ЧТО ЖДЕТ САМЫЙ БЕДНЫЙ РЕГИОН РОССИИ
Для преодоления бедности в Туве придется не только создавать новые рабочие места, но и убеждать жителей республики изменить сложившийся уклад жизни
Тува, которую считают самым бедным регионом России, стоит на пороге перемен. Однако для преодоления бедности в Туве придется не только создавать новые рабочие места, но и убеждать жителей республики изменить сложившийся уклад жизни. О том, как живет регион и что делается для его развития, на месте разбирался специальный корреспондент газеты ВЗГЛЯД.
«С юбилеем, любимая республика! 100 лет провозглашения ТНР» – сообщают растяжки на улицах Кызыла. Второе столетие за последние годы: юбилей единения Тувы с Россией здесь отпраздновали в 2014-м. И вот только что здесь отпраздновали основание Тувинской Народной Республики, образовавшейся в 1921-м. Через двадцать лет ТНР стала самой первой союзницей СССР в Великой Отечественной войне, а еще через три года – вошла в состав Советского Союза.
– Все юбилейные торжества – онлайн, – подчеркивает Владислав Ховалыг, и. о. главы Республики Тыва. Ситуация с ковидом здесь – несмотря на все возможные меры – пока что описывается словами «показатели на высоком уровне». А значит, никаких массовых мероприятий, без сертификата о вакцинации в гостиницу не заселиться, общепит – только по доставкам и прочие приметы времени.
– Но это дает еще и многие миллионы рублей экономии, – продолжает Ховалыг. – Для нас это очень важно: можно больше отправить в проблемные точки.
Точки эти в Туве, пожалуй, повсюду. Республику часто называют «самым бедным регионом России», со всеми на то основаниями. Два года назад вице-премьер Татьяна Голикова говорила о 41,5% жителей с доходом ниже прожиточного минимума, упоминая беспрецедентную детскую бедность (а детей в Туве – больше трети от общего населения), «почти никакую» занятость взрослых и укоренившуюся общую практику жизни на пособия.
С тех пор цифра если и корректировалась, то ненамного. Прежний глава республики Шолбан Кара-оол призывал учитывать не только денежные доходы, но и «живую капитализацию» – имея в виду прежде всего количество разнообразного скота и его роль в жизни тувинцев. Ховалыг со статистикой не спорит и незавидное положение республики признает:
– Если осознать, где ты находишься, то выходить в правильную сторону будет легче.
Стартовать новым республиканским властям, таким образом, приходится с низкой базы. Бедность, усугубленная труднодоступностью – и, как особо подчеркивает и. о. главы Тувы, развал прежней, советской системы хозяйствования.
– В советское время почти все наши жители были заняты в совхозах. Где вся инфраструктура, от бань начиная, была в ведении директоров, – напоминает Ховалыг, чье детство прошло как раз в одном из подобных совхозов. – Наши совхозы распались на фермерские хозяйства, на паи какие-то поделились. Технику люди в свои руки получили – и продали за Саяны, за пределы республики. Более тысячи комбайнов было в Туве при СССР. Сейчас знаете, сколько? 15.
– А сколько из них работает?
– Ну не обижайте совсем. Это работающие, – говорит Ховалыг. – Сколько по дворам стоят без движения, на запчасти и на металл – это не учитываем.
* * *
Ховалыг десять лет был мэром Кызыла, затем возглавлял «Тываэнергосбыт». К исполнению обязанностей главы республики приступил в апреле. Тогда же стало известно, что проект 400-километровой железной дороги Кызыл – Элегест – Курагино, как в подобных случаях говорят чиновники, «сдвигается вправо». В очередной раз за десять лет: первый символический костыль был забит в 2011-м.
Нынешний сдвиг в строительстве магистрали, призванной соединить Туву с Красноярским краем и с железнодорожной системой всей страны – до 2026-го. Это означает, что транспортная доступность республики пока что остается прежней: федеральная трасса «Енисей», идущая через Саяны к монгольской границе, и небольшой аэропорт в Кызыле, а более ничего.
