НОВАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
Фёдор Лукьянов, Анастасия Лихачева
Как преодолеть экономику недоверия
На какое-то время мировая экономика станет гораздо менее эффективной. Из-за недоверия к устоявшимся системам, которые ранее позволяли работать эффективно, мы входим в период дополнительных расходов и роста транзакционных издержек. О новой глобализации Фёдор Лукьянов побеседовал с деканом факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Анастасией Лихачёвой для программы «Международное обозрение».
– Мы начинаем привыкать к словосочетанию «экономика недоверия» – этот звучный термин верно описывает текущее состояние международной ситуации. Правильно ли я понимаю, что «экономика недоверия» – это признак антиглобализации? Если раньше считалось, что глобальная система тем прочнее, чем больше в ней взаимных выгод и международных связей, то сейчас это правило работает чуть ли не наоборот.
– Дело обстоит гораздо хуже. Если бы элементы глобальной системы получали взаимные гарантированные выгоды от взаимодействия друг с другом, они не находились бы в состоянии такого глубокого недоверия, которое мы наблюдаем сейчас.
При этом недоверие возникает сразу на двух направлениях. С одной стороны, происходит утрата доверия к дискредитировавшим себя старым системам. Раньше казалось, что универсальность выигрышна и удобна – использование одной валюты в международных финансовых расчётах экономит много сил и времени, так же, как и немногочисленные «проверенные» страхователи. Оказалось, что это не совсем так, есть определённые нюансы. С другой стороны, в отношениях с новыми партнёрами тоже пока мало доверительности. Российские предприниматели, которые начали активно вовлекаться в «поворот на Восток», столкнулись с необходимостью преодоления своего многолетнего недоверия к странам Азии, которое сформировалось отчасти от незнания особенностей азиатских рынков, отчасти от отсутствия позитивного опыта от взаимодействия с ними в прошлом.
– С нашей стороны ещё немного высокомерия всегда присутствовало.
– Да, были моменты. У российского бизнеса нет таких прочных связей с неевропейскими партнёрами, какие есть в политической среде, например, между президентом Путиным и господином Эрдоганом. Помимо того, что российские компании привыкли не доверять новым партнёрам, эти самые новые партнёры не особо доверяют российскому бизнесу, и эта взаимная настороженность, конечно, осложняет ситуацию. Двойное недоверие создаёт идеальный рынок только для посредников и тех, кому можно доверять.
Возникает действительно другая модель глобализации, которая описывается старым анекдотом – есть клуб, в который я хожу, и клуб, в который я не хожу и который игнорирую, потому что с ним не складывается.
– Кто такие посредники и какие есть инструменты, которые обеспечивают функционирование «экономики недоверия»?
– Посредники – это те, у кого есть позитивный опыт работы с обеими сторонами в прошлом, те, которые в своё время инвестировали много сил и времени в выстраивание прочных доверительных отношений с разными субъектами. Понятно, что нельзя основать успешную туристическую фирму в Алжире, построить совместный фармацевтический завод с Индией или привлечь инвестиции из ОАЭ, просто прочитав в интернете об этих странах и сделав несколько звонков иностранным предпринимателям. Это очень сложный и трудоёмкий процесс, главным звеном которого являются специалисты, люди, которые лично знакомы с настоящими алжирцами и индийцами, знают страновую и региональную специфику, потому что прожили за границей много лет. Только через такие ниточки можно выстраивать действительно крепкие связи. Когда нить одна, её можно легко разорвать, как, например, случилось с «Северным потоком», и устранить одним движением все взаимосвязи. Когда таких нитей очень много, возникает куда более прочная конструкция взаимозависимости, но её строительство требует гораздо больше времени и сил.
– Получается, мы движемся к системе более архаичной, чем та, что была до недавнего времени?
– В принципе да, если мы забудем про современные технологии. Чем замечательны технологические платформы последних десяти лет, так это тем, что они борются с проявлениями недоверия.
Подумайте сами, вызвать такси в Москве пятнадцать лет назад и сейчас – это две принципиально разные истории. Платформы продали потребителю удобство и безопасность, взяли на себя обязательства по проверке добросовестности партнёров. Без современных технологий мы бы ушли в архаичное состояние, когда можно было бы опираться только на собственные силы.
