МИФ ЯДЕРНОЙ ЭСКАЛАЦИИ: ОБЪЯВЛЕННАЯ СМЕРТЬ
Российский Совет по международным делам
Мир стал по-настоящему свободным от страха ядерной войны
Все правы.
Ларошфуко
Все виноваты.
Достоевский
Так устроен мир.
Опасные связи, Шодерло де Лакло
Высказывания президента В. Путина на Прямой линии 30 июня по вопросу о провокации британского эсминца в российских территориальных водах у побережья Крыма, пожалуй, впервые публично и на столь авторитетном уровне обозначили возможность вооруженного столкновения между ведущими державами, точнее, между Россией и Западом. То, что еще совсем недавно утверждали немногие эксперты, а именно эмансипацию современного мира от пут и ограничений эпохи холодной войны (собственно, сюда вписывается и Брекзит, а то кто бы помыслил подобный подрыв западной солидарности в иное время!), что включает обретение свободы при необходимости защищать свои интересы силой оружия. Теперь это стало, что называется, официальной позицией (it’s official now, если пользоваться английской фразой, не вполне переводимой на русский язык). Схожая позиция нашла отражение и в свежей Стратегии национальной безопасности России. В какой-то мере возвращается эпоха «кабинетных войн» XVIII в., которые были движимы династическими и иными расчетами элит, воспринимались как «развлечение королей» и были чужды основной массе населения. На этот раз, если брать в том числе случай с британским эсминцем, можно говорить об идеологических интересах элит, унаследованных из прошлой эпохи и мало понятных поколениям, выросшим в последние 30 лет. Эта консервация (в буквальном смысле глагола to can) отживших свое инстинктов и предрассудков смотрится как двойной анахронизм — по сути и по восприятию общественным мнением.
Может показаться верхом оппортунизма приводить слова политиков в качестве аргумента в пользу своей точки зрения. Но речь идет о слишком важных вещах, чтобы просто удовлетвориться свидетельством своей правоты. С окончанием холодной войны мир стал по-настоящему свободным, а ситуация более ясной и внятной. Он стал свободным и от страха ядерной войны, в том числе как следствие пресловутой ядерной эскалации конфликта с применением обычных вооружений. Этим мифом запугивают до сих пор, хотя появились виды вооружений, по своей эффективности и точности поражения сопоставимые с «тупым», неизбирательным ядерным. Отчасти свидетельством признания этой новой реальности, возможно, отложенной во времени, стала американская концепция «глобального молниеносного удара», предполагающая использование стратегических носителей в обычном оснащении. В этом плане важно и то, что на своей встрече в Женеве 16 июня 2021 г. президенты В. Путин и Дж. Байден подтвердили, что в ядерной войне не может быть победителей и она не должна быть начата. 30 июня президент России всего лишь поставил точку над этим i.
Не менее примечательно, что в ответ на Прямую линию на Западе не прозвучала угроза ядерной эскалации, включая прежнее утверждение о том, что НАТО — «это ядерный альянс». Можно только заключить, что сама идея отжила и только дезориентирует. Достаточно привести ситуацию с британским эсминцем. Лондон делал все, чтобы у общественного мнения не сложилось впечатления, что правительство заведомо и цинично рисковало жизнями его экипажа, вплоть до отрицания очевидного факта предупредительных выстрелов и бомбометания с российской стороны. Попробуй тут помянуть ядерное оружие, а значит, и риск уничтожения собственной страны. Да еще из-за мелкого интриганства, причем не в духе Большой игры, на худой конец — знаменитой атаки легкой кавалерийской бригады под Балаклавой в ходе Крымской войны. Аналогия с той войной — от Крыма до Крыма! — поразительна, поскольку в обоих случаях речь идет о сдерживании России. Правда, условия совсем иные, если судить о том, что средства, размещенные в Крыму, обеспечивают контроль над всей акваторией Черного моря. И сюда не ввести, как тогда, флот из 600 кораблей.
