ВОЗВРАЩЕНИЕ К НОРМЕ
Все очень привыкли к тому, что структурообразующим фактором мировой политики является идеология
Генерал-майор Крис Донахью, командующий 82-й воздушно-десантной дивизией, стал последним американским военным, покинувшим Афганистан. Кампания, продолжавшаяся немногим менее двадцати лет, завершена. Талибы (запрещены в РФ) объявили об освобождении Афганистана и восстановлении этой страной национальной независимости. Президент Байден еще раньше провозгласил, что все цели операции выполнены. Те цели, которые сейчас решили считать таковыми, если быть точными. В общем, что бы ни происходило в последние две недели, а они надолго запомнятся и участникам, и наблюдателям, очередная глава окончена. Шумиха постепенно стихнет, наступает время выводов.
Наиболее интересный сюжет касается того, как в современном мире функционируют союзнические отношения держав. За годы афганской операции в ней приняли участие несколько десятков государств — партнеров США, некоторые внесли заметный материальный и человеческий вклад и понесли потери, тоже материальные и человеческие. Сейчас они вправе задаться вопросом, зачем все это было, если кампания закончилась ровно тем, с чего начиналась — талибами в Кабуле.
В свое время американцы в ходе вьетнамской войны и СССР и в ходе своей афганской зондировали почву, чтобы вовлечь туда союзников по НАТО и Варшавскому договору соответственно. В обоих случаях стало понятно, что сделать это можно было только принуждением и ненадолго. Не стали. В Афганистан-2001 «друзья Америки» выстраивались в очередь, всем хотелось доказать лояльность единственной сверхдержаве и продемонстрировать ей свою полезность. В той международной обстановке это было естественно — американская власть в мире была неоспорима и непоколебима. Более того, казалось, что Афганистан станет прелюдией к тому, чтобы сделать эту власть абсолютной, — теракты сентября 2001 года развязали Вашингтону руки и легитимировали ответные действия в глобальном масштабе.
Сейчас ситуация иная. Соединенные Штаты сами сворачивают свое глобальное присутствие, сохраняя те его формы, которые представляются важными с точки зрения национальных интересов, а последние после эпохи эйфории понимаются все более прикладным образом. И вот тут союзники сталкиваются с дилеммой — как вписать себя в эти самые интересы и надо ли это делать.
У союзников, с которыми США связаны формальными обязательствами в сфере безопасности, есть по крайней мере эти самые обязательства. Пренебрежение ими ударит не просто по имиджу Вашингтона, но и по его способности проецировать силу и добиваться своих целей на международной арене. Так что в этих отношениях заложены некоторые объективные предохранители, которые не являются полной гарантией, но затрудняют их пересмотр.
Хуже тем, кто называет себя союзниками Соединенных Штатов, но эти отношения никак не закреплены. Даже статус «основной союзник вне НАТО» вполне официальный, никаких преимуществ не дает — пример Афганистана говорит сам за себя. Афганистан — это, конечно, очень особая ситуация, но поведение США добавляет очередной камешек в мозаику сомнений, до какой степени можно полагаться на партнерство с Вашингтоном. Например, Египет, еще один «основной вне НАТО» партнер аж с 1987 года, столкнулся с переменчивостью союзника в 2011 году. Ну а бывшие коммунистические и особенно постсоветские страны, которые выбрали проамериканскую ориентацию и, соответственно, пошли на серьезное осложнение отношений с Россией, крайне нервно реагируют на любые проявления уклончивости Америки.
Проблема простая. За три четверти века после окончания Второй мировой все очень привыкли к тому, что структурообразующим фактором мировой политики является идеология, ценностная общность — реальная или декларируемая. Это определяло отношения к альянсам и в «холодную войну», и два с лишним десятилетия после нее. В классические эпохи международной политики нормой являлось то, что государство руководствовалось национальными интересами, как их понимали в каждый конкретный момент времени. О нерушимых альянсах, спаянных не интересами, а ценностями, речи не шло. Это не отменяло наличие между народами исторических, культурных, религиозных связей и симпатий, которые играли роль. Но не они определяли готовность государств идти на жертвы, и ими всегда поступались, если собственные интересы противоречили культурно-идеологическому контексту. То есть альянсы были заведомо временными.
Сейчас подобная ситуация, нормальная на протяжении большей части истории, возвращается. Мы, однако, привыкли к другой норме, очень краткосрочной: решающим фактором служит идеология. Это деформировало сознание ряда лидеров. Один из наглядных примеров — бывший президент Грузии Михаил Саакашвили, который в 2008 году рассчитывал, что Соединенные Штаты военным путем защитят Грузию от России, потому что Грузия «социально близкая». Любому непредвзятому наблюдателю было понятно, что риск конфликта с ядерной державой несопоставим для Вашингтона по значимости ни с какой геополитической или идеологической мотивацией. В Тбилиси, однако, предпочитали слушать риторику, а не думать по существу. Афганистан стал очень выразительным показателем того, что мировая политика возвращается на круги своя. И осознание этого всеми приведет к серьезным изменениям на международной арене.
