МИЛЛЕНИАЛЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ «ЛЕВОГО ПОВОРОТА»
Кто кого изменит: новое поколение мир или наоборот?
Понятие «миллениал» относительно недавно вошло в социологию, но уже успело стать общеупотребительным и даже модным, быстро перекочевав со страниц академических журналов на газетные полосы и в социальные сети.
Миллениалы (они же – «поколение Y», они же – «сетевое поколение», они же – «эхо-бумеры») – возрастная группа, которая включилась во взрослую жизнь на пороге или в начале третьего тысячелетия. В США, да и на Западе в целом, к этой группе обычно причисляют родившихся в последние два десятилетия прошлого века, хотя конкретные даты, отделяющие миллениалов от предыдущего и последующего поколений, могут сдвигаться на два – три года в ту или другую сторону в зависимости от используемой методологии и субъективных предпочтений тех или иных авторов.
Родившихся позже социологи относят к следующему «поколению Z», или к зумерам. Зумеры, также ставшие предметом пристального внимания исследователей, на данный момент ещё остаются тинэйджерами или даже детьми; по молодости лет они не оказывают существенного влияния на экономические, социальные и политические процессы в современном мире. А вот миллениалы являются важным фактором перемен и в мировой экономике, и в политике, да и в повседневной жизни современного общества. Их воздействие на наш мир, без сомнения, будет расти и в дальнейшем.
Штрихи к портрету поколения
Миллениалы существенно отличаются от предыдущей возрастной группы – «поколения X» (1965–1980 гг. рождения) – и от предшествовавших «поколению X» бэби-бумеров (1945–1964 гг.) целым набором положительных качеств: большей креативностью, повышенной адаптивностью к новым условиям, более развитым чувством «глобальной» социальной ответственности. Их волнуют экология, изменения климата, трансграничные миграции, региональные конфликты, искусственный интеллект, международный терроризм и другие мировые проблемы, которые могут и не иметь прямого отношения к их непосредственной профессиональной деятельности. Они отличаются критическим мышлением, скептическим складом ума и не готовы следовать ролевым моделям своих родителей или старших братьев и сестёр.
Принято считать, что миллениалы – первое поколение, у которого есть разнообразные кумиры, но нет героев. Да и действительно, разве может быть героем поколения какой-то удачливый блогер или популярный рэпер?
Вроде бы всем этим особенностям данной возрастной группы можно только позавидовать. Но миллениалам, по мнению социологов, присущи и такие не самые приятные черты, как проблемы в коммуникациях – особенно в условиях жёстких вертикальных управленческих конструкций, отсутствие устойчивых навыков командной работы, склонность к авральному стилю при выполнении заданий, готовность в любой момент уйти от жизненных трудностей в параллельную реальность социальных сетей и компьютерных игр. Зачастую для миллениалов сетевое общение понятнее и привычнее, чем общение в сообществе, им проще найти собеседника на другом конце планеты в чате, чем сходить в гости к соседу по лестничной клетке. Поэтому у представителей этого поколения значительно больше знакомых, но меньше настоящих друзей, чем у бумеров.
Насколько можно судить, миллениалы в своём большинстве – настоящие нарциссы; их самооценки, как правило, завышены, а не занижены. В то же время миллениалам сопутствует неуверенность в себе, что предопределяет их сильную зависимость от внешних оценок (отсюда, в частности, неустанная погоня за лайками в социальных сетях). В профессиональном отношении они часто оказываются более азартными и импульсивными, но менее амбициозными и настойчивыми, чем их родители. Типичный миллениал будет скорее подстраивать работу под свой привычный образ жизни, чем образ жизни – под требования работы.