Что тувинский коксующийся уголь – более чем востребованный металлургами – продолжат переправлять через Саяны грузовиками-контейнеровозами, удорожая все, что только возможно.
Что угольное месторождение в Элегесте – почти 800 миллионов разведанных тонн – развиваться намеченными темпами в ближайшие годы не будет.
– И соответственно, минус 15 тысяч рабочих мест для республики, – констатирует Ховалыг, имея в виду и железнодорожную стройку, и угольную отрасль. – А жителей у нас 330 тысяч.
Из хороших новостей: республика получила возможность предложить федеральному центру собственные проекты, призванные скомпенсировать потери. Эту возможность в общих чертах обсудили с правительством – и, судя по недавней беседе Владимира Путина с Ховалыгом, закрепили на уровне президента.
– Мозговой штурм идет уже много дней, – говорит Владислав Товарищтайович, протягивая блокнот, где записаны последние предложения коллег из республиканского правительства.
Среди записей – «солодка, рапсовое масло, сыры, древесно-стружечные компоненты, экструзионные корма». Более комплексно – неизменные для небогатых регионов сбор и переработка дикоросов. Развитие туризма – и, соответственно, инфраструктуры: от реконструкции аэропорта в Кызыле до строительства баз отдыха.
– То, что видят здесь наши первые лица, – показывает Ховалыг на известное фото: Владимир Путин и Сергей Шойгу на фоне тувинских пейзажей, – наверняка понравится и нашим российским внутренним туристам, правда ведь?
И, наконец, основное – поскольку сельского населения в Туве примерно половина: программа ускоренного развития агропрома, уже представленная в федеральный Минсельхоз. 5,6 тысячи новых рабочих мест, переработка молока, шерсти и мяса на местах, 18 млрд рублей выручки к 2026 году – против нынешних шести миллиардов.
– Наша актуальная задача – аргументированно попросить у федерального центра, – формулирует и. о. главы Тувы. – Что делать, пока что мы только просим. Но на этот раз – не на проедание, а на поддержку конкретных направлений. С четким обоснованием – сколько людей мы сможем занять, кто готов вложить деньги в рамках партнерства, прежде всего по тому же туризму. И какие доходы мы будем иметь от этих проектов в перспективе нескольких лет.
– А сейчас, на ваш взгляд, чем следует заниматься?
– Подготовкой республики к зиме, как всегда, – Ховалыг немного удивлен вопросом. – Морозы у нас – минус сорок, а то и минус пятьдесят. Топить начинаем с середины сентября и почти до лета.
* * *
– Котел стоит три миллиона рублей, – говорит Роман Васильев, заместитель главы Пий-Хемского кожууна (района) по жизнеобеспечению. – Работают два котла, итого шесть миллионов. Срок службы котлов у нас был по факту три года.
– Так по паспорту же – в разы больше.
– Так это по паспорту, – говорит Васильев. И показывает фото изнутри одного из котлов: изъеденный металл, отложения в ладонь глубиной.
Город Туран, центр Пий-Хемского кожууна. Котельная тут построена в 1960-х, последняя модернизация – на излете СССР. Зона ответственности по части отопления – восемь многоквартирных домов, тринадцать организаций… короче, весь центр десятитысячного райцентра.
Новые котлы прибудут вот-вот. А с ними – и оборудование для водоподготовки. То есть для смягчения воды. Жесткая, очень жесткая вода – причина почти моментального износа котлов в Туране. Установка для ее смягчения стоит полтора миллиона рублей, но с ней котлы будет работать до конца паспортного срока. Или даже после него.
То есть спустя много десятилетий – и несколько комплектов безвременно скончавшихся отопительных агрегатов – принято вполне разумное решение. Остается выяснить, почему к нему пришли только сейчас.
– Закупка котлов финансируется по линии министерства топлива и энергетики, – объясняет Кудер Монгуш, глава Пий-Хемского кожууна. В районе Кудер чуть больше года, до этого работал замом министра здравоохранения Тувы. – А водоподготовка закупается через средства на ЖКХ, это другое ведомство.
– А бюджет один.
