РЕЛИГИИ В ДИАЛОГЕ И ПОЛЕМИКЕ
Способны ли духовные сообщества удержать мир от крайностей политики
Политика проглотила религию. Ничего удивительного. Религии всегда были политизированы, претендуя на исключительное право регулировать общественные отношения, уча человека, как правильно жить – строить семью, воспитывать детей и даже питаться. Все это делалось и делается именем Всевышнего. Однако при общении с ним далеко не каждый индивид нуждается в указаниях, как ему надлежит говорить с Богом, чего у него испрашивать и в чем перед ним каяться. Любое религиозное учение устами его интерпретаторов выполняет посреднические функции, а их действия, как правило, вписываются в ту или иную конкретную политическую ситуацию.
Всякая религия претендует на собственную исключительность и правоту. Отсюда острота их взаимной неприемлемости. Классический пример – неприятие исламом христианской Троицы, из-за которой улемы обвиняют христиан в язычестве. С язычниками же ислам ведет бескомпромиссную борьбу.
Поиск того, что объединяет религии, сводится к признанию трех обстоятельств: а) Бог один для всех: в) все религии есть «религии мира»: с) все они стоят на принципах гуманизма. Из этого выпадает язычество, но в глобальном контексте оно сегодня маргинально.
Одни духовные авторитеты и богословы стоят на стороне власти, другие примыкают к оппозиции и критикуют правящий режим. По логике первых власть стремится к созданию государства, соответствующего религиозной традиции. По мнению вторых, она их нарушает, вступая в противоречия с христианскими, исламскими и прочими канонами. Причем в обоих случаях религиозные деятели претендуют на право наставлять того или иного политика.
Папа Римский Франциск недавно заявил, что «страны Запада не могут сейчас представлять образцовый пример» и вообще Запад превращается в кладбище. В свою очередь, патриарх Московский и всея Руси Кирилл связывает противостояние России и Запада с апокалипсисом, ибо Запад нападает на «землю русскую», чем способствует пришествию в мир Антихриста.
Такой вот получается как бы диалог. Только ни тот, ни другой не рискуют предложить свой оптимальный вариант мироустройства. Ни тот, ни другой не называют образцом для будущего устройства мира Восток. Да и какой Восток – российско-православный, китайский, а может, мусульманский?
По поводу апокалипсиса, а заодно и будущего мироустройства им имеет смысл проконсультироваться с исламскими коллегами, у которых ответ давно и всегда готов – весь мир в конечном счете станет мусульманским. Этот сюжет используют писатели-«полуфантасты». Пожалуй, самый яркий роман на эту тему – француза Мишеля Уэльбека «Покорность», а среди отечественных – «Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой.
Хорошо бы собраться и поговорить на эту тему. Вот только место для встречи подобрать затруднительно. Рим, Москва, а может, Стамбул (бывший Константинополь)?
В условиях межцивилизационного раздрая идея межрелигиозного диалога становится особенно востребованной. И речь не о шумном одноразовом мероприятии, но о серии встреч религиозных деятелей, каждая из которых могла бы быть посвящена какой-то одной конкретной проблеме – продовольственной, медицинской… В разговоре могут и должны принимать участие специалисты той сферы, которую предполагается обсудить. Будет спокойнее избежать в таких встречах участия политиков, которые могут сделать дискуссию более жесткой и увести ее от заявленной изначально темы. Впрочем, такое маловероятно.
Большинство читателей сочтут мои рассуждения фантазией, а то и демагогией.
К тому же для осуществления постоянного диалога требуется воля его потенциальных участников, искренность их намерений, а также организационный центр, в котором должны присутствовать люди самых разных взглядов (эти функции может взять на себя Всемирный совет церквей). Нужны и финансовые средства, которые, однако, можно получить от некоторых состоятельных религиозных институций.
Да, не стоит обольщаться относительно подобного рода глобального межрелигиозного общения, так сказать, диалога высшего уровня, но нельзя и ставить на нем крест.
Если о межрелигиозном диалоге высшего уровня принято рассуждать со скептицизмом, то диалог на «среднем» уровне – национальном, региональном, локальном – возможен и вполне реален.
В поликонфессиональной России такой диалог происходит постоянно, хотя и не без сложностей. Он принимает разные формы, а временами тоже бывает политизированным. Его можно назвать диалогом всех со всеми – в нем участвуют православные верующие, другие христианские конфессии, мусульмане, буддисты, представители новых религиозных движений, даже язычники, активность которых в отдельных регионах страны возрастает.
(А вы никогда не задумывались, что язычество не менее притягательно и искренне, чем монотеизм? В каком-то смысле оно оказывается «ближе к народу». В язычестве боги ведут себя как люди, подобно людям – ссорятся между собой, конкурируют, доказывая свое превосходство над «коллегами». Вспомните хотя бы богов-олимпийцев – полное подобие людей. Чтобы их понять, не требуется разбираться в богословии.
