ОН ПРОСТО ОТСТАЛ ОТ ВРЕМЕНИ
Вспоминая время дорогого Леонида Ильича
Помните незабвенное? «Чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак». Примерно так и с эпохой (дорогого) Леонида Ильича Брежнева: чем мы дальше от нее по времени, тем меньше она кажется такой уж ужасно-кошмарной. Все ведь познается в сравнении. И переосмысляется. То, что раньше называли «застоем», сейчас кажется умиротворяющей стабильностью. Для тех, кто помнит, конечно. У Брежнева сегодня день рождения – его праздновали именно 19 декабря (сейчас в календарях даже не вспоминают об этом). В этот день ему, когда он уж был старый и дряхлый, непременно вручали какую-нибудь очередную «титьку». На старости лет он страшно полюбил всевозможные награды.
Если бы он ушел на покой где-то в середине-конце 70-х (говорят, сам и просился), то вошел бы в историю не автором и виновником «застоя», а едва ли не самым успешным советским лидером ХХ века. Если говорить о мирном времени, конечно. Уходить надо вовремя, это одно из важных качеств политика. Но советские генсеки так не умели.
Именно первая «брежневская пятилетка» 1966-1970 гг (всего – восьмая по счету) была самой успешной. Тогда годовые темпы роста ВВП достигали аж 8%. Объем производства вырос на 50%, было построено почти 2 тысячи новых предприятий, несчастное сельское хозяйство вышло, казалось, из многолетнего кризиса и застоя после коллективизации и выдало рост за пять лет более чем на 20%. А всего-то были повышены закупочные цены на сельхозпродукцию.
В конце 60-х была предпринята довольно смелая по советским меркам попытка реформ, получивших название «косыгинских», по имени председателя Совета Министров СССР Алексея Косыгина. Хотя не он был их автором, он лишь прислушался к мнению тех, кого сейчас назвали бы «сислибами». Главная идея была в том, чтобы повысить материальную заинтересованность работников в результатах труда: разрешили для этого создавать фонды материального стимулирования на предприятиях и относительно свободно ими распоряжаться. Был введен так называемый хозрасчет (самофинансирование), упрощалась отчетность. Однако советские вожди сами испугались таких успехов. Возникли опасения, что повышение эффективности производства приведет к безработице. И куда девать «лишних людей», наличие которых в индоктринированных советских мозгах всегда ассоциировалось с капитализмом. Идеологические возражения/опасения перевесили здравый экономический расчет. Реформы свернули. Тому поспособствовало и открытие новых нефтяных месторождений в Сибири, а также арабское «нефтяное эмбарго» против Запада, взвинтившее цены на нефть до небес.
СССР прочно присел на нефтяную иглу. Зачем ему были нужны теперь реформы? Именно тогда, кажется, и была пройдена точка невозврата для советской экономики, которая скончается в 80-х при пустых полках магазинов и тотальном дефиците.
По мере дряхления советское руководство все больше напоминало стариков, которым волей судьбы пришлось жить с молодыми: те хотели «ремонта», обновления. Грубо говоря, переклеить обои, отциклевать зашарпанные полы, побелить потолок, купить кое-какую новую мебель.
А старики им талдычили: вот когда помрем, тогда и делайте свой ремонт, а при нас ничего трогать не надо. Условная молодежь так и переключилась на ожидание естественной смерти «стариков». И системы, ими созданной. Но потом уже пришлось делать полный евроремонт, в том числе сносить стены, так сильно все прогнило.
Инерции советской экстенсивной экономики хватило почти на все 70-е. Никогда, ни до, ни после, в стране столько не строили. Инфраструктурой, созданной в 1970-1980-х, мы пользуемся до сих пор во многом. Вон нефтепровод «Дружба» до сих пор качает нефть в Европу. И газопровод «Уренгой – Помары – Ужгород».
При Брежневе не только была продолжена, но и расширена хрущевская программа массового жилищного строительства: при нем новые квартиры получили более 160 млн человек. Подавляющее большинство – бесплатно (за вычетом так называемого кооперативного жилья, цены на которое тоже были по нынешним временам смешные). По уровню благосостояния СССР начал, наконец, догонять даже Америку, но так и не догнал, остановившись на уровне 60-65%. Продолжена была и тоже расширена массовая раздача (бесплатно!) садовых участков (знаменитые шесть соток). Там были идиотские ограничения по строительству «летних домиков» и много чего еще. Но это было огромное по советским меркам «личное пространство» обывателя, фактически его «частная собственность». И казалось, что был окончательно взят курс именно на рост благосостояния людей, словно Брежнев взял на вооружение бухаринский лозунг «Обогащайтесь!». Эдакий правый уклонист.
В идеологии были, конечно, полный тлен и мертвечина. То нельзя, это нельзя. И при этом – анекдоты на кухнях, за которые перестали сажать. И при этом – подлинный расцвет советского кинематографа, создавшего до сих пор не превзойденные шедевры на все времена (наши времена, конечно: многие реалии совершенно никому не были понятны вне СССР).
