Георгий Бовт

Газета.ру

К 70-летию временно усопшего

---

У товарища Сталина юбилей. 70 лет назад он умер. О чем советскому народу с глубоким прискорбием было сообщено рано утром 6 марта 1953 года.

На само деле, конечно, Сталин до конца так и не умер – в том числе для тех, кто его ненавидит всей душой и разумом как одного из величайших изуверов в российской истории. Как и, разумеется, для тех, кто его по-прежнему боготворит, – «выиграл войну», «взял Россию с сохой, а оставил с ядерной бомбой» и все такое. В этом смысле он по-прежнему с нами, его дух витает над страной и посмеивается в пышные усы над тем, как она там, бедная и заблудшая после краха «Ялтинской системы», колупается без него. Но притом все время на него же мысленно и равняясь – мол, «Сталина на вас/нас нет». Как же нет? Есть. Никуда не делся. Вон он на облаке сидит и трубку покуривает. Видите? Его только из земного Мавзолея вынесли (долежал бы до нынешних времен – ни по что бы не посмели), так он себе небесный обустроил.

В советские времена говорили: «Ленин всегда живой» – и его учение, которое вечное потому, что верное. А на самом деле – Сталин всегда, вечно живой в нашей стране. И его «учение» о крепкой руке и ГУЛАГе. Прям многие уж так истосковались, что даже на себя примерить сие забывают. Думают, непременно соседа заберут, а их самих не тронут.

Кстати, в плане развития внутреннего туризма была бы просто золотая жила – продавать турпутевки недельки на две в какой-нибудь сталинский концлагерь. У нас ведь так любят исторические реконструкции. Ну вот вам ноу-хау, подбрасываю: неделю такой «турист» в роли зэка, а потом он же – в роли вертухая. Ну там страховка, конечно, то-се, чтоб без эксцессов, включаем режим «лайт». Но в условиях максимально приближенных к реальным. Будет спрос, уверен.

История смерти Сталина многажды описана как в исторической литературе, так и в кино. Не будем повторяться. Посмотрим под несколько другим углом.

Вождь умер в 74 года, по нынешним временам можно сказать, что «преждевременно». Хрущев умрет в 77, уже на пенсии, но на ней он прожил недолго. Брежнев уйдет в 76. Черненко, казавшийся совсем дряхлым стариком на троне, умрет в 73. А Андропов, сменивший Брежнева и весь срок генсека находившийся на гемодиализе, покинет этот бренный мир в «юном возрасте» – 69. Кремлевская медицина, как видим, не делала чудес.

Зато Георгий Маленков, который чуть было не стал полновластным руководителем страны, но был переигран и изгнан Хрущевым в опалу и на пенсию, доживет до 86. А Вячеслав Молотов, при Сталине долгое время практически второй человек в стране, которого постигла примерно такая же судьба, как и Маленкова, дотянет до горбачевских времен и умрет в 96. Власть, как видим, сильно сокращает жизненный путь. К тому же Сталин вел совсем не здоровый образ жизни, много пил, курил и не занимался спортом. В марте 1953 у него уже случился третий инсульт.

Не будем ударяться в конспирологию и спекулировать на тему о том, что, дескать, соратнички его сами и задушили. Однако, с исторической точки зрения, нельзя не заметить, что его уход со сцены не только созрел, но и уже перезрел. Если бы в СССР была сменяемость власти «по потребности», то ему с почетом надо было бы уйти сразу после победы в войне и почивать на лаврах. Но в советской системе такой опции не было предусмотрено. А потому нерешаемость целого ряда проблем просто из-за того, что Иосиф Виссарионович засиделся, достигла критической точки. Соратники это внутренне, видимо, чувствовали (мол, пора), а потому были готовы моментально перехватить бразды правления. Поэтому Сталина не особенно спешили лечить-спасать после того, как 1 марта его разбил паралич. Поэтому он фактически был отстранен от власти и было создано новое «правительство» за полтора часа до его физической смерти вечером 5 марта.

Гнилость системы позднего сталинизма проявилась в том числе в появлении целого ряда совершенно маразматических по своей абсурдности дел уже против собственного окружения.

Уже «ленинградское дело» против руководства города и парторганизации выходило в этом смысле за рамки даже «нормативов» Большого террора конца 30-х. Потому что – ну зачем уже вот это все? Ну а потом сорвавшиеся с цепи гэбисты стали копать уже и под самого Берию, под Ворошилова и Молотова. Партийная номенклатура вынесла из этого главный урок, которому жестко следовала до самого конца СССР, решив, что «органы» должны быть раз и навсегда подчинены коллективному партийному руководству и напрочь лишены каких бы то ни было политических функций и инициатив.

Избрание генсеком в 1982 году после смерти Брежнева многолетнего главы КГБ Андропова в этом смысле было отходом от этой совершенно мудрой, с точки зрения самосохранения режима, нормы, однако оно было смикшировано тем, что новый вождь «из чекистов» был смертельно болен. Хотя все равно успел наворотить кое-что по мелочи вроде облав на «праздно шатающихся» в рабочее время. Ну и еще сбить южнокорейский пассажирский Boeing над Сахалином.

Неформальных лидеров на момент смерти Сталина оказалось трое – Лаврентий Берия, ставший во главе МВД, Георгий Маленков, возглавивший 5 марта Совет министров СССР, и Никита Хрущев, который в середине марта 1953 года стал лишь секретарем ЦК КПСС, получившим право, впрочем, руководить работой Секретариата и председательствовать на заседаниях. Но Первым секретарем он станет лишь в сентябре, когда уже будет уничтожен Берия.

