалась и тогда, так что продолжения на практике они не получили.
В результате неизбежность китайско-российского сближения и невозможность настроить одну из этих держав против другой становится аргументом, оправдывающим поведение Соединённых Штатов и – в меньшей степени – Европы. Поэтому мы всё чаще слышим мнение о том, что США, как и весь Запад, не должны стремиться восстановить отношения с Россией ради победы над Китаем.
Однако с точки зрения реализма политика одновременного давления на Россию и Китай ни в каком оправдании не нуждается. Более того, в ближайшие годы такой подход может оказаться наиболее верным вне зависимости от того, станет ли он результатом стечения обстоятельств или интуитивно принятого рационального решения. Противостояние сразу и Москве, и Пекину, действительно, отвечает базовым этическим установкам Америки и Европы, которые выражаются в присущей им либеральной риторике. Сколько бы мы ни подвергали сомнению искренность тех, кто говорит о борьбе с «авторитарными режимами», это и вправду отражает доминирующие на Западе политические взгляды.
Чем более тесным станет фактический союз России и Китая в ближайшие годы, тем острее встанут вопросы, на которые рано или поздно придётся искать ответ. И неважно, руководствуются ли США, толкающие Москву и Пекин в объятия друг друга, стратегическими соображениями либо подчиняются их отсутствию, современный Киссинджер такую политику должен был бы приветствовать. Шаблонное воспроизведение внешнеполитических шагов, которые Соединённые Штаты предпринимали пятьдесят лет назад, невозможно. Да, тогдашний курс был успешным и имел решающее воздействие на известный нам исход холодной войны. Но стратегия принуждения Москвы и Пекина ко всё более тесному союзу соответствовала бы наиболее высокому стандарту международной политики – способности выйти за пределы того, что диктует исторический опыт.
Россия и Китай – проблемы, вызванные сближением
Опыт гласит, что США как универсальный балансир должны противодействовать любому объединению наиболее значимых континентальных держав. Примерно такой политики придерживалась во времена наивысшего процветания Британская империя в отношениях с континентальной Европой и Россией. Но международный ландшафт меняется. Подавляющее военное и экономическое могущество всего нескольких держав планеты не превращается в их способность полностью контролировать более слабых игроков. Мало того, эта способность даже сокращается. Помимо прочего, современный мир содержит ряд важных нововведений, ставших интегрированной частью внешней политики на национальном уровне.
Первый сложный вопрос, на который пришлось бы ответить России и Китаю в случае дальнейшего сближения, связан с тем, что внешняя политика обеих держав основана на философии институционального взаимодействия государств и центральной роли международного права. Россия и Китай не стремятся разрушить международные институты, даже если сейчас в них доминирует Запад. Они гораздо реже, чем Соединённые Штаты создавали угрожающие всеобщему миру рискованные ситуации. Москва и Пекин хотят, чтобы их интересы и ценности получили легитимное признание в системе правил и институтов, которая сформировалась после холодной войны. Для России и Китая важно, чтобы взаимодействие происходило в рамках институтов многостороннего сотрудничества. В этом случае возникнет меньше опасений из-за намерения создать новый центр силы, который начнёт диктовать правила остальным. Особенно это касается международной политики в Евразии, где Россия вообще ставит целью создать максимально открытую и одновременно формальную систему всеобщего сотрудничества. Институты и правила важны для России и Китая.
Но и то, и другое будет либо уничтожено в процессе формирования нового международного порядка, либо сохранится только применительно к техническим вопросам, не имеющим прямого отношения к решению государствами приоритетных задач выживания и развития. Деятельность многочисленных агентств под сенью ООН не вызывает нареканий у России и Китая, они извлекают из них пользу и стремятся сохранить эти институты либерального мирового порядка. Однако даже они продолжат слабеть по мере того, как сократится значение самой ООН, что представляется сейчас неизбежным. В будущем державы больше не смогут прятать свои интересы в тени химеры международного управления или обращаться к институтам как к посредникам для согласования своих интересов и ценностей.
Для Москвы и Пекина это станет серьёзной, но решаемой проблемой. Во-первых, при снижении роли институтов как таковых Россия и Китай попробуют добиваться легитимности своих претензий на уровне региональных организаций. Во-вторых, эти институты не имеют значения для двусторонних отношений. Несмотря на формальную приверженность многосторонним механизмам, обе столицы достаточно успешно развивают взаимодействие с третьими странами на двустороннем уровне.
У России и Китая очень много объективных причин для компромисса – в первую очередь, это проблема общего соседства в Евразии. За восемь лет, прошедших с момента начала поворота Китая к Центральной Азии, не возникло поводов для его фундаментальных расхождений с интересами России. И дело не в Шанхайской организации сотрудничества. Да и в отношении международного права Москва и Пекин не всегда стоят на позициях его абсолютизации в ущерб важнейшим соображениям безопасности и, в принципе, также находят общий язык.
