ВОЗВРАЩЕНИЕ ИСТОРИИ?
Как за океаном понимают смысл и значение российской СВО
В 1992 году, сразу после распада СССР, в США вышла книга политолога Фрэнсиса Фукуямы про «конец истории», то есть, мол, про полное и окончательное торжество американской модели либерального рыночного капитализма. С тех пор этот тезис много раз оспаривался и даже высмеивался, но сохранялся, продолжал вызывать интерес и служить точкой отсчета.
Теперь он вновь оказался в центре внимания в контексте гибридной войны коллективного Запада против России. Это понятно, поскольку данный конфликт — отголосок того же катаклизма тридцатилетней давности, который президент РФ Владимир Путин называл «крупнейшей геополитической катастрофой» прошлого столетия. Надо надеяться, он же станет и прологом к будущему новому более справедливому мироустройству, за которое, собственно, и выступает наша страна. Хотя для многих в мире, включая действующего украинского лидера Владимира Зеленского, все дороги по-прежнему ведут в Вашингтон.
Итоги трудного года
Подводя итоги нынешнего года для сетевого портала Project Syndicate, глава нью-йоркского Совета по международным отношениям Ричард Хаас озаглавил свой комментарий «Десять уроков про возвращение истории». «Мало кто станет сожалеть об уходе 2022-го — года остаточной пандемии, нарастающего изменения климата, галопирующей инфляции, замедляющегося экономического роста, а также, прежде всего, вспышки дорогостоящей войны в Европе и опасений, что ожесточенный конфликт может вскоре разразиться и в Азии, — пишет специалист, отвечавший в свое время за внешнеполитическое планирование в Госдепартаменте США. — Кое-что из всего этого ожидалось, но многое и нет, — и все содержит уроки, которые мы игнорируем на собственный страх и риск».
На первое место среди этих уроков автор ставит вывод о том, что вооруженные конфликты между странами «отнюдь не являются отжившим явлением», как прежде многим казалось. «Более не состоятельна», на его взгляд, и «мысль о том, будто экономическая взаимозависимость служит оплотом против войны, поскольку ни одна сторона не заинтересована в нарушении взаимовыгодных торговых и инвестиционных связей». Ныне «первенствуют политические соображения», констатирует Хаас. Наконец, в первую тройку он включает и «крах той [идеи] интеграции, которой на протяжении десятилетий вдохновлялась политика Запада по отношению к Китаю»; в основе ее также лежала «уверенность в том, что экономические связи вкупе с культурными, академическими и иными обменами станут определять развитие политических событий, а не наоборот».
Среди остальных уроков маститого эксперта также есть любопытные. Он, например, открыто радуется тому, что «Запад (как понятие, основанное скорее на общих ценностях, чем на географии) все еще существует» и даже «эффективно» противодействует России. Предлагает полностью отказаться от термина «международное сообщество», поскольку, по его мнению, «такового просто не существует», о чем свидетельствуют наличие у Москвы права вето в Совете Безопасности ООН и «позорный провал» недавнего глобального климатического саммита в Египте. Подтверждает, что «излюбленный инструмент Запада и его партнеров» — экономические санкции «редко приводят к значимым изменениям поведения» тех, против кого бывают направлены.
Но все же в целом, на мой взгляд, от такого солидного комментатора можно было ожидать выводов и поинтереснее, чем донельзя избитый тезис о «необходимости американского лидерства» (причем «спереди», а не «сзади», как в свое время предлагал Барак Обама) в мировых делах. О кризисе, назревающем в отношениях Вашингтона с ближайшими союзниками из-за протекционистского закона о снижении инфляции в США, а тем более о позициях мирового большинства, не желающего поддерживать Запад в противостоянии с Россией, Хаас даже не упоминает. Как и Фукуяма, он, похоже, то ли не понимает, то ли просто не желает считаться с тем, что у других стран может быть свое понимание хода истории и отношение к этому процессу.
Без примирения нет безопасности?
Впрочем, для американцев подобные шоры настолько привычны, что они, по-моему, вообще их практически не ощущают. Более того, у многих, особенно неоконсерваторов и неолибералов, этот изъян восприятия внешнего мира усугубляется еще и собственными устойчивыми идеологическими предпочтениями.