Это не панегирик язычеству, а просто констатация факта, что оно имеет точно такое же право на существование, как и монотеизмы. И кто знает, не повернется ли история лицом к язычеству, которое себя не исчерпало. Конечно, его можно считать рудиментом дикарства, варварства. Но разве мало было, да и осталось жесткости в победивших монотеизмах.)
К чему подобные рассуждения? Да к тому, что всякая религия достойна быть принятой в межрелигиозный разговор.
В Соединенных Штатах в общепринятом понимании межконфессиональный диалог практически отсутствует. Каждая конфессия, действующие в ее рамках течения ведут свой собственный образ жизни, уважая чужой. Индифферентность к религии соседа есть своего рода залог нормальных отношений, если угодно, тоже своего рода «скрытый диалог». Показательно, что мало кого волнует, какую конфессию исповедует очередной глава государства. Подавляющее большинство американских президентов – протестанты, хотя Джозеф Байден – католик. Католиком был и самый обаятельный хозяин Белого дома Джон Кеннеди.
Межрелигиозный диалог «на среднем уровне» способствует взаимопониманию в обществе, доверию между людьми, поскольку чаще всего он обращен на мирские сферы человеческой жизни – благотворительность, помощь нуждающимся и т.п.
Очень важен диалог внутрирелигиозный, который не менее, а во многих случаях даже более активен, чем диалог между религиями, поскольку внутренние противоречия не менее существенны, чем внешние. Монотеизмы давно не едины в доктринальном смысле слова, разногласия между их направлениями велики и непреодолимы. Различия внутри конфессий сказываются на различиях между католическими, протестантскими государствами и обществами. Особенности каждой религиозной традиции оказывают влияние на чисто светские стороны бытия – политическую, социальную и даже экономическую сферы. На первый взгляд «нелепое» тому подтверждение – производительность труда в протестантских странах выше, чем в католических (про прочие «монотеистические страны» умолчу).
Католики и протестанты легко договариваются между собой, богословские проблемы, особенности отправления культа на отношения между верующими не влияют. Наличие двух рождественских праздников – католического и протестантского – воспринимается как нечто бытовое.
Куда сложнее складываются отношения между западными и восточной ветвью христианства, то есть православием. Различия – исторические, собственно религиозные, наконец, в образе жизни верующих велики, а в последние годы подогреваются политическими обстоятельствами. Православие (в том числе российское православие) – огосударствленная религия, и в силу этого не может не принимать участия в обострившемся конфликте между Россией и Западом. В этой ситуации возможность диалога остается минимальной, но перспективы для его возобновления, пусть в самом отдаленном будущем сохраняются.
Наконец, приостановлен диалог внутри самого православия. Де-факто на сегодняшний день православие в России является только российским (русским), то есть из категории мировых религий перешло в разряд национальной.
Самый бурный внутренний диалог происходит в исламе. Доминирующим трендом в нем является полемика между исламистами и их оппонентами, которые не разделяют исламистские призывы к созданию халифата, требованию принятия шариата как единственной формы законодательства. Впрочем, сам исламизм неоднороден и складывается из умеренного, радикального и экстремистского направлений, между которыми ведется яростный спор, но даже здесь можно обнаружить черты диалога.
В связи с этим трудно вообразить, каким может быть исламо-христианский диалог, иными словами, с адептами какого ислама христианским авторитетам лучше и продуктивнее общаться. Исламо-христианский диалог на деле – диалог политический, и его цель – достижение политических решений. Собственно религиозные мотивы носят вторичный характер, если вообще присутствуют.
Возвращаясь к внутриисламскому диалогу, упомянем такой его аспект, как начавшаяся почти два века назад дискуссия между приверженцами ортодоксального ислама и реформаторами. Ситуация складывается парадоксальная. С одной стороны, многие, если не большинство сторонников реформаторского направления, признают свою слабость перед ортодоксами, с другой – реформаторство под разными личинами набирает силу и становится все более заметным даже в таких странах, которые являются оплотом традиционализма, включая государства Персидского залива.
Вопреки всем противоречиям и трудностям диалог между религиями, внутри самих религий необходим, пусть даже если на нем лежит тень политики. Во-первых, пусть и теоретически, но он может сдерживать разного рода политические крайности; во-вторых, способствовать усилению не на словах, а на деле в религиях миротворческого духа; в-третьих, такой диалог может способствовать снижению уровня взаимного непонимания и неприязни.
В то же время в таком диалоге всегда есть место для откровенной, но уважительной дискуссии, без которой он теряет смысл и обращается в фальшивое славословие. Лишенный дискуссионности, он оказывается чисто формальным. Но если диалог не сохранится, религия утратит свое предназначение и окончательно может превратиться в прислугу политики.