Сейчас, когда компетентность западных элит/правительств находится под большим вопросом в их собственных странах, апеллировать к ядерному аргументу было бы особенно опасно и глупо. И разве не была «выиграна» холодная война? Получается все довольно и до боли просто: нет экзистенциальных угроз, аналогичных идеологическому антагонизму времен холодной войны. Тогда, к примеру, для американцев, без преувеличения, было better dead than red. А что сейчас? Проблемы кругом носят внутренний характер и, как правило, порождены инерцией подходов и мышления, нерасторопностью, отсутствием креатива и откровенной глупостью политиков, если, скажем, взять допуск в ЕС беженцев с территории Турции и Северной Африки в 2015–2016 гг. и нынешний миграционный кризис на южной границе США. В обоих случаях реальные интересы страны приносятся в жертву политкорректности элит, превратившейся в главное средство зажима свободы слова на Западе, или «контроля за условиями общественных дебатов», если пользоваться эвфемизмом властей. Отсюда реакция на уровне политики идентичности и истории, которая привела англичан, вырвавшихся из наднациональной клетки ЕС, в финал чемпионата Европы по футболу.
А тут еще попытка Демпартии США подменить расовыми классовые противоречия, включая рост социального неравенства и эрозию среднего класса как следствие глобализации, движимой интересами инвестиционных классов. На вооружение взята «критическая расовая теория», которая навязывается союзникам и всему миру, в том числе через институты ООН, например, недавний доклад СПЧ, призывающий исправить несправедливость, представленную работорговлей и рабством, включая выплату компенсации потомкам африканских рабов «в той или иной форме» (проблема выявлена в порядка 60 странах). Надо ли ожидать «разбелевания» — по аналогии с раскулачиванием советской властью, также сделавшей ставку на маргинальные слои населения? Покаянные речи (а с ними, надо полагать, и «окаянные дни»?) и лизание сапог/туфель уже идут полным ходом. Не приходиться удивляться ужасу некоторых российских деятелей, потерявших внешний ориентир своей политической агитации, когда столкнулись с воспроизводством худших черт советской действительности на американской/западной почве.
Если брать англичан, взявших на себя неблагодарную роль хунвэйбинов времен Культурной революции в Китае (или, лучше сказать, мальцов, которых выдвигают соперничающие банды на первый план как наживку в своих разборках), то, как в 1914 году их не могла спасти Империя от германской угрозы (понадобились крупные сухопутные армии континентальных держав, а во Вторую мировую — одна Красная армия), так и сейчас наличие ядерного оружия, которое нельзя применять, не спасет от применения обычного даже по собственной территории. Не лучше ли будет урегулировать разногласия мирно и договориться не соглашаться там, где иначе невозможно. Не признавали же западные страны включения прибалтийских государств в состав СССР, но при этом не пытались силой оспорить пусть и фактический контроль Москвы над этими территориями!
Что до авианосцев, то уже военные эксперты признают, что их практически нельзя использовать, так как главная задача — обеспечение их безопасности в силу огромного символического значения их потери, что было бы равнозначно проигрыванию «большой войны» в Европе в миниатюре. Лучше уж на уровне виртуальной реальности штабных карт. Более того, любой инцидент на море или в воздухе может создать «окно» для дипломатии, будь то урегулирование последствий или сотрудничество гуманитарного характера, раз это случится вблизи наших границ или у берегов Сирии.
То, что США предпочитают оставаться в тени, наверное, говорит об ущербности самой идеи оспаривания нашего суверенитета над Крымом военными средствами. Тут много вопросов, один из которых — нежелание Вашингтона рисковать напрямую (подставные страны — другое дело) ввиду того факта, что в вооруженных силах США преобладает как раз электорат Демпартии, который не готов воевать за страну, которая ему еще не принадлежит.
Конечно, встает вопрос о роли Украины и её территории как объекта притяжения натовской активности вблизи наших границ. К сожалению, это только акцентирует срочность поиска путей закрытия проблемы Украинского кризиса, прежде всего посредством реализации Минских соглашений, причем в дополнение к такому его аспекту, как не та форма украинской идентичности, отсылающая к оценкам и выводам Нюрнбергского трибунала и его императивам. От этого выиграла бы общая, неделимая безопасность на континенте, и Киев мог бы внести в это свою лепту, а не примерять на себя опасную роль прифронтового государства.