Миллениалы часто предпочитают рассуждать не о карьере в традиционном смысле слова, а об участии в «проектах»; профессиональное резюме миллениала складывается не из перечисления ступенек восхождения по карьерной лестнице, а из «портфолио» реализованных проектов. Работа для миллениала – в первую очередь источник удовольствия и средство самореализации и только во вторую – источник финансового благополучия и средство карьерного роста. А потому он чаще меняет места работы, города и страны проживания, гражданство и даже базовые профессии, чем бумер или представитель «поколения X». Настоящий миллениал, в отличие от настоящего бумера, должен всегда быть готовым к социальному и профессиональному дауншифтингу, не воспринимая дауншифтинг как крушение надежд и конец света.
Считается, что миллениалы медленнее взрослеют, чем предшествующие поколения, по крайней мере, если использовать термин «взросление» в его привычном понимании.
«Поколение Y» дольше не расстаётся со своими подростковыми фантазиями, избегает решений, связанных с повышением уровня личной ответственности, – будь то уход из родительского дома, вступление брак или рождение детей.
Этому поколению свойственна расточительность – свои заработки они часто тратят на потребление, развлечения, путешествия, не думая о сбережениях. В классической формуле «мыслить глобально, действовать локально» миллениалы, как правило, акцентируют внимание преимущественно на первой её части. Страх потерять работу или не оплатить счета по ипотеке не является столь сильным мотиватором для миллениалов, как для предыдущих поколений: они полагаются на поддержку родителей, на собственную удачу, а также рассчитывают на социальный патернализм государства.
Ролевыми моделями для миллениалов часто выступают успешные молодые предприниматели из IT-сектора, биржевые спекулянты, звёзды массовой культуры и спорта, иконы моды и стиля – все те, кто, как считается, делают огромные состояния буквально из воздуха, виртуозно сочетая бизнес с гедонистическим образом жизни. В среде миллениалов бытует представление о том, что вполне возможно стать вторым Марком Цукербергом, не прикладывая чрезмерных усилий, а просто поймав нужный технологический или потребительский тренд. Хотя популярными фигурами в среде миллениалов могут оказаться и молодые университетские профессора, врачи и даже активисты гражданского общества – дело лишь в раскрученности образа в интернет-среде.
Миллениалы выходят на политическую сцену
Назвать миллениалов политизированным поколением язык не поворачивается – они в своей массе не любят ходить на митинги и демонстрации, голосовать на выборах и участвовать в акциях гражданского неповиновения.
Миллениалы – не бунтари и не революционеры, они гедонисты и созерцатели.
Они предпочитают не касаться политики – по крайней мере, до тех пор, пока политика не касается их. Тем не менее новое поколение уже продуцирует своих политических лидеров. Пусть эти лидеры пока не занимают кресла президентов и премьер-министров (за редким исключением, наподобие австрийца Себастьяна Курца или, как ни странно, Ким Чен Ына, свежий пример – новый президент Чили Габриэль Борич), но в парламентах и даже на министерских постах их с каждым годом всё больше и больше.
Единой политической силы поколение нигде не составляет – среди миллениалов можно найти консерваторов и либералов, убеждённых националистов и не менее убеждённых космополитов. И всё же миллениалы ассоциируются в первую очередь с движением «новых левых», с попытками обновить и укрепить основательно проржавевшие конструкции левых политических партий и движений или же создать свои новые партии и движения. Это поколение поставляет активистов партийных функционеров «прогрессистам» в демократической партии США, «зелёным» и «левым» в Германии, «Левому фронту» во Франции, партиям «левой волны» в Латинской Америке и даже партиям исламского социализма на Ближнем Востоке.
К примеру, нынешний министр иностранных дел Германии – родившаяся в конце 1980 г. Анналена Бербок – без особых натяжек может быть отнесена к поколению миллениалов. Этой же возрастной группе принадлежат харизматические лидеры «прогрессистов» в Конгрессе США Александрия Окасио-Кортес, появившаяся на свет в 1989 г., и Ильхам Омар, родившаяся в 1981 году. Попутно добавим, что большинство политических лидеров-миллениалов не имеют за своими плечами сколько-нибудь впечатляющей карьеры в частном бизнесе или в государственном аппарате, их основной профессиональный опыт накоплен в институтах гражданского общества и в общественных движениях. В этом отсутствии предварительного административного опыта состоит как источник слабости лидеров миллениалов, так и источник их возможной силы.
