«ОБЪЕМ РАБОЧИХ МЕСТ, ГДЕ РОБОТЫ ЗАМЕНЯТ ЧЕЛОВЕКА, МОЖЕТ ДОСТИГНУТЬ 50%»
О месте человека в мире будущего
Мировое хозяйство входит в кризис, выйти из которого поможет новая технологическая революция. В ближайшее десятилетие экономика планеты может измениться до неузнаваемости, а роботы вытеснят людей из множества привычных сфер деятельности. О месте человека в мире будущего «Профилю» рассказал футуролог Евгений Кузнецов.
– Давайте пойдем от общего к частному: сначала поговорим о глобальных трендах, а затем о том, движемся ли мы в ногу с ними или выбиваемся.
– Если говорить о глобальных процессах, то мы находимся сейчас в окне шторма под названием «технологическая революция». Это фундаментальная трансформация практически всех ключевых индустрий, и в ее основе лежит роботизация большинства сфер человеческой деятельности.
Общий объем рабочих мест, которые в перспективе будут заменены роботами, в разных странах может достигать от 30% до 50%, а это значит, что в ближайшие 10–15 лет правительствам придется перераспределить гигантское количество рабочей силы. Необходимо найти для этих людей новые области применения, помочь обрести новую комфортную сферу деятельности.
– Кому в первую очередь стоит беспокоиться за свое будущее?
– В мире сегодня работают миллионы водителей. Между тем полностью автоматизированные роботомобили уже сейчас уверенно ездят и делают это достаточно безопасно. Например, робот Tesla водит примерно в 10 раз менее аварийно, чем средний американский водитель. Думаю, к концу десятилетия произойдет массовая роботизация городского транспорта – такси, логистика розничной торговли, автобусы, дальнобойщики… Как следствие, в каждой крупной стране появятся по несколько миллионов безработных водителей.
С другой стороны, роботизируется множество офисных функций. Это коснется среднеквалифицированных специалистов, занимающихся рутинной работой, – юристов, бухгалтеров…
– И как скоро все это произойдет?
– Технически роботы уже готовы взять на себя все перечисленные функции. Процесс тормозится тем, что мы не знаем, куда трудоустраивать высвободившихся людей. Если бы нас ждала полоса стабильности или роста, то роботизация проводилась бы точечно, а большая часть рабочих мест сохранялась. Но мы входим в кризис, который неизбежно приведет к банкротствам. Место обанкротившихся компаний займут новые игроки, которым волей-неволей придется бороться за максимальную рентабельность и эффективность, – они-то и станут флагманами роботизации.
За последние 10–15 лет мы не раз наблюдали роботизацию на фоне скачков экономической конъюнктуры, думаю, и в ближайшие 5–10 лет мы это увидим. Технологическая революция 1970–1980-х годов привела к краху СССР. Что-то подобное может произойти и сейчас, затронув США, Европу, Китай, Россию. Потрясения наверняка произойдут, но жизнь продолжится, и надо планировать, чем заняться.
– Так чем же заняться?
– В ближайшие десятилетия роботы не смогут заменить человека в выполнении различных социальных функций – коммуникация, общение, образование, медицина и т. д. Робот способен лучше человека поставить диагноз, но он не сможет лучше него выполнить перевязку или провести операцию. Растет потребность в образовании, и для этого тоже требуются люди… Также в последние 10 лет мы видим переток кадров в специфические специальности, связанные с общением «человек–человек», – всевозможные коучи, фитнес-тренеры, специалисты по диетам, косметологи. Раньше к этому относились, как к экзотической форме самозанятости, но сейчас очевидно, что речь идет о формировании новых рыночных ниш. Правда, в период кризиса на подобных расходах люди будут экономить, и всем вышеперечисленным придется несладко. Но как только начнется рост, специалисты такого рода станут очень востребованны.
– Мне кажется, быстрорастущей экономике в первую очередь нужны классные управленцы, ученые, инженеры.
– Ученые и инженеры, конечно, важны, но их доля в экономике не такая большая. И к тому же они весьма мобильный ресурс: перетекают в центры генерации знаний, которые конкурируют за приток талантов. Это отдельная задача государств – иметь на своей территории магнит для талантов, эдакие «кремниевые долины». В целом, не беря в расчет текущие события, Москва вполне успешно конкурировала за таланты на рынке Восточной Европы.
