БЕЖАТЬ УЖЕ НЕКУДА
О том, что при решении проблем беженцев надо отказаться от благоглупостей
Постепенно, как ни печально, но «пересмотр» итогов Второй мировой войны происходит. Не пугайтесь – не в том смысле, в каком это запрещено российским законодательством, тут как раз все стабильно, и наша победа останется в веках. А вот «Ялтинская система» раздела мира на сферы влияния уже ушла в историю. И непохоже, что снова вернется в прежнем виде.
Пора хоронить, если не де-юре, то де-факто – притом без почестей – Конвенцию ООН о статусе беженцев 1951 года, которая была принята на волне всемирного миролюбия после кошмаров Второй мировой и на вере в то, что международную политику можно будет «конструировать» каким-то чудесным неконфликтным образом. Ну так вот, у нас плохие новости: она не работает ни в каких своих основополагающих принципах.
Вместо того чтобы пригревать несчастных, самые разные государства их принудительно высылают, в том числе туда, где им угрожает смертельная опасность, их дела передают третьим странам для рассмотрения заявлений без надлежащих гарантий защиты, перед ними воздвигают непреодолимые барьеры по принципу «только не к нам» – и вопреки все тем правозащитным благостям, которые понаписаны в Конвенции.
Как ни парадоксально, но с обустройством и приемом беженцев в нашем грешном мире было куда лучше во времена, когда Конвенции ООН вообще не было. И даже не было современного понятия «беженец», которое кормит так много ООНовских бюрократов и активистов НКО, подчас спекулирующих на жалости к несчастным людям (хотя многие действуют, конечно, из чистых помыслов), но не способных предложить ни одного реалистичного решения данной проблемы по существу.
Начать с того, что самой проблемы «беженства» в качестве глобальной не существовало до ХIХ века, когда более-менее утвердились границы национальных государств. При том что согнанных со своих земель, лишенных крова и средств к существованию были миллионы и десятки миллионов. Однако для перемещения между странами не надо было ни загранпаспортов, ни тем более виз.
Более того, право на убежище (по политическим или религиозным мотивам, как правило, иных особенно не было) уважалось и соблюдалось куда тверже и последовательнее, чем во времена, когда наш мир вдруг провозгласили «цивилизованным» и якобы построенным на каком-то, прости господи, международном праве. Ужесточение отношения к беженцам началось в ХХ веке, примерно после окончания Первой мировой войны. И вот сейчас это ужесточение, кажется, достигает апогея.
Когда Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская издали в 1492 году эдикт об изгнании евреев из Испании, то примерно половина тогда крестились в католичество, но не менее 100 тысяч (большое число по тем временам) двинулись сначала в Португалию, а затем в более терпимые к ним страны Северной Европы, а также в Италию, Грецию и даже Османскую империю. И везде их приняли – без помощи ООН, отдельных лагерей для беженцев и прочего современного антуража.
Когда Людовик ХIV отменил Нантский эдикт о веротерпимости к гугенотам в 1685 году, то сотни тысяч религиозных беженцев двинули в Англию, Швецию, Данию, открывшуюся Америку и, да, в Россию. Везде их приняли. Ну и, наконец, знаменитый Манифест Екатерины Второй 1763 года «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах». В том числе были подробно описаны льготы для переселенцев. Воспользовались манифестом десятки тысяч тех, кого считали в Европе «иноверцами». Правда, кроме евреев.
Еще в первой половине ХХ века беженцев все же принимали, в том числе «цивилизованные» страны. Худо-бедно обустроились в основном в Европе и Америке полтора миллиона бежавших от русской гражданской войны. Еще ранее, в конце ХIХ века, были приняты в Америке более миллиона беженцев из Российской империи, в основном евреи, но не только. Более миллиона армян из тех, кого младотурки, почитаемые Лениным как союзники в переустройстве мира, не вырезали в 1915 году, переместились в Европу и Америку. Франция не поперхнулась, приняв несколько сотен тысяч испанцев, спасавшихся от гражданской войны 1936-39 годов. СССР в конце той же войны принял детей республиканцев. А Британия сжалилась над китайцами, приняв в тогдашней колонии Гонконге тоже несколько сотен тысяч, бежавших от коммунистического режима, установленного в 1949 году.
Самым крупным разовым перемещением народов в истории до сих пор является «обмен» 18 млн индусов и мусульман между Пакистаном и Индией после раздела этой прежде Британской колонии на два государства в 1947 году. Потом, когда появился Бангладеш (1971), образовалось еще до 10 млн беженцев. Обошлись без всякой ООН в основном. Более 3,5 млн беженцев из ГДР приняла до возведения Берлинской стены Западная Германия. А еще была Кубинская революция, восстание в Венгрии 1956 года, оккупация Китаем Тибета и много чего еще. Был исход примерно миллиона палестинцев после образования Израиля.
Только в Европе после Второй мировой «перемещенными лицами» стали не менее 60 млн человек, включая несколько миллионов немцев, изгнанных из Чехословакии и Польши. Более 90 млн человек были перемещены в результате Китайской революции 1949 года. К этому можно добавить еще миллионов пятнадцать тех, кто стал беженцем в других странах Юго-Восточной Азии.
Распад колониальных империй сорвал с насиженных мест многие миллионы. Но столь громких стенаний мировой бюрократии на тему «куда же нам их всех девать» не было. Как не было и того, чтобы «цивилизованные страны» подсчитывали беженцев буквально по головам, принимая поштучно и делая при этом вид большого одолжения.
Ничего «беспрецедентного» в нынешнем миграционном кризисе, как подает это западная пресса, на самом деле нет. И это мы еще не столкнулись в массовом порядке с таким явлением, как «климатические беженцы», которые появятся миллионами по мере того, как целые регионы планеты станут непригодными для проживания.