Программы «новых левых» в своей основе не слишком отличаются от традиционного набора лозунгов левых социал-демократов прошлого столетия, с поправкой на меняющуюся повестку дня XXI века. Доступное – вплоть до бесплатного – высшее образование в тех странах, где его пока нет, включая возможную амнистию по выплате студенческих займов. Существенное повышение минимальной оплаты труда. Общенациональная система гарантированного общественного здравоохранения, если таковая пока отсутствует. Ускоренная легализация незаконных иммигрантов и упрощение процедур для получения ими гражданства. Радикальное решение проблем гендерного равенства, последовательная защита прав разнообразных меньшинств – вплоть до введения соответствующих квот в учебных заведениях и в национальных парламентах, в общественном и частном секторах занятости.
Большое место в программах «новых левых» занимают вопросы изменения климата и охраны окружающей среды. Развитым странам предлагается полностью уйти от углеводородной экономики в ускоренном порядке – желательно уже к 2030 г., в крайнем случае – к 2040 г, передав свои квоты на углеродные выбросы более нуждающимся странам глобального Юга. Конечно, добыча сланцевых нефти и газа, проводка новых трубопроводов и строительство угольных электростанций категорически не приветствуется. Экологические стандарты должны быть ужесточены, а экономические приоритеты – сдвинуты от стимулирования количественного роста экономики и поощрения потребления к задачам перехода к устойчивому развитию.
Разумеется, все замечательные социальные идеи «новых левых» потребуют немалых расходов. Деньги предполагается взять, естественно, у богатых – обложить повышенным подоходным налогом (до 90 процентов) состоятельных сограждан, умерить аппетиты банков и финансовых спекулянтов, покончить с оффшорными зонами, где корпорации скрывают свои прибыли от налоговых служб. Предусматривается также опция решительного сокращения оборонных расходов, ограничения бюджетов государственных бюрократий и общая финансовая децентрализация.
Во внешней политике миллениалы выступают за многосторонность, укрепление международных организаций и против протекционизма и торговых войн. Предполагается решительно отказаться от вооружённых интервенций за рубежом и от сохранения военных баз на территории иностранных государств, сделав акцент на борьбу за права человека и расширение программ помощи глобальному Югу. Если «новых левых» и можно считать патриотами, то это явно не тот патриотизм, который исповедуют консервативные представители старшего поколения.
Истеблишмент против «новых левых»
Респектабельные экономисты и политологи повсюду в мире не устают доказывать, что планы «новых левых» невыполнимы в принципе – никакие конфискационные налоги на богатых не смогли бы покрыть расходы на социальные программы, предлагаемые лидерами миллениалов. К тому же отмечается, что в нашем глобальном мире крупные капиталы в случае необходимости всегда найдут себе другую прописку. Можно сослаться, к примеру, на опыт Франции, где президент Франсуа Олланд попытался обложить 75-процентным налогом годовые доходы свыше 1 млн евро. Результаты оказались не слишком впечатляющими, и через два года налог был без особого шума отменён.
Впрочем, оппоненты (как правило, относящиеся к старшим возрастным группам) пытаются критиковать «новых левых» и с морально-этических позиций.
Даже если бы удалось осуществить на практике идеалистические предложения лидеров миллениалов, можно ли считать их по-настоящему справедливыми?
Например, амнистия по студенческим займам покажется несправедливостью тем миллионам бывших студентов, которые годами отказывали себе во многом, чтобы полностью и в установленные сроки выплатить свои долги по займам. Предоставление разнообразных льгот незаконным мигрантам обесценивает многолетние усилия «законных» иммигрантов по получению прав гражданства. Идея отмены частного медицинского страхования во имя всеобщего гарантированного здравоохранения вообще воспринимается как покушение на базовые свободы и в некоторых странах может быть легко оспорена в судебном порядке. А взять такую популярную среди миллениалов идею повышения минимального уровня оплаты труда? Кажется, иронизируют консерваторы, очень гуманный шаг, направленный на защиту беднейших слоев. Почему бы, в самом деле, не платить 15 долларов в час подсобному рабочему в Нью-Йорке или 14 долларов в Вашингтоне? Но на деле это означает, что там, где раньше хозяин прачечной, закусочной или ремонтной мастерской нанимал трёх подсобных рабочих, официантов или грузчиков, он будет вынужден обходиться двумя.