О другой проблеме пишут достаточно много. Считается, что в долгосрочной перспективе китайско-российское сближение чревато напряжением, потому что повлечёт за собой потерю каждым внешнеполитической гибкости. Москва и Пекин всё чаще станут оказываться ситуации, при которой им трудно будет усидеть на двух стульях. Например, когда решение проблем одного из партнёров потребует от другого отказаться от части возможностей для реализации собственных целей. Гипотетически необходимость поступаться своими приоритетами в пользу партнёра рано или поздно вызовет конфликт в рамках союза России и Китая.
Но это тоже решаемо на основе исторического опыта двусторонних отношений. Центральное место в нём занимает резкий переход от дружбы к враждебности полвека назад и продолжительный период выхода из возникшей тогда ситуации. Пока мы с удовлетворением видим формирование системы отношений, при которой общность принципов не ограничивает гибкость конкретных решений в области внешней политики и безопасности. Россия и Китай не имеют привычки требовать от равного себе союзника полного подчинения собственным интересам. США, например, делают это даже в отношении таких крупных и независимых попутчиков, как Индия.
Но учитывать вероятность подобных трений при более тесном союзе всё равно необходимо. По мере напряжения в отношениях с Западом Китаю и России придётся-таки фундаментально корректировать интересы в соответствии с интересами партнёра. В оптимальном для обеих держав случае разрыв связей с Западом будет происходить параллельно и не создаст для каждого необходимости принимать нежелательные последствия в одиночку.
Нерешаема в условиях международного порядка, основанного на балансе сил, третья проблема. Сближение позиций России и Китая по большинству вопросов приведёт к обострению антагонизма между ними, с одной стороны, и остальными великими, средними и даже малыми державами, с другой. Антагонизм не будет иметь под собой идеологической основы, как в период холодной войны. Однако страх поглощения двумя державами, сложенные возможности которых превосходят весь Запад, вероятно, окажется весьма сильным.
Присущее реалистской традиции рассмотрение силовой политики в качестве основного содержания взаимодействия государств имеет неоспоримое преимущество. Оно позволяет не связывать намерения держав и внешнюю реакцию на увеличение их возможностей. Причина конфликта – не стремление кого-либо к доминированию, а сам факт наличия сил для этого. «Ловушка Фукидида» – это не неизбежность конфликта между державой постоянного статуса и растущим конкурентом, как её часто ошибочно интерпретируют. Рост могущества Афин усиливал страх Спарты не потому, что кто-то из них намеревался вытеснить другого с вершины международного порядка античной Греции. Они были угрожающими друг для друга только в силу своего потенциала, который никак не ограничивался, поскольку для этого отсутствовали институциональные условия.
Современные Китай и Россия – наиболее могущественный, наряду с Западом, полюс мировой политики. Их дальнейшее сближение не сможет не вызвать озабоченности тех, кто располагает меньшими возможностями.
Поэтому при возникновении прочного китайско-российского альянса, их противники могут рассчитывать на то, что остальные страны мира примутся сдерживать Россию и Китай вне зависимости от того, есть у них намерение добиться гегемонии или нет.
Наиболее подходящий пример – политика Индии. Эта держава не стремится стать частью глобального порядка во главе с США или вступить в возглавляемый ими союз на правах младшего участника. Но своими действиями Дели уже сейчас лишает Москву и Пекин определённых возможностей, а для Вашингтона создаёт тактические преимущества, которыми тот пока недостаточно умело пользуется.
Если сближение Москвы и Пекина продолжится на фоне сравнительного ослабления Запада, для Соединённых Штатов уже сейчас было бы разумным всячески этому содействовать. Сохранение у американцев колоссальных экономических и военных возможностей, а также ресурсов для относительно изолированного решения национальных задач в любом случае не позволит им стать жертвами китайско-российского альянса.
Но потенциальная угроза поглощения со стороны этого фактического союза (даже если у Москвы и Пекина нет таких намерений) создаст проблему устойчивой настороженности более слабых стран вплоть до их вероятной консолидации. Как снизить негативные последствия такой настороженности, станет скоро актуальным вопросом для сближающихся под давлением «двойного сдерживания» России и Китая. И ответ на него также потребует от лидеров наших стран выйти за пределы их исторического опыта. Включая усвоенную в ХХ веке привычку опираться на широкие институциональные механизмы, наподобие продвигаемой Россией идеи «Большой Евразии».
Подводя итог, можно предположить, что в условиях международного порядка баланса сил США не нужно стремиться к консолидации большинства стран мира вокруг себя – международная система сама позаботится о том, чтобы они могли извлекать достаточные относительные выгоды. Дальнейший сценарий будет зависеть от того, способны ли Соединённые Штаты к настолько благоразумному поведению и смогут ли Пекин и Москва принять меры, чтобы его вероятные последствия не оказались для них по-настоящему опасными.