– Один, да карманы разные. «Женить» надо, а никто этим, видимо, не занимался, – предполагает Кудер Монгуш. – Товарищтайович приехал, увидел сам – подсказал, как «поженить».
– У нас в райцентре две большие котельные, – говорит Алексей Тюлюш, председатель администрации Дзун-Хемчикского кожууна. Райцентр – тоже десятитысячник: город Чадан, где родился Сергей Шойгу. Тюлюш – известный в республике тренер по национальной борьбе хуреш, работал в региональном министерстве спорта, районом руководит полтора года.
Одна котельная – новая, модульная. Отапливает четыре чаданские пятиэтажки – три жилые и общежитие для учителей. Отдельная тема: при всех выплатах – а Тува приравнена к Крайнему Северу – местные педагоги и доктора прямо из вузов уезжают туда, где рубль длиннее. От Красноярского края и далее везде, включая Мурманск и Сахалин. Поэтому учителей в некоторые районы приходится привозить в командировки, отсюда и общежитие. А при нем и других многоэтажках – котельная, с которой все хорошо.
Есть, однако, в Чадане и другая котельная. На ней – две центральные улицы и восемь организаций: полиция, почта, спортшкола, налоговики и т. д. Построена в 1940-х. Ремонты были, но на ситуацию, говорит Тюлюш, они не повлияли:
– А ситуация такая, что очень холодно было зимой. Годами, десятилетиями нужное, нормативное тепло эта котельная не давала.
Что означает: на улице минус сорок пять, а в учреждениях – дай бог если плюс пятнадцать, потому что на самом деле еще меньше.
– Кто побогаче, те стали строить отдельные кочегарки – администрация, гостиница, – говорит Тюлюш.
На покупку новых котлов после приезда «Товарищтайовича» в район выделили 4,5 миллиона. И еще 8,4 миллиона – на теплотрассу по двум центральным улицам, 700 метров.
– А раньше не получалось, видимо. Может, денег не было, – предполагает Тюлюш.
Снова Пий-Хемский кожуун, село Суш. Старая кирпично-бетонная пристройка к дому культуры, до 1998 года – детский сад. Двенадцать с лишним лет назад пристройка была признана аварийной и все это время стояла бесхозной. Цена обратного превращения в детсад – чуть более 4 млн рублей на нынешние деньги.
В Суше – чуть более 500 жителей, но про особенности демографии Тувы мы помним: детей в республике много. В переводе на конкретно взятое село Суш это означает, что работающий детсад рассчитан на 25 детей, а ходят в него 36. И в очереди – еще 40 ребят.
– В пристройку к дому культуры поместятся все, – уверен глава района Кудер Монгуш. – А нынешний детсад отдадим школе под два начальных класса – там тоже сейчас дети на головах друг у друга в три смены сидят.
На все вопросы, как так вышло, что за почти 25 лет не нашлось 4 млн рублей – ответ у сельчан один: «Район своей жизнью жил». На вопрос, почему деньги появились – опять же: «Так Товарищтайович приехал».
Называть подобные действия «ручным управлением» и. о. главы Тувы отказывается.
– Чуть-чуть корректируем, – говорит Ховалыг.
* * *
– Вроде бы на улице двадцать первый век, а они без электричества живут, – говорит глава Дзун-Хемчикского кожууна. – Более десяти лет поднимали вопрос.
– То ли 13, то ли 12 лет прошло, – вспоминает житель поселка Кирсарай Евгений Донгак точную дату конца света. – Когда все кризисы были, свет у нас горел. А потом столбы сгнили и сразу все упали.
Евгению чуть за пятьдесят, сам из райцентра Чадан, в Кирсарай переехал 30 лет назад, «чтобы на земле жить». Хозяйство – как у многих: «Овечки, барашки, пять коров, телят трое». До «всех кризисов» электричество брали с угольного разреза. От Кирсарая – смотря как считать: либо десяток километров, либо 150 опорных столбов.
– Никто нами заниматься не стал, – продолжает Донгак рассказ о том, как с 90-х столбы гнили, а в конце 2000-х рухнули. – На разрезе сказали, что мы якобы и так им много должны за свет.
– А вы платили?