«Новых левых» обвиняют в дешёвом популизме, в незнании жизни, в политической безответственности и даже в предательстве фундаментальных ценностей и традиций своих стран. Едва ли миллениалы, чаще всего – неплохо образованные и к тому же скептически настроенные люди, не видят очевидных нестыковок и явных передержек в программах «новых левых». И тем не менее продолжают их поддерживать. По всей видимости, повсеместно происходящая поляризация политической жизни просто не оставляет миллениалам другого выбора. Респектабельные центристы эпохи Франсуа Миттерана и Билла Клинтона не тянут на роль не только героев, но даже кумиров. Поддерживать популистов типа Дональда Трампа большинство миллениалов тем более не готовы. То ли дело – молодые, эффектные, красноречивые, устремленные в будущее политики новой волны! Что же до реалистичности достижения заявленных «новыми левыми» целей, так ведь ещё на знаменах студенческой «парижской весны» 1968 г. было начертано: «Будьте реалистами – требуйте невозможного!».
Понятно, что активность «новых левых» вносит раскол в и без того нестройные ряды «системных» (старорежимных) левых и левоцентристских движений. Например, в США эта активность неизбежно создаст проблемы для Демократической партии в 2024 г. и даже на промежуточных выборах 2022 года. И не только потому, что время и энергия демократов будут потрачены на малоприятные внутрипартийные разборки. Но ещё и потому, что активность «новых левых» позволяет республиканцам представлять всю Демократическую партию в карикатурном виде – чуть ли не как сторонников построения в Америке социализма советского или китайского образца, оказавшихся в плену у инфантильных и некомпетентных мечтателей.
Сдвигаясь влево, руководство Демократической партии фактически уступает центр политического спектра республиканцам (особенно в консервативных штатах Юга и Среднего Запада). Может повториться ситуация 2016 г., когда демократы одержали убедительную победу в Новой Англии и на Западном побережье, но страну в целом проиграли. Впрочем, «новые левые» высвечивают и более общую проблему Демократической партии США и аналогичных партий в других странах Запада. Партийные программы современных – что «прогрессистов», что центристов – фиксируются главным образом на том, как лучше нарезать национальный экономический пирог, а не на том, как заставить этот пирог расти быстрее. И пока это так, у консерваторов будет сохраняться важное преимущество, а политическое влияние миллениалов останется ограниченным.
Пандемия коронавируса: последняя победа бумеров
Пандемия коронавируса стала сильнейшим испытанием для миллениалов. Конечно, вирус наиболее опасен для людей старшего возраста, в первую очередь – для поколения бумеров. Но в повседневной жизни от пандемии больше всего страдают не пенсионеры-бумеры, а именно миллениалы и следующие за ними зумеры. Пандемия изменила жизнь сотен миллионов молодых людей в большей степени, чем жизнь любых других возрастных групп.
Кто, как не молодые, рвутся по вечерам на дискотеки, в клубы и бары? Для кого ещё такую ценность имеют вечеринки и тусовки, совместные походы в кинотеатр за углом или путешествия автостопом по всей Европе и Америке? Какое поколение заполняет трибуны стадионов на концертах поп-звёзд и на футбольных матчах? Людям среднего возраста, обременённым семьями и несколько уставшими от жизни, легче перенести самоизоляцию и даже отнестись к ней как к неожиданному подарку судьбы. Но миллениалам, а тем более – их младшим братьям и сёстрам почему-то совсем не сидится дома в субботу и воскресенье, и именно они вынуждены отказываться от столь важного для них привычного ритма жизни и повседневных развлечений.