На конец прошлого года в мире насчитывалось более 82 млн насильственно перемещенных лиц – по причине конфликта, природной катастрофы или преследования. Но из этих людей 48 млн «перемещены» внутри собственной страны. Беженцами в буквальном смысле (преследуемыми и претендующими на именно статус политического беженца) принято считать примерно 26,4 млн человек.
Где находятся эти беженцы? Кто несет на себе основную тяжесть их содержания? Отнюдь не те страны, которые принято считать богатыми и развитыми. 86% всех насильственно перемещенных лиц находятся в развивающихся, бедных странах (73% – непосредственно в соседних), а в развитых – лишь 14%. При этом почти 70% беженцев (куда ООН причисляет также отдельную категорию «перемещенные из Венесуэлы») происходят из пяти стран: Сирия (6,7 млн чел), Венесуэла (4 млн), Афганистан (2,6 млн), Мьянма (1,1 млн) и Южный Судан (2,2 млн). А на первом месте среди стран, приютивших этих людей, находится Турция (3,7 млн человек), на втором Колумбия (1,7 млн), далее Пакистан (1,4 млн), Уганда (1,4 млн) и лишь на пятом месте Германия (1,2 млн), и то благодаря уникальной инициативе Меркель в 2015 году принять миллион сирийцев. К этому можно добавить, что страной с самой высокой плотностью беженцев на душу населения является крохотный Ливан: там один беженец приходится на пять коренных граждан страны.
Как видим, «развитый цивилизованный мир» отнюдь не щедр и не милосерден. И действительно – «а почему мы должны».
Как решить проблему? Практически все, что приходилось читать по части таких предложений, сводится к набору банальных благоглупостей. Надо, мол, прекратить региональные войны. Гениально ведь, но как? Организовать «безопасные маршруты» перемещения беженцев. Но где будет конечный пункт? «Объединить усилия мирового сообщества» – этот рецепт по части практичности посоперничает, пожалуй, с другим – «молиться за несчастных и их детей». Еще надо пресекать деятельность преступных групп, перемещающих людей. Но как же тогда, спрашивается, эти несчастные достигнут «земли обетованной» с пособиями? Или если их не видеть стоящими у границ, то и проблемы нет? Еще куча всяких советов по части терпимости, адаптации, интеграции и пр. Ну и лучше, конечно, их «добровольно репатриировать» туда, откуда приехали. Циничненько так.
Таким образом, вся система, предусмотренная Конвенцией ООН 1951 года, превратилась в полную профанацию. Тем более что там нет обязанности предоставить убежище соискателю статуса беженца, а сказано, что таковое может быть предоставлено, что отдает вопрос на откуп политике.
Особенно на фоне, скажем, таких «гуманитарных» мер, как возведение Кенией стены на границе с Сомали с тем, чтобы люди, спасающиеся от войны, не могли спастись в соседней стране. Или когда Бангладеш собирается депортировать обратно беженцев народности рохинджа в Мьянму, где им с высокой вероятностью грозит смерть. Или когда Австралия придумала «принимать» беженцев на основе экстерриториального принципа, организовав что-то вроде концлагеря – «welcome center» на острове Науру.
Именно после окончания «холодной войны», когда вроде бы победили «силы добра», ведущие державы мира окончательно отказались от того, чтобы превратить получение статуса беженца в «стандартную процедуру» при соблюдении прописанных ООН определенных условий, превратив это в тягомотный и очень субъективный бюрократический процесс.
В результате жертвы региональных войн – в Сомали, Анголе, даже в бывшей Югославии – сталкивались с гораздо большими препятствиями при получении статуса беженца, чем то было до всяких ООНовских конвенций. И вместо приема таких людей и интеграции в свое общество для них стали во все более массовом порядке обустраивать отдельные «лагеря содержания» или аналогичные формы сегрегации – по сути, гетто.
На этом фоне даже кажущееся утопично-фантастическим предложение по части решения проблемы можно посчитать едва ли не самым реалистичным.
Несколько лет назад замдиректора Центра по проблемам миграции, политики и общества Университета Оксфорда Николас ван Хеар предложил создать транснациональную конфедерацию Refugia (он назвал это греческим термином «полития»), которая объединила бы все общности компактно проживающих беженцев в мире под неким единым – даже выборным и виртуальным – управлением, связывающим эти «территории» (лагеря), в том числе в части свободного перемещения между ними их обитателей. Такая «полития» сочетала бы в себе как черты национального квазигосударства, так и международной наднациональной организации. Это стало бы определенным компромиссом между богатыми странами, которые не хотят поступаться своим благополучием и спокойствием ради «пришлых», и бедными странами, которым содержание миллионов беженцев не по карману. Разумеется, без международной помощи такой «конфедерации» не обойтись. Однако у нее, считает автор идеи, должна быть своя экономика, своя система образования, своя налоговая система, частично автономная от страны пребывания конкретного анклава.
С одной стороны, тем самым будет оформлен окончательно отказ от интеграции в общество страны пребывания «анклава» беженцев (он и сейчас есть на деле). С другой стороны, параметры общения отдельных частей Refugia с каждой конкретной страной могут быть разными в части пределов сближения и интеграции. В любом случае, отдельные части «конфедерации беженцев» уже не будут исключительно головной болью отдельных государств, а в какой-то мере станут бременем всего человечества.
Многие скажут – утопия. Наверное, так и есть. Но еще большей утопией является вера в действенность продукта Второй мировой в виде Конвенции ООН по беженцам и разросшегося вокруг него бюрократического аппарата. Эту конвенцию надо кардинально пересмотреть и перестать делать лицемерный вид, что все могут приютить всех. Даже перед угрозой гибели таких беженцев. Не приютят.