– В долгу не были, – парирует Донгак. – Были деньги, не было денег – скот-то всегда есть. Когда надо, скотом весь поселок сбрасывался, расплачивались. А иногда известью – во-о-он там гора, оттуда брали. Хоть деньгами, хоть натурой – но никогда бесплатно свет не жгли.
Кирсарай по документам не поселок вовсе, а часть райцентра, который расположен в паре десятков километров отсюда. Соответственно, и адрес Кирсарая таков: город Чадан, улица Шимбай-оола. Шимбай-оол – почитаемый в Туве лама, проживший почти сто лет и скончавшийся 30 лет назад.
– Шимбай-оол – гелонг. Гелонг – это… – Донгак задумывается над объяснением. – Считайте, маршал среди монахов, самый посвященный. И просто наш великий учитель, который жил здесь. Мы в честь него построили молитвенную ступу пять лет назад.
Белая ступа – традиционное для буддистов место поклонения – теряется в тумане за покосившимися домиками. Свет, впрочем, горит во многих: генераторы, а у тех, кто позажиточнее – еще и солнечные батареи. Жизнь в Кирсарае, безусловно, есть: даже в девять вечера – то приезжают, то уезжают, несмотря на весьма условную дорогу к поселку.
– Кто на огороде завтра покопаться, кто просто родню навестить, – поясняет Донгак. – Недавно прошел в Чадане хурал – собрание людей нашего района, с участием Товарищтайовича. Я пришел, сразу с ходу сказал, что есть поселок Кирсарай, мы в нем живем, и у нас четыре проблемы: нет света, нет связи, дорога плохая и воды нет – когда скот к истокам ручья на водопой идет, вся вода мутная, поэтому колодец бы нам. Не знаю, сделают – не сделают. Сколько лет свет уже ждем.
– Власть не защитила этих людей, – констатирует Ховалыг. – Мы сейчас договорились с разрезом, чтобы электричество в Кирсарае появилось. Республика берет на себя трансформаторы и кабель, а столбы в районе заготовят хозспособом.
– Сами навалимся, столбы будут, – подтверждает Тюлюш, глава Дзун-Хемчикского кожууна. – Если есть принципиальное решение, 150 столбов – не проблема.
Правда, платить за электричество скотом, а тем более известняком из горы – уже не получится.
– В позапрошлом году, – вспоминает местный житель Евгений Донгак, – немножко хотели разбогатеть. Три тонны из горы накопали, повезли продавать. И сразу же инспектор природный приехал: «Чтоб все это в последний раз. Оформляйте известняк по документам, в аренду гору берите, деньги платите».
– Но ведь он прав, разве нет?
– Правильно сделал, – не спорит Донгак. – Но хлеб-то он нам урезал… Но деньги на свет мы найдем. Главное, чтобы он был.
Вернуть свет в Кирсарай – трансформатор плюс кабель – стоит шесть миллионов рублей.
* * *
Новенькая двухполосная в каждую сторону, с отбойниками и прочими наворотами дорога ведет от федеральной трассы «Енисей» к 11-тысячному городу Шагонар, центру Улуг-Хемского кожууна. Или наоборот: из города к шоссе.
– Все одно, всего 10-20 машин в день, – говорит Леонид Домур-оол, глава администрации Шагонара.
– Зачем тогда вам такая роскошь?
– Не мне, я новенький, – сразу же уточняет глава местной администрации. Предыдущее улуг-хемское начальство, глава и мэр, были сняты уже «при Товарищтайовиче» – стало быть, недавно.
Четыре километра этой дороги от шоссе к Шагонару обошлись республике в 522 млн рублей. Лучше прописью: пятьсот двадцать два миллиона рублей.
Тут, наверное, надо остановиться и пояснить.
Бюджет Тувы-2021 – 38,1 миллиарда, добрая половина из федеральных дотаций – сверстан с дефицитом в 584 млн рублей. Немногим больше, чем стоимость дороги.
Еще полтора миллиарда рублей, добытые Ховалыгом в Москве к августу, расписались со свистом, как и не было.