Как раз поэтому при выборе источников я стараюсь ориентироваться на действующих или хотя бы отставных практиков вроде Хааса и/или политологов-реалистов. И должен сказать, что, например, из числа бывших послов США в России разве что записной либерал Майкл Макфол непрестанно высказывается в поддержку киевского режима; остальные же либо объясняют предысторию и вероятные мотивы действий Москвы, либо просто отмалчиваются. В условиях нынешней оголтелой русофобии за океаном это уже немало. А по меньшей мере один бывший хозяин Спасо-хауса — Джек Мэтлок, служивший в администрациях Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего, — публично объясняет, почему «Вашингтон как ключевой защитник Киева и лидер санкций против России обязан помочь найти выход» из нынешнего кризиса на Украине.
Конечно, среди приверженцев Realpolitik в США нет человека более известного и авторитетного, чем живой классик — Генри Киссинджер, который в мае будущего года должен отметить вековой юбилей. На днях он напечатал в британском консервативном The Spectator статью о том же кризисе, озаглавленную «Как избежать еще одной мировой войны». Кстати, я не знаю, чем был обусловлен выбор издания, но в данном случае он выглядит весьма уместным, поскольку журнал, выходящий с лета 1828 года, — старейший из сохранившихся в мире еженедельников.
Пересказывать мысли патриарха я не буду, поскольку их, естественно, уже разобрали по косточкам. Общий смысл передам цитатой из Telegram-канала LogicaSocialis: «В оптике Киссинджера Россия — проигравшая страна, которую добить можно, но не нужно. Исторически это себя не оправдывает». История в данном случае — это прежде всего опыт Первой мировой войны, которую Киссинджер задним числом называет «своего рода культурным самоубийством, разрушившим особое влияние (eminence) Европы». Конкретно по поводу России он выражает несогласие с теми, кто хотел бы видеть ее совершенно «немощной» (impotent) по завершении нынешнего конфликта, и подчеркивает, что «ее историческую роль не следует ослаблять» — хотя бы в силу того, что она остается «одной из двух крупнейших в мире ядерных держав».
Между прочим, за свою позицию Киссинджер, несмотря на возраст и авторитет, вновь нарвался на окрик из Киева: по мнению политтехнолога Михаила Подоляка, он «ничего не понял» в природе украинского конфликта. Вот 50-летний украинец, советник Зеленского, понял, а почти столетний американец, советник нескольких президентов США, — не сумел.
И еще я бы добавил, что на уроки Первой мировой в том же контексте ссылался недавно и самый высокопоставленный американский военный, председатель Комитета начальников штабов ВС США генерал Марк Милли; он также считает необходимым использовать любые возможности для урегулирования конфликта на Украине политико-дипломатическим путем. А Киссинджер в завершение своего опуса пишет: «Стремление к миру и порядку имеет две составляющие, порой кажущиеся противоречивыми: потребность в элементах безопасности и необходимость актов примирения». И предупреждает: «Не добившись обеих, мы не получим ни той, ни другой».
«К миру не готовы»
Конечно, признаков готовности к компромиссу ждали и от внезапного появления Зеленского в Вашингтоне, где он только что побывал в Белом доме на приеме у Джо Байдена и выступил в Конгрессе США. Ждали, кстати, не только на Украине и в России, но и в самой Америке: во всяком случае, тамошняя пресса писала о желании властей США послушать, как их гость оценивает перспективы мирного урегулирования. Один из высокопоставленных чиновников администрации Байдена, с которыми The Washington Post обсуждала эту тему, сказал ей, что собеседникам Зеленского не терпелось «поговорить о том, что он думает о дипломатии: на чем стоит сейчас и что ему необходимо, чтобы Киев смог занять максимально сильную позицию и нам можно было бы ускорить появление стола переговоров».
Сразу скажу: конструктивных сдвигов не произошло; во всяком случае, в Москве их не усмотрели. «Визит Зеленского сюда, беседы в Вашингтоне показали, что ни администрация, ни Зеленский к миру не готовы», — заявил по итогам поездки посол России в США Анатолий Антонов. Чуть позже схожую оценку дал и пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков. «Пока можем констатировать с сожалением тот факт, что ни со стороны президента Байдена, ни со стороны президента Зеленского не прозвучало хоть каких-то слов, которые можно было бы воспринимать как потенциальную готовность прислушаться к озабоченностям России», — сказал он журналистам. И подчеркнул, что «не прозвучало никаких призывов к миру… — не на камеру, что называется, а реальных».