Было бы полбеды, если бы дело ограничивалось одними только развлечениями. Вынужденные жертвы со стороны миллениалов намного более существенны, чем вынужденное затворничество. В конце концов, для общения остаётся онлайн, а интернет пока нигде не отключили. Но какие учреждения становятся первыми кандидатами на закрытие в условиях эпидемии? Школы и университеты. Кто в первую очередь теряет жильё? Обитатели студенческих общежитий и дешёвых хостелов. Много ли пожилых гастарбайтеров отыщется в рядах депортируемых трудовых мигрантов? А кто станет первым кандидатом на увольнение в ходе неизбежных сокращений на производстве и массовых банкротств предприятий?
Конечно, в идеальном обществе все поколения должны находиться в гармонии друг с другом и проблемы выбора приоритетов в таком обществе не возникает. Но в реальной жизни с такой проблемой приходится сталкиваться каждый день. Куда вкладывать бюджетные средства: в новую больницу или в тот же университет? Кому отдавать предпочтение при найме на работу: недавнему выпускнику вуза или человеку «предпенсионного возраста»? Что важнее для общества – сохранение традиций и ценностей прошлого или готовность принять вызов неопределённости и рисков будущего?
Пандемия коронавируса резко активизировала прежде латентное противостояние миллениалов и бумеров, поставив власть во многих странах перед необходимостью делать выбор между двумя возрастными группами.
Стареющие общества развитых стран XXI века, как правило, делают выбор в пользу отцов, а не в пользу детей, в пользу поколения бумеров, а не миллениалов. Об этом свидетельствуют бюджетные приоритеты, принимающиеся в условиях пандемии административные решения, доминирующая в общественном пространстве политическая риторика. Да и может ли быть иначе, если в нашем мире давно и почти безраздельно правит геронтократия? В Соединённых Штатах у власти находится приближающийся к своему восьмидесятилетию Джо Байден. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш, которому будущей весной стукнет 73, тем не менее летом этого года успешно переизбрался на следующий пятилетний срок. Верховный представитель Евросоюза по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель готовится к своему семидесятипятилетнию. В прошлом году перешагнул семидесятилетний рубеж индийский лидер Нарендра Моди. А в Китае и в России соответственно Си Цзиньпин (68 лет) и Владимир Путин (69 лет), насколько можно судить, пока не помышляют о передаче дел возможным преемникам.
Подавляющее большинство этих лидеров – люди, сформировавшиеся ещё в прошлом веке. Преимущественно – в эпоху холодной войны. То есть до интернета, флешмобов, блокчейнов, криптовалюты, краудсорсинга и коронавируса. А потому им так трудно принять повестку дня поколения миллениалов, потому они так часто ностальгируют по прошедшим временам, потому они осознанно или инстинктивно делают главную политическую ставку на своё, уже уходящее поколение.
Вероятно, многие из этих людей искренно убеждены: рано или поздно пройдёт пандемия – и всё вернётся на круги своя. К счастью или к сожалению, но этого не произойдёт. Из нынешнего кризиса мир выйдет другим: с другими приоритетами и ценностями, с другим пониманием угроз и возможностей. В мире после пандемии возникнет новая повестка дня, которую определят молодые люди, пребывающие ныне под домашним арестом самоизоляции. У них неожиданно появилось достаточно времени подумать над этой повесткой. Можно предположить, что чем больше будет откладываться смена поколений политических элит в мире, тем в более радикальном и драматическом виде она в итоге произойдёт.
Российская специфика
Проблема миллениалов – не исключительно западная проблема. В России, правда, начало их поколения ведётся не с прихода к власти Рональда Рейгана (1981 г.) а с начала горбачёвской перестройки (1985 г.). Если западные миллениалы росли и формировались в благополучные и относительно спокойные годы процветания конца прошлого века, то на долю их российских сверстников выпали потрясения и катаклизмы первого постсоветского десятилетия российской истории. В «лихие девяностые» российские миллениалы были ещё детьми, в «тучные нулевые» – подростками, а в «тревожные десятые» они впервые с головой окунулись во взрослую жизнь.