Но по количеству работников будут более массовы сервисные специальности. Основная функция таких профессий, как тренеры, коучи и пр., – обеспечить максимальную продуктивность высокопрофессиональных работников тяжелых стрессовых специальностей. Возьмем Силиконовую долину в Калифорнии – это один из самых продуктивных регионов мира, здесь создаются великие вещи. Но и люди здесь трудятся на износ, поэтому им нужны тренеры, персональные врачи, психологи. Это как профессиональный спортсмен: если вокруг него не будут суетиться массажисты, диетологи, медики, то мирового рекорда он никогда не поставит. С современным работником точно так же: если вокруг него не суетятся люди, помогающие поддержать физическую форму и психическое здоровье, он не сможет работать в условиях тяжелейшего стресса и показывать максимальную эффективность.
Новые профессии появятся не только в гуманитарной или социальной сфере, но и в промышленности. Прежде всего в том, что связано с новой энергетикой и роботизацией. Например, солнечная и ветряная энергетика – здесь нужно на порядок (порой в 10–20 раз) больше людей, чем в традиционной. Кто будет монтировать энергетические установки и обслуживать их?
Роботизированный транспорт тоже требует обслуживающего персонала. Кроме того, я уверен, что в будущем нам придется активно заниматься проблемой лесов, ведь это поглотители CO₂ номер один. Значит, сильно возрастет количество людей, работающих над восстановлением лесов.
– Это весьма отдаленный прогноз, а в ближайшие годы нас ждет кризис…
– В кризис для людей, чьи предприятия закрывают, главным подспорьем станут разного рода социальные пособия. Неслучайно в мире активно изучается проблема безусловного базового дохода и иные способы поддержки населения. На рынках всегда существуют формы квазизанятости, когда работникам платят за какую-нибудь не очень нужную деятельность. К примеру, до 90% клерков муниципальных и иных госслужб давным-давно можно было бы сократить и заменить машинами. Но их не увольняют, потому что это социальный ресурс; если угодно, это неизбежная нагрузка на развитие, плата за прогресс. Я говорю не только о России.
А в нашей стране есть еще одна ненужная и очень массовая специальность – охранники. Они толком ничего не делают, с их функциями прекрасно справится электроника, но все понимают: если упразднить охранников, то мы получим несколько миллионов безработных мужчин из сферы безопасности. Плохая перспектива. Следовательно, подобные профессии и впредь будут ложиться нагрузкой на бюджеты, но такова цена стабильности.
– Мы плавно перешли к нашей стране. Россия будет следовать в русле общих тенденций или у нас особый путь?
– Россия, конечно, будет двигаться в общем тренде, потому что если страна совсем выпадает из глобальных тенденций, она быстро деградирует и превращается в условную Уганду. Если же мы станем плыть в русле трендов, то если не под влиянием США и Европы, то под влиянием Китая у нас начнут формироваться рынки современных индустрий. Большинство тенденций, о которых мы говорили, дойдут до России с временным лагом от двух до пяти лет.
Фундаментальное отличие нас от США или Китая состоит в том, что Россия живет с продажи ресурсов и продуктов первичной переработки. Такое хозяйство нацелено не на рост эффективности, а на максимизацию внешней торговли. В сложившейся ситуации нас неизбежно подкосит снижение мирового потребления нефти, газа и угля – это уже происходит, пусть и неравномерно. Добавим сюда геополитические проблемы и закрытие рынков. Тем не менее как минимум еще лет пять ресурсная модель продержится, но рынок труда сожмется, придется затягивать пояса.
– Насколько сильно затягивать? А главное, как футуролог видит будущее «после нефти»?
– В кризис всегда сильнее страдают слабые, это как в поговорке: пока толстый сохнет, худой сдохнет. Замедление экономик Европы, Китая, внутренние проблемы в США обернутся мощными кризисами на развивающихся рынках. Не думаю, что нас ждут потрясения масштаба 1998 года, но по уровню доходов возможен откат на 15 лет. Для сохранения рентной модели придется найти ресурс, востребованный новой экономикой – возможно, литий, редкоземельные металлы, – и выстраивать хозяйство вокруг них.
Для перехода на несырьевую модель экономики потребуется пять–десять лет и кто-то, кто предоставит нам производственные мощности и технологии. Пока не очень ясно, кто поможет построить заводы – маловероятно, что это будут США, Европа и даже Китай. Но у нас есть еще некоторое время на поиск решений.
Беседовал Владислав Гринкевич
