«МЯГКУЮ СИЛУ» ДОЛЖНО ЗАМЕНИТЬ ВОСПИТАНИЕ НАРОДОВ
Именно создание не «поклонников России», а думающих государств может создать предпосылки для более устойчивой в стратегическом отношении ситуации вокруг наших границ
Буквально на днях в нескольких российских средствах массовой информации промелькнула новость о том, что в МИД России якобы создается отдельный департамент, обязанностью которого будет бороться «за умы и сердца» граждан других государств. Или, иными словами, выступать проводником той самой «мягкой силы», которой, по общему заблуждению, России критически не хватает на фоне ее незаурядных военных возможностей.
Имея даже приблизительное представление о том, как устроена отечественная дипломатия, в правдивости этого сообщения можно было усомниться с самого начала. Однако пока никаких официальных опровержений со стороны руководства не последовало, и это позволяет всерьез поставить вопрос о том, что такое эта самая «мягкая сила» и нужна ли она России в привычном понимании этой категории.
Особенно в тех случаях, когда речь идет о ее непосредственных соседях – молодых суверенных государствах на пространстве бывшего СССР. Мы привыкли считать, что влияние на их неокрепшие умы – это чуть ли не главный залог победы над российскими геополитическими противниками. Однако если разобраться, то продвигаемый на полном серьезе рецепт может оказаться не просто бессмысленной тратой средств, но и опасным предприятием, если иметь в виду настоящие долгосрочные цели российского государства в отношении своих соседей.
Сама по себе концепция борьбы «за умы и сердца» представляется двусмысленной, поскольку основана на гипотезе, априори отрицающей за партнерами способность к самостоятельному мышлению. Физическое выражение политики, о нехватке которой в российском исполнении мы уже привыкли сетовать, – это массированная идеологическая обработка значительных масс населения, в первую очередь молодежи или представителей элиты, как действующей, так и потенциальной. Наиболее успешный пример – действия США после Второй мировой войны в отношении поверженной Европы, десятки тысяч представителей истеблишмента которой проходили обучение за океаном либо были так или иначе вовлечены в спонсируемые Вашингтоном проекты. На обычном языке это называется психологическая война.
Но здесь американцы сами ничего не изобрели – настоящим автором тотальной информационной борьбы был ранний СССР, который действовал через возглавлявшийся им Коммунистический интернационал. Внешнеполитическая концепция большевиков вообще отрицала суверенитет других государств даже в большей степени, чем взгляды на устройство однополярного мира американских неоконсерваторов на заре нашего века. Намерение разрушить мир государств и построить на его месте всеобщую коммуну не оставляло места для заинтересованности в ментальной самостоятельности чужих граждан.
В более широком применении мысль о значении идейного влияния стала продуктом исторического периода второй половины 20-го века, когда европейские державы, СССР и США имели дело со взрывным ростом национального самоопределения. Этот процесс происходил в условиях жесткого биполярного противостояния и идеологической борьбы между взаимоисключающими агрессивными идеологиями – марксизмом и либерализмом. Обе идеологии предполагали распространение универсальных ценностей и вступали в конфликт с правами суверенных государств.
В рамках конкурентной борьбы каждой из ведущих держав было трудно смириться с тем, что новые независимые страны могут быть действительно самостоятельными не только по форме, но и по способности мыслить не под внешним воздействием. Для европейцев это были бывшие колониальные владения, где страны Старого Света сохраняли большие экономические интересы и боролись с советским влиянием. Для СССР, США и, затем, Китая – вся масса малых и средних государств, которые нужно было лишить суверенитета для победы в холодной войне. Тем более что взгляд стран Запада на остальной мир в принципе отрицает за аборигенами способность думать самим.
Мы не можем предаваться иллюзиям – влияние на общественное мнение, конечно, имеет большое значение. Тем более что массовая база политики не имеет пока ярко выраженной тенденции к сокращению. За сто лет, прошедших с начала эпохи, когда мнение масс действительно стало играть роль в большой политике, все государства пришли к единой форме взаимодействия с общественным мнением – создание стандарта и принуждение к тому, чтобы мнение граждан ему соответствовало.