В горный отдаленный Монгун-Тайгинский кожуун привезут рентген, который был твердо обещан районной больнице еще два года назад. Это сразу восемь миллионов долой.
Еще десять миллионов – на мост через реку Чадан, связывающий с «большой землей» село Бажын-Алаак. Мост более десяти лет в статусе аварийного, а в селе полторы тысячи жителей – некоторым образом полпроцента населения республики. В шести километрах от села – священное место, монастырь Устуу-Хурээ. Похоже, лишь это соседство все эти годы и берегло Бажын-Алаак от трагедий. По мосту реально страшно пройти: половина досок шатается, а второй половины просто нет. И по нему при этом не только ходят, но и ездят – и не только легковушки, но и грузовики с углем.
В знаменитой Долине Царей – не только курганы, где нашли уникальное скифское золото, но и несколько сел. Вроде села Хадын – куда после дождя можно добраться на внедорожнике, но лучше бы эти девять километров преодолеть на катере. В Хадыне прекрасно понимают, что жителей у них – от силы восемьсот человек, и грунтовка останется грунтовкой. Но сформировать полотно-«рубашку» и хотя бы иногда причесывать его грейдером – да, на это здесь всерьез рассчитывают примерно со времен распада СССР. Впрочем, вопрос решен: на «рубашку» отписано восемь миллионов.
Грейдеры и котлы. Мусоровозы и капремонты. Рекультивации свалок и закупка оборудования для больниц и перинатального центра. Трактора и комбайны для агропрома. Шесть миллионов на преодоление «конца света» в Кирсарае. Все это – и многое другое – уместилось в полтора миллиарда рублей. В три дороги к Шагонару – городу, где асфальта практически нет.
– К школе, к больнице – все грунт, ямы, колдобины, – показывает местный мэр. – Опять же, с Советского Союза этим никто не занимался.
* * *
Шагонар недавно отметил 130-летие, а скоро отпразднует первый юбилей, 50 лет. Никакого парадокса тут нет. Прежний город Шагонар, начавшийся в конце XIX века с дома купца Тархова, ныне обретается на дне водохранилища Саяно-Шушенской ГЭС – то есть ушел под зону затопления еще в 1970-х. А нынешний Шагонар – в десятке км выше по Енисею – начали возводить в 1973 году; ударная комсомольская стройка. Центр совхозной деятельности – скот, пшеница, овес, арбузы.
В конце 1980-х в Шагонаре запланировали построить цементный завод. Определили и потенциальный источник сырья, отменного известняка – соседняя гора Хайыракан, «Медведь-гора». Не учли одного: Хайырыкан – священное для жителей место. Гору отстояли, строительство завода отменили, а вскоре развалился и Союз.
– Я интересовался у дорожников, почему так вышло, – вспоминает Ховалыг. – Зачем по две полосы в каждую сторону? Зачем такие ограждения, отбойники? Это же не гонки «Формулы-1». Зачем два слоя покрытия? Это же подъезд к населенному пункту, а не объездная трасса для грузовиков…
Вопрос из серии «где посадки?» при этом не стоит. Выяснилось, что дорога за 522 миллиона появилась по нормативам, и формально ко всем участникам процесса не придраться.
– Но, как говорил Ленин, по форме правильно, а по сути издевательство, – продолжает и. о. главы Тувы. – И если прекратить издевательство над здравым смыслом, то можно найти много денег. На все улицы в самом Шагонаре, к примеру. И в других небольших городах, где нет асфальта.
Шагонарское издевательство хоть и с опозданием, но прекращено. От полумиллиарда с небольшим все же осталось 40 неосвоенных миллионов – которые перенаправили на те самые улицы.
* * *
– Редкие металлы, – возвращается Ховалыг к разговору об экономических резервах Тувы и возможностям для выхода республики из бедности.
Доступность месторождений – примерно такая же, как доступность самой Тувы для остальной России; поэтому желающих зайти на разработки пока что мало. Есть, однако, федеральная программа преодоления зависимости от зарубежных поставок редкоземельных металлов.
– Наши запасы уже разведаны, числятся на балансе, – говорит Ховалыг. – В центре оценят ближайшие перспективы разработки. Если сочтут, что они хороши, будут дополнительные федеральные деньги, рабочие места и налоги в региональный бюджет.