Последнее уточнение важно, поскольку на словах-то глава киевского режима не только продвигает «мирный план» из десяти пунктов для собственной страны, но и предлагает созвать целый «глобальный саммит мира». С членами Конгресса США Зеленский поделился радостью по поводу того, что Байден «поддержал [эту] мирную инициативу», самих законодателей он призвал способствовать ее воплощению в жизнь, «чтобы гарантировать, что американское лидерство останется твердым, двухпалатным и двухпартийным».
Понятно, что такой призыв был встречен на Капитолийском холме овациями. Хотя известно, что далеко не все там, особенно в рядах республиканской оппозиции, в восторге от перспективы дальнейшего накачивания Украины деньгами и оружием за счет американских налогоплательщиков. В январе республиканцы возьмут нижнюю палату Конгресса под свой контроль; собственно, думаю, потому-то в Вашингтоне и торопились поскорее принять гостя из Киева.
Опять «до последнего украинца»?
В итоге его визит ознаменовался словоизвержениями о готовности совместно противостоять России и о том, что США и впредь не станут жалеть для этого ни денег, ни оружия. Хотя и не без оговорок: та же The Washington Post писала, что «за фасадом улыбок и рукопожатий — и нового пакета военной помощи на $1,85 млрд — украинский президент и его советники продолжают добиваться от Вашингтона современных вооружений, которые Байден не склонен предоставлять». То же подтверждал и внешнеполитический журнал Foreign Policy, предпославший своему комментарию «Зеленский едет в Вашингтон» подзаголовок: «Он просит больших систем оружия, а администрация Байдена не слушает: упрямится по поводу вооружений большой дальности и не хочет навешивать на Россию террористический ярлык».
Тому, что власть предержащие в Вашингтоне пока еще соблюдают хоть какие-то «красные линии», можно было бы, наверное, радоваться, если бы не сомнения в том, надолго ли хватит их «упрямства». Один из ведущих российских специалистов мне по этому поводу говорил, что если прежде на Западе спорили, «можно ли Украине передавать всякие ПТРК и ПЗРК», то теперь «передают что попало» и «страха реального» не испытывают, хотя играют с огнем. А Песков свой отзыв о заокеанском вояже Зеленского завершил словами о том, «что действительно Соединенные Штаты продолжают свою линию на то, чтобы де-факто и опосредованно воевать с Россией до последнего украинца».
Позже сам Путин заявил журналистам, что Москва стремится к скорейшему завершению конфликта на Украине, но в Киеве должны осознать неизбежность дипломатического урегулирования. «Наша-то цель — не раскручивать этот маховик военного конфликта, а, наоборот, закончить эту войну», причем «чем быстрее, тем лучше, конечно», сказал российский лидер. В ответ из Белого дома прозвучало подтверждение того, что и Байден «готов будет встретиться» с российским коллегой, если увидит с его стороны «серьезную готовность» к переговорам. Будет ли этот обмен сигналами иметь последствия, пока не ясно.
Книга и доктрина
В целом Вашингтон, несомненно, видит во всем происходящем проявление своего «лидерства» в апокалиптическом противостоянии «сил демократии и авторитаризма», к которому он сводит главный смысл нынешнего этапа мировой истории. Хотя на деле за напыщенными формулировками легко просматривается чистая конъюнктура: стремление США сохранить привычное доминирование в мировой политике и экономике, сдержать развитие конкурентов, причем не только России и Китая, но даже и своих номинальных союзников в Западной Европе.
И в этой борьбе для англосаксов все средства хороши. Вашингтонский политолог Пол Гренье на днях поставил передо мной вопрос: остаются ли полезными в нынешней ситуации какие бы то ни было исторические аналогии? «Не припомню в прошлом такого случая, — пояснил он мне, — когда бы государство разрушило нечто столь масштабное, как оба «Северных потока», причем у собственного якобы союзника, и потом так нагло врало бы об этом. При [Джоне] Кеннеди или [Дуайте] Эйзенхауэре (35-й и 34-й президенты США — прим. авт.) это было бы просто немыслимо!»
Соответственно, Гренье считает, что «минимальные условия для доверия, а значит, и для дипломатии сейчас отсутствуют». И этот «тупик», по его убеждению, возник отнюдь не в нынешнем году, а сохраняется как минимум со времен «доктрины [Пола] Вулфовица», обосновывавшей необходимость американской гегемонии в однополярном мире и подавления любых потенциальных угроз для нее, в том числе с помощью «упреждающего» использования военной силы. Доктрина же, официально именовавшаяся «Руководством по оборонному планированию», была датирована февралем 1992 года — точно так же, как и книга Фукуямы. Можно считать, круг замкнулся.