– Можно ли ожидать, что политика окончательно победит экономику на мировом рынке, а торговля будет идти только с дружественными странами? Если подобное произойдёт, изменится сама структура мировой экономики. Наверное, той целостности, к которой мы привыкли, уже не будет?
– Скорее всего, в ближайшее время будет побеждать политика, но в долгосрочной перспективе есть шанс, что победит жадность. Продажа товаров по разным ценам всегда создавала и будет создавать условия для арбитража – понятно, что цены на зерно, которое поступает в Турцию по зерновой сделке, а потом продаётся на европейские рынки, являются искусственным конструктом, а потому меняются в большую или меньшую сторону. Есть люди, которые на арбитраже играют.
Тем не менее, из-за недоверия к устоявшимся системам, которые ранее позволяли работать эффективно и без лишних затрат, мы действительно входим в период дополнительных расходов и роста транзакционных издержек. Мы – это не только Россия и российский бизнес, это многие страны и компании, у которых появляются основания не доверять сложившимся системам. На какое-то время мировая экономика станет гораздо менее эффективной. Транзакционные издержки возрастут, как и премии страхователям, которые в этом году побили мировой рекорд.
– Мы верим, что жадность побеждает всегда. Однако доверие – очень хрупкая вещь, и если даже между самыми близкими друзьями происходит разлад, доверие друг к другу может быть утрачено на долгое время. У нас были подобные эпизоды в отношениях с Турцией. Получается, и в экономике всё будет гораздо более ситуативно?
– Да, в экономике всё будет более хрупко, и это особенно проблематично для реализации проектов, на завершение которых требуется много времени. Очевидно, что газохимический завод нельзя построить за полгода, даже если нанять десять компаний-подрядчиков. Россия почти всегда выходила на зарубежные рынки с крупными проектами – строительством АЭС или масштабными экспортными нефтегазовыми инициативами, которые априори невозможно осуществить за короткий срок.
Сегодня для реализации долгосрочных проектов созданы существенные риски – можно обсудить условия, начать строительство, но так и не закончить его через Х лет. Подобную судьбу постиг «Северный поток – 2» – не успели с таймингом доверия.
– Могу предположить, что в этой ситуации резко возрастает ценность понимания особенностей партнёра. В СССР была очень сильная страноведческая школа, впрочем, как и в современной России. Но акцент всегда был сделан на понимание западного мира, современные же условия требуют расширения кругозора и обращения взгляда на те регионы, которым не уделялось должного внимания ранее.
– Абсолютно верно. Иногда доходит до смешного – нюансы того, как всё устроено в малых странах Европы, мы знаем лучше, чем то, что происходит в крупных азиатских государствах вроде Индонезии и Пакистана. Я не говорю сейчас про Африку, потому что регионоведов, занимающихся Африкой, в России чрезвычайно мало. Даже специалистов по Китаю у нас не хватает, и это моя профессиональная боль – спрос на востоковедов превышает предложение, потому что существующих востоковедческих школ недостаточно.
Нужно принципиально увеличить инвестиции в эту область, чтобы восполнить нехватку востоковедов-практиков, тех, кто готов стать локомотивом «поворота на Восток» и развивать бизнес. Для этого необходимо отправлять людей учиться и работать за границу, чтобы они самостоятельно выстраивали свою сеть международных контактов. Собственно, наши сегодняшние успехи в общении со странами Ближнего Востока, взаимодействии с ОПЕК+ – это наследие советской школы арабистики. К счастью, в каком-то смысле это самовоспроизводящаяся структура, но слепо на неё рассчитывать нельзя.
Необходимо много инвестировать, чтобы худо-бедно успешно себя чувствовать в условиях «экономики недоверия». Больших инвестиций требуют люди – мы нуждаемся в посредниках в разных регионах мира, а для этого надо развивать личные связи и обладать знаниями о страновых и региональных особенностях. У нас ограниченное количество диаспор, а именно диаспоры традиционно давали толчок для выхода из «экономики недоверия». Диаспоры нужно если не взращивать (это сфера миграционной политики), то выстраивать через образовательные контакты. Пора действовать и запускать эти процессы.