Из уже работающих проектов и. о. главы Тувы предлагает обратить внимание на Голевскую горнорудную компанию: никель, цинк, полиметаллы. И программа развития на две тысячи дополнительных рабочих мест.
– Не будут же к нам привозить рабочую силу полностью издалека, на вахты, – предполагает Ховалыг. – Наших людей надо этому делу обучать.
Оговорка про «рабочую силу полностью издалека» весьма показательна, если взглянуть на тувинский рынок труда. При почти 20% официальной безработице на полторы тысячи вакансий в республиканском центре занятости – дай бог, если сотня заявок. Разброс предложений – от бюджетной сферы до того же самого горнорудного дела, где рабочим обещают от 35 до 55 тысяч.
Понятно, что не каждый человек пойдет на тяжелый труд. Но взять, например, стройку в том же Шагонаре нового городского водозабора. Есть отдельное пожелание и. о. главы республики: рабочих брать из местных. То есть по возможности не привозить на стройку людей из других регионов.
– Ну кроме инженерных специальностей, – уточняет прораб Виктор Сверкунов.
Сам Виктор из соседней Хакасии, прямо из Абакана. К пожеланию старается прислушиваться: полтора десятка строителей – действительно здешние, из Шагонара и сел ближе к Кызылу. Одни пришли охотно, других пришлось искать. Бригаду штукатуров, например: пять человек на полторы недели работы, 115 тысяч рублей на всех.
– Нашел, но побегал, – признается прораб. Хотя по 23 тысячи на брата за десять дней работы – для Тувы вполне приличные деньги.
– Многие тувинские семьи многодетны, – напоминает Ховалыг. – Государство выделяет большие субсидии на детей, это федеральные средства. Люди живут в сельской местности: участки, скот – свой или у родственников, выпас на природе и на летних, и на зимних стоянках. Потребление мяса на хорошем уровне. Пособия плюс возможности натурального хозяйства примерно равноценны тем зарплатам, которые предлагаются сейчас в центрах занятости. Возможно, у нас, тувинцев, нет таких больших запросов к уровню жизни. Чистый воздух, душевное состояние хорошее. Человек зачастую даже не знает, что это – бедность.
* * *
– Работать не хотят. Если тебя государство кормит-одевает бесплатно – с чего бы хотеть работать? – говорит Ошку-Саар Ооржак, глава республиканского ГУП «Моген-Бурен».
Ошку-Саар Аракчааевне 77 лет. «Моген-Буреном» она управляет еще с тех времен, когда унитарное предприятие было совхозом.
– Каждая семья многодетная, – продолжает тему Ошку-Саар Ооржак. – Сколько детей, столько и материнских капиталов. Раз пособие, два пособие, три пособие. Одна выплата за вирус, другая. И центр занятости выплачивает [официально зарегистрированным безработным] пособия, хоть небольшие, да деньги.
– Так что же, отменить пособия?
– Нет. Просто поколение такое образовалось, и не одно, – уверена Ооржак. – Может, нынешние дошколята или школьники поймут, что надо работать.
Работа в селе Кызыл-Хая, где расположен ГУП, есть. На тысячу с небольшим жителей – 200 чабанов, прикрепленных к «Моген-Бурену». Чабан получает три-четыре тысячи в месяц. Табунщики ценятся в два раза больше, до восьми тысяч. А пенсия – со всеми надбавками: животноводство, северные – минимум 13 тысяч.
В дополнение, конечно, оплата натурой – овцами-баранами и другой живностью. Есть и премии по итогам сезона – как говорит Ошку-Саар Ооржак, «когда жир нагулян и скот продан».
– Но на пособиях и на собственном скоте, – признает Людмила Очур-Оол, глава Монгун-Тайгинского кожууна, – можно заработать куда больше, чем официальным трудом.