«Российский отпор триумфализму»
А вот у попыток прикрыть голый расчет, который Путин только что назвал «атавизмом колониализма», ширмой из идеалов и ценностей концы с концами не сходятся. Канадский исследователь Пол Робинсон напомнил об этом на днях в комментарии для журнала Jacobin, посвященном анализу «российского отпора триумфализму в духе «конца истории».
Автор прежде всего указывает, что критика либерализма — это отрицание не столько либеральных идеалов самих по себе, сколько «того, как общества, именующие себя либеральными, сами не соответствуют этим идеалам». На его взгляд, это дает России основания утверждать, что не Запад, а именно она защищает подлинный международный порядок — например, от противоречащего либеральным принципам применения нелегитимных экономических санкций.
Кроме того, еще одним «идеологическим вызовом западному либерализму» со стороны России Робинсон считает «цивилизационную теорию». Истоки ее он прослеживает от мыслителей XIX века Николая Данилевского и Константина Леонтьева до нашего современника Бориса Межуева, а суть передает так: «В отличие от фукуямовской концепции «конца истории», предполагающей одно общее будущее для всего мира, цивилизационная теория гласит, что разные человеческие сообщества развиваются по своей собственной особой логике, и каждое идет своим путем к своему собственному уникальному будущему».
Робинсон, судя по его тексту, склонен с этим соглашаться. «Притязания Запада на моральное и институциональное превосходство вкупе с требованиями о том, чтобы и другие подстраивались [к нему] со своими системами, становится все труднее и труднее поддерживать в свете галопирующего неравенства, падающего жизненного уровня и продолжительности жизни в США и Великобритании, — пишет он. — Более того: ценности, провозглашаемые наиболее рьяными апологетами Запада, постоянно меняются; теперь они уже явно не те, что 20, 30 и тем более 100 лет назад. Если «конец истории» есть западный либерализм, то это постоянно сдвигающийся рубеж». А завершается публикация и вовсе утверждением о том, что «западная цивилизация гибнет, но поднимается новый Запад; куда он двинется, никто не знает, но история точно вернулась, причем с большим шумом».
Live and Let Live
Я со всем этим в целом согласен, поэтому так подробно и изложил. На мой взгляд, теория «конца истории» и ассоциирующаяся с ней глобализация по сути означают причесывание всего мира под гребенку Pax Americana. Вот этому глобальному беспределу действительно приходит конец. Россия, Китай и многие другие говорят: сами живите, как хотите, но нас не заставляйте. И Путин то же самое не раз повторял. При этом само собой разумеется, что и мы со своими представлениями о жизни ни к кому навязываться не будем.
По-моему, это лозунг мирного сосуществования разных цивилизаций или, как говорилось в советское время, систем с разным общественным строем. То, что американцы называют «живи и давай жить другим». Отчасти продолжение и развитие, а отчасти антитеза известной теории Сэмюела Хантингтона о столкновении цивилизаций.
Но вот для Запада это, оказывается, неприемлемо. По его терминологии, это «сферы влияния», в которых он напрочь отказывает всем, кроме самого себя; зато собственную «сферу жизненных интересов» считает глобальной. Применительно к России все это проецируется прежде всего на наше ближайшее зарубежье. Что было в Грузии, мы помним; что происходит на Украине — видим; следом, по оценке аналитиков из Валдайского клуба, США и ЕС намерены заняться «отстыковкой» от России наших соседей из Центральной Азии.
Упущенного не вернешь
Напоследок — маленькое личное воспоминание. В юные годы я присутствовал при разговорах старших товарищей о реформах первого и последнего президента СССР Михаила Горбачева. Как правило, перемены горячо поддерживались; многие доказывали: «Это наш последний шанс!»
Права голоса в убеленных сединами компаниях я тогда не имел, но про себя, помню, думал: «Ну при чем тут последний шанс? Не бывает их в истории. Жизнь же не кончается. Завтра будут новые вызовы и новые возможности».
С возрастом укрепился в этом мнении и с удовольствием вспоминал былые дебаты, особенно в последние годы — наблюдая за тем, как крепнет и хорошеет современная Россия. Но вот теперь вдруг подумал: так для СССР-то исторический шанс и вправду был последним, и он его не использовал. Что нам всем до сих пор и аукается.