Диссидентов жестко преследовали, вплоть до посадки в психушки. Но таковых «диссидентов» было куда меньше, чем сейчас «иностранных агентов». Сослали Сахарова, выслали из страны Солженицына и еще с десяток-другой ярких «несогласных». Но подавляющему большинству советских обывателей было совершенно наплевать на них и их идеи. Обыватели радовались тому, что стало можно, наконец, почти свободно купить (или достать) телевизор, холодильник, мебель и даже, если повезет, отдельные предметы импортной одежды. Вообще огромное количество времени и сил уходило именно на «доставание» и выстраивание «блата». Кому-то – билеты на модный спектакль – посмотреть на «фигу в кармане», кому-то диск ABBA или балык с сервелатом. И на стояние в очередях за всем чем ни попадя тоже уходила большая часть свободного времени.
В знак протеста против ввода войск в Чехословакию на Красную площадь вышли восемь человек. Некоторое количество повозмущались на кухнях. Остальным (хотя не всем) была по фигу «наша и ваша свобода».
Затхлость и даже архаичность идеологической атмосферы, конечно, раздражали многих. И они уходили в страшно убогий мещанский быт, который по сравнению с прежними временами (война-то кончилась всего четверть века назад, да и миллионы прежде репрессированных были живы) все равно казался потребительским раем. Ну почти, если не знать про «тлетворный Запад» и не вслушиваться сквозь помехи во «вражеские голоса». Анекдоты на кухнях, песни под гитару, садовые участки – милый, почти «мелкобуржуазный» быт. Да что там быт! В бесчисленных НИИ можно было заниматься удовлетворением собственного научного любопытства за государственные деньги практически на любую тему. Деньги давали почти всем, на все и почти сколько хочешь. Эффективность была, правда, так себе. Зато какие чаепития всем отделом! А сколь увлекательным было распределение заказов на гречку и финские сапоги! А квартплата! Она никогда не была проблемой, чтобы ее заплатить, составляя не более 3-5% от зарплаты. Гарантированной, отметим. А бесплатная медицина! Прививки, диспансеризация. В каждой школе – по медсестре. Практически бесплатные детские кружки, секции и прочая самодеятельность.
Интеллигенты ныли, что не пускают за границу. Хотя как раз начали пускать, но это было сопряжено с огромным количеством бюрократического и идейного геморроя. Вот вы не проходили «комиссию райкома» для выезда в ГДР. А ваш покорный слуга – увы. Весь процесс «оформления» занимал недели. И характеристику сам на себя печатал в десяти экземплярах. А принтеров тогда не было, а ксероксы были под строгим надзором КГБ.
Формой защиты был также беспримерный политический цинизм советских людей. Двоемыслие стало нормой. Они знали четко разницу между «как надо отвечать» и «как есть на самом деле». Эти навыки, привитые на генетическом уровне, никуда не делись. Это замечание для тех, кто верит слово в слово и цифра в цифру нынешним соцопросам.
Зато жизнь была совершенно предсказуема. Каждый советский гражданин точно знал, что если он будет играть по всем известным правилам, то через столько-то лет он получит то-то и то-то. И знал, чего не получит никогда, даже пусть и не мечтает. Если поднапрячься, то можно пойти «по партийной или профсоюзной линии». И там вообще – почти Олимп: можно торжественно заседать два раза в год в Верховном Совете. В СССР были карьерные лестницы. Люди по ним карабкались в том числе из самых низов.
Под конец все это уже, конечно, протухло. Леонид Ильич в последние годы был постоянно как бы при смерти. И те, кому не терпелось заглянуть за горизонт истории, про себя преступно мечтали – «ну, когда же уже, наконец». Будущее увязывалось только с физической смертью «настоящего». Такова судьба почти всех перемен в России испокон века.
А входил Брежнев во власть (кстати, многие почему-то его считали проходной фигурой) почти балагуром и добродушным в общем человеком. Не воинственным, не мстительным, не злопамятным. В этом было что-то едва уловимое «малороссийское». Как фрикативное «г». Кстати, удивительно, что три самых выдающихся (каждый по-своему) советских генсека впитали в себя именно вот эту вот «малороссийскую» относительную «расслабленность». Хрущев и Брежнев, долго работавшие на Украине. Горбачев, родом из Ставрополья. По жизненному стилю – это вам совсем не тот «замечательный грузин», как называл молодого Сталина Ленин.
Брежнев вполне охотно пошел на разрядку с Западом – почти так же легко, как он гонял на бешеной скорости, катая Никсона на одном из подаренных ему авто. Он, правда, недооценил, подписывая Хельсинкский акт, что «пятая корзина» (гуманитарные вопросы) для СССР станет самой коварной. Все эти обмены идеями и людьми для советских партократов означали настоящую ересь. Они явно передержали страну закрытой, не чувствуя хода времени.
С другой стороны, глядя сейчас вокруг, иной раз подумаешь: а может, если бы кремлевские старцы открыли границы, как Горбачев, то, возможно, наши европейские соседи тотчас начали бы в спешном порядке выстраивать заградительные стены, чем они сейчас и занимаются? Брежнев тогда тоже не знал, что самые высокие и крепкие стены строят в головах у людей, а не по земле. Он просто отстал от своего времени. Но ведь тоже, как и все политики, хотел как лучше.