* * *
За рекой Моген-Бурен – горный хребет Чихачева и Республика Алтай. За околицей Кызыл-Хая – десятки километров проволоки, в два ряда: граница с Монголией. Село, можно сказать, трехэтажное – не по высотности, а по застройке: три яруса-террасы берега, как положено – снизу вверх. Стройка на третьем «этаже» продолжается: новые дома по республиканской программе помощи сельским семьям и такие же – для детей-сирот. Рядом – солнечные батареи, недавнее приобретение. Теперь летом один из трех дизелей, дающих электричество, может отдохнуть.
Для села на 1000+ жителей здесь есть, пожалуй, все: детсад, школа, музыкальная школа, спортшкола (естественно, по борьбе), дом культуры и даже небольшой музей. В нем – искусно выполненные чучела сурков, коз, яков. А также карандашные портреты Сергея Шойгу, Ошку-Саар Ооржак и бывшего главы республики Шолбана Кара-оола. «Экспонаты руками не трогать» – предупреждает специальная надпись.
Добираются в Кызыл-Хая так. Триста километров федеральной трассы «Енисей» по направлению к монгольской границе. Погранпост, проверка документов, поворот направо – и еще 160 км до центра горного Монгун-Тайгинского кожууна, пятитысячного села Мугур-Аксы. Грунт, несколько перевалов, полное отсутствие связи: если сломаешься – жди, пока кто-то проедет и, может быть, спасет. Или хотя бы расскажет о твоей беде кому-нибудь в Мугур-Аксы – выедут, помогут.
Вышибить эту дорогу из памяти могут разве что еще 70 с лишним км до села Кызыл-Хая – самого высокогорного в Туве. В точности по классику: «На тебе еще два, чтобы ты забыл ту и плакал над этой». На все про все в плане дорожных работ у районной начальницы Людмилы Очур-оол – два собственных грейдера и еще несколько экскаваторов с грузовиками от подрядчиков.
В год, учитывая деньги, технику и рельеф, удается привести в порядок лишь четыре километра… чего, кстати? Определения «полотно», ни тем более «трасса», здесь абсолютно не подходят.
– Направлений, – подсказывает Людмила Чертаголовна. – Самое подходящее слово.
Очур-оол прекрасно понимает, что 250 километров «направлений» – для шести с небольшим тысяч жителей ее района – никто в асфальт закатывать не собирается. И не соберется никогда.
– Дайте еще два грейдера, – предлагает она. – И обучите специалистов по дорожным работам. Наших жителей этому научите. То, что уже есть, и вот эти меры помогут нам облегчить ситуацию.
* * *
На гербе Монгун-Тайгинского кожууна изображен як. В районе на шесть с небольшим тысяч жителей приходится более восьми тысяч домашних яков. То есть почти полтора яка на душу населения. Яководы по зарплатам приравнены к табунщикам – те же восемь тысяч плюс натура. Впрочем, и по этой, и по другим пастушеским специальностям в хозяйстве Ошку-Саар Ооржак – дефицит.
– А кто не работает, тот пьет, – констатирует Ошку-Саар Аракчааевна. – Деньги есть, чего не пить.
Пьянство при этом – не основная проблема этих мест. Куда болезненнее кражи и угоны. То есть угоны скота и конокрадство. Если вы увидите в этих местах на дороге нескольких лошадей, а человека рядом на горизонте не просматривается – скорее всего, они убежали от конокрада. И поскольку набеги со стороны (из-за хребта Чихачева и из-за колючей проволоки) пандемия все же кое-как да прихлопнула, угонщиков живого товара ищут в основном поблизости.
– Полиция не работает, участкового нет, – объясняет Ооржак. На самом деле он есть, но за 70 километров, в Мугур-Аксы со всеми транспортными вытекающими. – Совхозных лошадей недавно угнали 13 голов, и у одинокой женщины – еще 20. Алтай закрыт, Монголия закрыта – значит, свои гонят…
* * *
Кого трудно угнать, так это яка. Медлителен, даже ленив – и слишком заметен, если вдруг кому-то и удастся довести его своим ходом куда-нибудь за многие сотни километров от этих мест.
Тушенку из яка делают прямо в селе Кызыл-Хая. В стерильной комнате размером со стандартную городскую однушку. В производстве заняты две женщины: одна смешивает мясо с луком и специями в тазу, другая закатывает банки. В углу стоит автоклав, который вмещает 38 банок; цикл обработки – два часа.
