ИГРА В ИГРУ В ИМИТАЦИЮ
Доверие как важнейший инструмент отладки международных отношений утрачено окончательно
Год, прошедший с момента начала военной операции российских вооружённых сил на Украине, вне всяких сомнений, стал не только рубежом отсчёта нового времени и новой реальности, контуры которой нам ещё нескоро предстоит осознать. Деятельнейший вклад в разрушение прежних, видимо, отпавших за ненадобностью принципов мироустройства внесла дипломатия.
Мы все выросли с ощущением незыблемости международно-правовых договорённостей, а приверженность российской дипломатии основополагающим принципам устава Организации Объединённых Наций вплоть до последнего времени почиталась чуть ли не за краеугольный камень принципов российской дипломатии: резолюции ООН – высшей инстанции международных отношений – хотя бы внешне соблюдались со всеми необходимыми приличиями.
Однако прошедший 2022 г. и едва только наступивший 2023-й привнесли в практику международного дипломатического диалога целый ряд новелл. Можно сказать, задали новые стандарты международного общения. Хотя, надо признать, новые стандарты конфиденциальных контактов на высшем уровне первым обозначил бывший помощник президента США Дональда Трампа по национальной безопасности Джон Болтон ещё в 2020 г., откровенно пересказав содержание и некоторые пикантные подробности своих персональных контактов с действующим высшим российским руководством. Да и в целом – без обиняков обрисовал характер отношения Белого дома к своим внешнеполитическим визави, видимо, очертив для всех остальных пределы допустимого.
Тогда же на этом поприще отметился Елисейский дворец, организовав через Le Monde утечку содержания переговоров Путина и Макрона. Вызвавшая резонанс в средствах массовой информации часть беседы была посвящена отравлению Алексея Навального, хотя разговор был, прямо скажем, гораздо продолжительнее и глубже – речь шла, в частности, о Ливии и Белоруссии. Администрация Макрона, конечно, от утечки открестилась, пообещала виновных покарать.
Что, впрочем, не помешало в феврале 2022 г. записать личный телефонный разговор Макрона и Путина по Украине уже под камеры и вставить этот фрагмент в исчерпывающе подробном виде в документальный фильм, посвящённый роли молодого президента Пятой республики в истории. Стоит, вероятно, отметить, что данный телефонный разговор, в котором Путин выступил реквизитом для французских кинодокументалистов, стал одним из последних между Москвой и Парижем.
Но это были цветочки. По-настоящему инновационные подходы к дипломатическому диалогу явлены широкой публике позже. Бывший президент Украины Пётр Порошенко в откровенном интервью «Радио Свобода» заявил, что все переговоры в рамках Минских соглашений (отдельно хочется отметить – закреплённых резолюцией СБ ООН 2202 от 17 февраля 2015 г.) были лишь удобным инструментом, чтобы «дать Украине время подготовиться». К этому заявлению Порошенко в Кремле отнеслись в целом снисходительно: ну что вы хотите, отставной украинский политик, набивает себе цену и рейтинг внутри страны.
Тема, однако, не умерла. По вопросу надёжности Минских договорённостей и попутно Нормандского формата сочли необходимым высказаться его ключевые спонсоры: Ангела Меркель и Франсуа Олланд. Оба в том же духе, что и бывший президент Порошенко. В интервью Die Zeit отставная канцлер заявила, что Минские соглашения были попыткой дать Киеву возможность усилиться. Олланд выступил примерно в том же ключе: Украина в 2022-м уже не та, что в 2015-м, она укрепила военный потенциал для окончательного решения своих противоречий с РФ. На фоне таких откровений странно было бы не думать о том, что весь дипломатический процесс со стороны ЕС представлял собой скоординированную политику подготовки Украины к новому раунду боевых действий против мятежных республик и Крыма.
Если посмотреть на ситуацию с позиции Кремля, можно без труда сделать вывод, что традиционные европейские партнёры Москвы, Берлин и Париж, пользуясь сформированными за многие десятилетия (со времён Вилли Брандта и Шарля де Голля) «особыми отношениями с Москвой» использовали свой статус и своё положение, чтобы сознательно ввести в заблуждение российское руководство, дабы подготовить почву для нанесения Российской Федерации стратегического поражения на наиболее чувствительном для неё направлении. И использовали те каналы и формы взаимодействия, которые Москва традиционно считала незыблемыми с точки зрения выстраивания атмосферы доверия даже в наиболее кризисных ситуациях.
Европейскую логику, впрочем, понять тоже несложно: и Франция, и Германия всегда играли особую роль в политике объединённой Европы. Берлин – деньги и экономика, Париж – мускулы и политика. Создалась возможность ограничить даже потенциальное влияние кремлёвских интересов на общеевропейские стратегические устремления, почему бы не воспользоваться? В конце концов никто никому не обещал вечной дружбы и безграничного доверия, а Путин со своими «красными линиями» и энергетическими аппетитами европейскому истеблишменту за двадцать лет успел надоесть. Хотя бы тем, что ключевые для Москвы вопросы безопасности и суверенности никак не менялись под давлением обстоятельств.