В международных отношениях психологическая война постепенно стала не только частью боевых действий во время конфликта, но рутиной отношений между государствами, даже когда они сотрудничают. Однако в наиболее продвинутых сообществах, например в Западной Европе, ни одной из стран даже в голову не придет переманивать на свою сторону граждан соседнего государства. Но это и не нужно – какая-нибудь Бельгия сама прекрасно понимает, что должна учитывать интересы своих могущественных соседей. Франция и Германия не обязаны платить бельгийской или голландской элите за то, что те ведут себя рационально.
Несмотря на близкие отношения между нашими странами, сложно ожидать от правительств соседних государств того, что они будут содействовать Москве стать привлекательной в глазах населения. Это было бы либо не совсем искренне – никто в здравом уме не может помогать другому государству перехватывать лояльность собственных граждан, либо не совсем рационально. Возможен, конечно, и третий вариант – в большинстве стран, возникших во второй половине 20-го века на обломках европейских империй, помощь со стороны бывших метрополий используется исключительно как способ закрыть собственные бюджетные прорехи.
Это издержка колониального или, в нашем случае, советского мышления, которое, впрочем, также приведет в трагический тупик. Возможно, что именно поэтому российская политика сейчас состоит не в потакании иллюзиям, а в бережной поддержке и надежде на постепенное взросление соседей. Это гораздо более мудро и ответственно, чем вкладывать миллионы в покупку симпатий. Российские военные в Карабахе не решают проблем, с которыми сталкивается армянское государство. Однако они дают гарантию того, что его судьба не прервется насильственным образом.
И, напротив, переманивая на свою сторону граждан соседних, и не только, стран, мы искусственно продлеваем их геостратегические колебания, которыми пользуются противники России в международной политике. Маленькие государства должны с пониманием относиться к интересам больших не потому, что им так промыли мозги, а в силу способности своим умом оценить собственное геополитическое положение в силовой композиции международной политики. Вторгаясь в процесс становления новых независимых государств, мы препятствуем процессу естественного отбора ответственных членов международного сообщества, важной частью которого является взросление и сепарация каждой особи.
Сейчас по определению предполагается, что если Россия не влияет в свою пользу на общественное мнение соседей, то это неизбежно делают конкурирующие с ней державы. Другими словами, призывы к Москве более активно бороться «за умы и сердца» граждан стран-соседей являются не более чем требованиями к энергичному ведению психологической борьбы на их территории с третьими странами. Однако чем более интенсивной такая борьба становится, тем дальше отодвигается горизонт, за которым соседи России обретут способность к самостоятельному и рациональному мышлению. Их пространство превращается постепенно, по мере появления у России возможностей для собственной пропаганды, в территорию игры с нулевой суммой, не имеющую самостоятельного значения.
Учитывая, что стратегическим приоритетом России, как это было сформулировано в статье Владимира Путина по украинскому вопросу, является именно самостоятельность соседей, борьба «за умы и сердца» населения этих стран как таковая не может быть доминирующей идеей российской политики. Это, однако, не отменяет необходимости, во-первых, повышения привлекательности России в контексте исправления ее демографической ситуации, и во-вторых– содействия формированию у элит новых независимых государств способности принимать решения, руководствуясь собственным рациональным выбором, а не продиктованными извне представлениями.
Данная задача является, безусловно, гораздо более сложной, чем просто создание средствами государственной политики критической массы настроенных позитивно к России граждан соседних государств. Но именно создание не «поклонников России», а думающих государств может создать предпосылки для более устойчивой в стратегическом отношении ситуации вокруг наших границ.
Сложность в том, что необходимо в ежедневном режиме соблюдать четкую грань между воспитанием и пропагандой собственных взглядов. Но, как и воспитание отдельного человека, воспитание народов не знает других действительно долгосрочных решений.