В день выходит около 120 банок ячьей тушенки. Отпускная цена – 178 рублей за банку. В соседней комнате столь же тщательно работают с козьим молоком – выпуская, например, брикеты из топленого масла в виде бабочек. Глубокая переработка налицо, как и уникальность рыночного предложения. Можно масштабировать – добавляя автоклавы и закаточные машинки; но яки, если поставить производство на широкую ногу, кончатся довольно быстро.
– А знаете, какая главная проблема Кызыл-Хая? – спрашивает Людмила Очур-оол. – Интернета нет. Вообще. Молодежь отсюда еще и поэтому уезжает.
Интернет, как и участкового, можно найти в районном центре. Отличный, шустрый, оптоволокно по нацпроекту. А вот еще 70 с лишним километров до самого высокогорного села Тувы обойдутся в 40 млн рублей. И ни в этом, ни в следующем году Сети в Кызыл-Хая не предвидится. При том, что с той же школы требуют электронные дневники, журналы и прочие отчеты. Не говоря об экзаменах, к которым тоже хорошо бы готовиться по Сети. Стало быть, документы возят в Мугур-Аксы на флешках, а на экзамены школьники едут туда же, в райцентр. Так же, как и соискатели всех социальных выплат. И всего того, что для многих привычно делать через интернет.
Добавить сурков-тарбаганов, каждую весну приносящих бубонную чуму. Уголь по 5,5 тыс. рублей за тонну – местный, тувинский, который «на равнине» стоит 3,4 тысячи, а для того, чтобы пережить зиму, каждому дому необходимо минимум пять тонн. Постоянные наводнения – отрезающие Монгун-Тайгинский кожуун от остальной Тувы: река Барлык на границе района сносит мосты, и даже в федеральных изданиях появляются сообщения вроде «Высокогорный район Тувы уже несколько недель находится в транспортной блокаде».
– Ну почему в блокаде? – возражает Людмила Очур-оол. – Да, машины и грузовики не ходили ни к нам, ни от нас. Но мы переезжали на тот берег на лодках.
– И чего ради жить высоко в горах – при всех этих проблемах?
– Зато зимой, когда едешь, звезды рукой можно достать, – отвечает Людмила Чертаголовна, не замечая неудачный вопрос.
* * *
– Мы живем там, где родились, – говорит Ховалыг. – Даже если тувинец куда-то уезжает за пределы республики, то чаще всего возвращается. Здесь не изменить ничего, и менять не надо. А все остальное – надо смотреть и с людьми советоваться, куда нам двигаться для общего блага.
Похоже, по части борьбы с бедностью в руководстве республики за последние месяцы успели усвоить, что подавать удочки первым лицам страны, приехавшим отдохнуть в Туву – навык, наверное, важный. Но сейчас куда больше ценится другое умение: ловить рыбу – в самом широком смысле – самим. Или, по крайней мере, очень хотеть этому научиться. На всех уровнях – от власти и до жителей.
– Я начал немножко менять риторику разговора с людьми, – говорит Ховалыг. – Какие бы золотые проекты ни были приняты для Тувы, кому-то надо на местах работать, реализовывать. Спрашиваю людей: «Если не вы, то кто? Запустим одно, другое. Не будут там работать наши люди – приедут вахтовики, заработают хорошие деньги, уедут. Деньги, которые можете заработать вы». Что останется через 10-15 лет после того, как, допустим, разработки полезных ископаемых – а их у нас много, очень много – исчерпаются и инвестиционный проект завершится? В лучшем случае рекультивированная площадка…
Надо говорить с людьми о правильных вещах. Не подумаем над ними хорошенько, все вместе – не будет у нас развития. Культура коллективизма, культура работы под одним небом – все это надо привносить в жизнь. А для этого надо мотивировать людей. Прежде всего – правильным, понятным словом.
– То есть вы собираетесь менять менталитет жителей Тувы?
– Зачем менять, – говорит Ховалыг. – Чуть-чуть корректировать.