Затрудняемся утверждать, что заявления ключевых для Москвы на европейском треке внешнеполитических партнёров, стали каким-то сюрпризом. В конце концов даже формально МИД и президент в дипломатической риторике неоднократно ссылались на недобросовестность европейцев, когда раз за разом поднимались вопросы гарантий Януковичу в 2013 г. (результат этих гарантий, что называется, на табло). Но в целом признаваться хотя бы самим себе, что ты стал жертвой неприкрытого двурушничества – неприятно. Особенно, когда неистовый Борис Джонсон в свежем документальном фильме Би-би-си не просто говорит о том, что Минские соглашения были всего лишь суетой, позволившей отдельным бенефициарам украинского процесса тщательно подготовиться к новому, ещё более ожесточенному раунду противостояния, но и, в порыве избирательного откровения, утверждает, что Путин лично угрожал ему, Джонсону, погибелью посредством российского ядерного арсенала. При этом совершенно неважно, что российский президент говорил не о том, что сотрёт Джонсона в пепел и тому будет необходимо потерпеть всего лишь одну минуту, а обращал внимание, что подлётное время ракет от Киева до Москвы в случае интеграции первого в североатлантические структуры составит немногим более минуты. В нынешней обстановке такое вольное передёргивание можно смело к новой нормальности.
Гораздо интереснее – что делать потом. Сергей Лавров сокрушённо отмечает, что совершенно не понимает, как дальше (подразумевается – после того, как боевые действия закончатся) вести диалог с европейскими партнёрами. И действительно, примеров в новейшей истории нет. Можно традиционно вспомнить, как развивалась коммуникация во время Карибского кризиса, когда у обеих сторон, СССР и США, нашлись доверенные люди – Александр Феклисов и Роберт Кеннеди, через которых был не только установлен стратегический диалог, который привёл к деэскалации, но и обеспечены условия вывода американских ракет из Турции. И создание инструментов такого стратегического диалога – важнейшее, на наш взгляд, достижение хрущёвского периода. Допускаем, что именно этот апробированный подход позволил чуть позже наладить аналогичную коммуникацию по линии Брежнев – Шмидт через советского журналиста Валерия Леднёва и немецкого политика Эгона Бара.
Но в те времена существование подобных форматов доверительного общения было возможно благодаря устойчивым позициям СССР в Восточной Европе. И о таких новеллах в вопросах международного общения, как «фейковые» соглашения или целенаправленные сливы политически чувствительных конфиденциальных обсуждений, не могло быть и речи. Получившие прививку двух мировых войн подряд европейские политики и советские государственные деятели щепетильно относились к вопросам своей репутации и понимали, насколько серьёзным ресурсом может быть случайно оброненное слово.
Сегодня такой роскоши, как ответственность за собственные поступки и слова, система международных отношений позволить себе уже не может. Безусловно, это стало результатом не просто демонтажа, а стремительного слома социалистической системы и пресловутого «конца истории». Победивший в противостоянии систем американский истеблишмент справедливо решил, что он теперь хозяин своего слова: захотел – слово дал, захотел взял обратно. И, главное, такой подход успешно работает. Джеймс Бейкер может позволить себе забыть слова: «НАТО не сдвинется ни на дюйм в направлении Востока», сказанные Шеварнадзе и потом – Горбачёву.
Доверие как важнейший инструмент отладки международных отношений утрачено окончательно. Хотя бы потому, что доверие – удел равных.
Вряд ли европейский бюрократический истеблишмент и уж тем более любая американская администрация полагают вчерашний, сегодняшний и, вероятно, завтрашний Кремль равным себе.
А у Москвы, в свою очередь, нет в распоряжении никаких сравнительно мягких инструментов, чтобы убедить своих зарубежных партнёров в ошибочности такого подхода.
Ситуацию усугубляет ещё и процесс стремительной эрозии гражданских обществ в странах «Большого Запада». Там, где раньше акции гражданского недовольства в условиях противостояния с советской системой были действенным инструментом влияния на национальную политику, сегодня господствует видная невооружённым взглядом «линия партии», которая не предполагает неудобных и опасных вихляний в истеблишменте. А инструменты конфиденциального диалога и выстраивания мер доверия подменены «пиар-политологией»: экспертная мысль сегодня как в Европе и США, так и в России больше озабочена тем, как объяснить широкой публике заведомую злокозненность и невменяемость оппонентов, мягко подводя общественное мнение к неизбежности наращивания военного противостояния.
По понятным причинам Европейский союз во всём своём многообразии считает конфликт на Украине экзистенциальным вызовом для себя. И именно поэтому в ход идут приёмы, которые даже в самые лютые годы холодной войны почитались неприличными. Со своей стороны хотелось бы отметить, что приёмы эти носят крайний характер, поскольку ни ЕС, ни США сами не считают возможным возврат к старым и доказавшим свою надёжность механизмам. Ведь в те самые «старые времена» подразумевалось возможное мирное сосуществование.
Сегодня речь идёт о выживании. В таких условиях разрешено всё, что не запрещено. А не запрещено ничего. Прежние форматы, похоже, окончательно превратились в ритуальную имитацию и даже атавизм. Эммануэль Макрон и Олаф Шольц могут сколь угодно говорить о необходимости поддержания диалога с Кремлём – результат известен заранее. Определённый интерес представляют на безрыбье регулярные встречи шефов разведок – Нарышкина и Бёрнса – людей друг с другом знакомых и друг другу, что важно, понятных. Всё же есть хотя бы видимость диалога на высоком, но весьма специфическом конфиденциальном уровне, делаются какие-то конкретные шаги – вроде обмена заключёнными. На сегодняшний день, впрочем, очевидно, что ничего принципиально нового это в процесс международных отношений привнести не в состоянии.
С чем мы нас всех и поздравляем.