Можно предположить, что российские миллениалы были вынуждены взрослеть быстрее, чем их западные сверстники. Можно допустить, что время социальных катаклизмов заставило их стать более самостоятельными, решительными и целеустремленными.
Наверное, российские миллениалы с самого начала оказались более циничными и куда менее романтичными, чем миллениалы на Западе.
С другой стороны, уровень безработицы среди молодёжи в постсоветской России был исторически существенно ниже, чем в большинстве стран Запада, социальные лифты в начале века работали более активно, чем во многих других странах, уровень закредитованности российской молодёжи оставался относительно невысоким. Поэтому в среде российских миллениалов долгое время царили настроения социального оптимизма и сопутствующего ему социального конформизма, которые, однако, начали быстро слабеть в последние годы. Сегодня российские миллениалы в среднем настроены более пессимистически, чем западные миллениалы.
Но в любом случае миллениалы в России так же, как и миллениалы на Западе, испытали на себе глубокое воздействие интернета, глобализации и цифровых технологий. Это воздействие было усилено пандемией коронавируса и ужесточением государственного контроля над традиционными средствами массовой информации. Для российского миллениала интернет и сегодня остаётся в первую очередь «территорией свободы», а уже во вторую – удобным инструментом коммуникации.
Исходя из общей склонности миллениалов к левым политическим идеям, логично предсказать, что и в России именно новое поколение станет главным носителем левой идеологии. По всей видимости, в нашей стране только миллениалы способны справиться с исторической задачей очищения принципов левой идеологии от многочисленных наслоений политической практики ХХ века. Только им под силу заменить ностальгию по Советскому Союзу привлекательной картиной желаемого будущего, противопоставить квазирелигиозной эсхатологии рациональную картину мира, обуздать торжествующий национализм продвижением последовательно интернационалистской политической повестки, поставить вопросы преодоления вопиющего социального неравенства, не скатываясь до апологии социальной уравниловки, и так далее. Задача возрождения левой идеи в нынешних условиях не под силу ни стареющей КПРФ, ни стагнирующей «Справедливой России» – нужна свежая кровь и совершенно новые формы политической мобилизации.
Напрасно консерваторы из поколения бумеров – будь то в Соединённых Штатах, в России или в Китае – надеются, что миллениалы рано или поздно повзрослеют и станут похожими на своих родителей. Это было бы возможно, если бы можно было остановить глобализацию, отказаться от цифровой экономики, вернуться в мир ХХ века, ушедший в прошлое. Но идея повернуть историю вспять выглядит гораздо более утопичной, чем самые безумные утопии «новых левых».
А поскольку это так, то не миллениалам придётся приспосабливаться к окружающей их реальности, а реальности придётся так или иначе приспосабливаться к миллениалам. Полвека назад те же бумеры внесли поистине революционные изменения в едва ли не все сферы жизни – начиная от искусства, моды и сексуальной морали и кончая гражданскими правами, научно-технической революцией и контролем над ядерными вооружениями. Едва ли вклад миллениалов будет меньше.
Конечно, с течением времени они в чём-то образумятся: будут делать успешные карьеры в крупных корпорациях, переместятся из городских центров в пригороды, начнут исправно выплачивать ипотеку и брюзжать по поводу надвигающейся молодой смены – зумеров (они же «поколение Z», они же – «постмиллениалы», они же – «плюралы», они же – «i-поколение», они же – «поколение снежинок»). Многочисленные вопросы интеграции миллениалов в продолжающий стареть глобальный социум найдут свои ответы. Но вполне вероятно, что главным историческим достижением поколения миллениалов станет осуществление давно назревшего «левого поворота» в мировой политике и экономике. Очень хотелось бы надеяться, что этот поворот окажется менее затратным для человечества, чем практическая реализация одного из вариантов левой идеи, начавшаяся в России чуть более столетия назад.