Отнюдь не Хрущев, а именно Берия и Маленков стали первыми высказывать самые актуальные «реформаторские идеи». Никита Сергеевич вовсе не претендовал на звание главного реформатора, сосредоточившись на аппаратных интригах с целью прорваться к власти.

Зато Берия первым интуитивно почувствовал, что надо что-то делать с колхозами, поскольку советское сельское хозяйство было на грани коллапса и ничего, кроме периодического голода, порождать не могло. Каковой голод случился, например, в 1946–1947 годах. Настоящий «крепостнический гнет» над колхозным крестьянством лишь усилился после войны. Если в начальный период коллективизации число обязательных трудодней для колхозников было меньше 100, то в годы войны его повысили до 230, а за невыработку ввели уголовную ответственность. После войны нормы не снизили, а колхозы, вопреки некоторым наивным ожиданиям сражавшихся за родину на фронтах крестьян, не распустили.

Платили за трудодни натурой – 300 граммов хлеба, всего лишь в два с небольшим раза больше нормы блокадников в Ленинграде (125 граммов) и примерно столько, сколько получали зэки в ГУЛАГе. Выживали только с помощью подсобных хозяйств, которые в последние годы жизни Сталина обложили свирепыми налогами.

Именно Берия стал предлагать эти налоги снизить. Их таки и снизили (по распоряжению уже Маленкова), что дало небывалый для советского времени прирост только животноводческой продукции на более чем 20% за три года, а по другим направлениям еще больше. Из других его инициатив: выступал за разделение партийного и государственного аппарата при главенствующей роли последнего (это совпадало и с предложениями Маленкова), за массовую амнистию и пересмотр некоторых громких дел позднего сталинизма. Он выступил (лицемерно, не правда ли?) против пыток в собственном ведомстве и за передачу всех строек от ГУЛАГа к министерству промышленности, а сам ГУЛАГ предложил передать из МВД Минюсту (это было сделано только после развала СССР). Во внешней политике Берия предлагал отказаться от «форсированного строительства социализма в ГДР» и вообще объединить две Германии в одно демилитаризированное государство. Любопытно также, что, будучи сам кровавым палачом сталинского режима, он предложил, чтобы в руководящих органах нацреспублик, прежде всего прибалтийских и на Украине, было бы больше национальных кадров (на Украине – в том числе из западных областей).

Однако Берия проиграл аппаратную схватку. Во-первых, ему не верили и его ненавидели многие «соратники», помнившие его роль в массовых репрессиях. Во-вторых, у него совсем не было опоры в армейских кругах – по ровно той же причине. В-третьих, он, как и Маленков, недооценил роль именно партийного аппарата, как недооценили его в 20-х многие вожди большевиков, считавших поначалу, что пост генсека, который в 1921 году получил Сталин без особой борьбы, мало что значит на их, великих, фоне.

Проиграл остававшемуся на втором плане до поры до времени Хрущеву и Маленков, который фактически руководил страной два года после Сталина. Который, кстати, именно его, похоже, и видел своим преемником. В том числе потому, что оный Маленков активно участвовал в поздних сталинских репрессиях: курировал то же «ленинградское дело», был «первым по идеологии».

А потом – уже в марте 1953-го – он же первым призвал «прекратить политику культа личности и перейти к коллективному руководству страной», предложив назначить своего друга Хрущева курировать именно это направление. Эх, знал бы он, чем это кончится для него лично. Прежде всего, Маленков, сделавший ставку на советский хозяйственный аппарат, проиграл борьбу аппарату партийному, который возглавил Хрущев. Никита Сергеевич и добил «антипартийную группу» своих соратников уже в 1957-м. Но не расстрелял, отдадим ему должное.

Между наследниками Сталина, таким образом, не было каких-то идейных разногласий. Это была борьба не за или против неких «реформ», а борьба исключительно за власть. При этом сами «реформы» – та же «оттепель» – оказались не более чем побочным продуктом этой борьбы за власть, средством для новой номенклатурной группировки у этой власти укрепиться новыми средствами. Важно, что никто не думал даже близко тронуть основы самой советской системы, построить новые общественные и политические институты, пересмотреть сами основы советской административно-хозяйственной системы.

При этом «ограниченным реформатором», как в очередной раз показала тогда история, может стать практически любой видный деятель прежнего режима и член в том числе ближайшего окружения прежнего вождя. Он просто будет делать вполне очевидные – давно назревшие и перезревшие – вещи, которые при том же Сталине не делались просто по причине закостенелости режима до степени маразма и неадекватности.

Подрихтованную Хрущевым систему ни в коей мере нельзя было считать разрывом со сталинизмом. Скорее это была растянутая во времени схватка за власть, окончившаяся не демонтажем системы, а просто сменой поколений руководителей, пришедших уже вместе с Брежневым. Русская история в очередной раз показала, что для эволюционного (не революционного) развития страны куда важнее как раз были смены поколений правящего класса, нежели какие-то идейные веяния. По части генерирования каковых обслуживавший – и продолжающий обслуживать – правящую номенклатуру тонкий слой интеллектуалов, которых, впрочем, правильнее называть интеллигенцией, которая прослойка между непонятно чем и чем, на всяком новом историческом этапе демонстрировал поразительную беспомощность, идейную убогость и безынициативность. Так было и после смерти Сталина, когда и народ безмолвствовал по своему историческому обыкновению, и «интеллектуалы» смотрели, открыв в постоянном изумлении рот, наверх – чем же там кончатся «схватки бульдогов под ковром», чтобы понять, кому теперь начать поддакивать и кого облизывать. Так что нет, Иосиф Виссарионович Сталин вовсе не умер 70 лет назад. Он просто притворился спящим.

Метки: власть, реформы, Сталин, сталинизм, юбилей