Андрей Шитов

ТАСС

Зачем Вашингтон провоцирует Москву и Пекин и почему Бжезинского и Киссинджера можно считать идейными наследниками рейхсканцлера Германии

---

При администрации 39-го президента США Джимми Картера был момент, когда мир находился «в нескольких минутах» от ядерного конфликта между Америкой и Советским Союзом. Бывший помощник Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский подтвердил мне это в 2012 году, хотя и без подробностей, — утечку информации об этом инциденте допустил в свое время не он, а Роберт Гейтс. «Это факт, нечто подобное действительно имело место», — сказал Бжезинский. «Это показывает, какими опасными были те годы, — добавил он. — Если бы тогда все подтвердилось, то с учетом всего, что последовало бы, причем при моем непосредственном участии, за шесть часов погибли бы 85 млн россиян и американцев».

На вопрос о том, сколько времени оставалось тогда до запуска американских ракет, Бжезинский ответил: «Если бы [тревога] была правильной, то — минуты. Но она была ложной». Как позже выяснилось, кто-то по ошибке загрузил в компьютеры Объединенного командования аэрокосмической обороны Северной Америки (НОРАД) информацию со сценарием военных учений.

Поводом для расспросов мне тогда послужил выход в свет книги Бжезинского «Стратегическое предвидение». Хотя в самой книге этого эпизода нет, рассказал о нем впервые в своих мемуарах Гейтс, который при Картере был помощником Бжезинского в СНБ, а затем дослужился до поста министра обороны США.

Теперь же вспоминать о тревожном прошлом заставляет тревожное настоящее. А заодно и календарная дата: Бжезинский скончался в 2017 году, но, будь он жив, 28 марта ему исполнилось бы 95 лет.

«Непримиримая ненависть»

Появился на свет будущий помощник президента США, по официальным данным, в Варшаве, а по неофициальным — возможно, что и на территории современной Незалежной. Во всяком случае, предки его были родом из тех мест на Тернопольщине, которые до Второй мировой войны принадлежали Польше, а по ее итогам отошли к Украине. Отец его был польским дипломатом, успевшим поработать и в нацистской Германии, и в Советском Союзе, а в 1938 году получил назначение в Канаду. Там Збигнев Бжезинский рос и учился до 1950 года, после чего переехал в США. Завершал образование в Гарварде, там же остался преподавать, но после того, как его однажды обошли назначением, предпочтя Генри Киссинджера, перебрался в Колумбийский университет в Нью-Йорке. И по сей день Бжезинского если с кем и сравнивают среди творцов теории и практики американской геополитики, так только с Киссинджером, стоящим ныне на пороге векового юбилея. 

Драматичная судьба исторической родины Бжезинского наложила неизгладимый отпечаток на его взгляды. Как отмечала в некрологе о нем The New York Times, номинально он был демократом и, в частности, высказывался против «алчности» американского капитализма, «усугубляющего неравенство», а в 2003 году «был одним из немногих внешнеполитических экспертов, предостерегавших против вторжения [США] в Ирак».

«Но как минимум в одном отношении — по его непримиримой ненависти к Советскому Союзу — он стоял правее многих республиканцев, включая Киссинджера и президента Ричарда Никсона, — указывала газета. — И четыре года его службы при Картере, начиная с 1977 года, американская внешняя политика в большой мере направлялась — к добру ли, к худу ли — на отпор советскому экспансионизму».

Творец «Аль-Каиды»

В подтверждение The New York Times напоминала, что Бжезинский «поддерживал многомиллиардную военную помощь боевикам-исламистам, сражавшимся против советских войск в Афганистане»; «втихую поощрял» Китай к противоборству с «просоветским» Вьетнамом, в частности, в тогдашней Камбодже. Наконец, что он «сумел в 1979 году затормозить реализацию» соглашения США и СССР об ограничении стратегических вооружений (ОСВ-2) и позже похвалялся в мемуарах, что после ввода советских войск в Афганистан «тема ОСВ исчезла из американо-советской повестки дня».

На первом из этих примеров стоит, пожалуй, остановиться подробнее. В 1998 году Бжезинский дал интервью популярному французскому еженедельнику Le Nouvel Observateur, в котором, в частности, подтвердил, что первая секретная директива о поддержке афганских моджахедов была подписана Картером еще за полгода до появления в Афганистане советских войск. А на вопрос о том, не жалеет ли он задним числом о том, что помог выпустить из бутылки джинна международного терроризма, воскликнул: «О чем жалеть? Та тайная операция была прекрасной идеей. По сути, она заманила русских в афганскую ловушку… На следующий день после того, как Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру: теперь у нас есть возможность обеспечить СССР его собственную «вьетнамскую войну».

Американское сетевое издание Counterpunch буквально на днях напомнило обо всем этом, написав, что Картера вместе с его советником Бжезинским, схожим с Макиавелли, «можно почти буквально благодарить за появление на свет [международной террористической группировки] «Аль-Каида». Результаты, согласно публикации, «говорят сами за себя: $3 млрд американских налогоплательщиков, полтора миллиона афганских жизней, две башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, разрушенные в результате терактов 11 сентября 2001 года и т.д. и т.п.

Наверное, винить во всем этом одного или двух человек — некоторое преувеличение, но все же и сермяжная правда в комментарии, конечно, есть. Собственно, Бжезинский ведь и сам гордился содеянным; во всяком случае, подчеркивал, что ему не в чем каяться.

В 2004 году, рассказывая Михаилу Гусману для его авторской программы «Формула власти» о политике администрации Картера, Бжезинский подчеркивал, что политика эта была продуманной и целенаправленной. В частности, по его словам, «идеологическое наступление по правам человека» было со стороны США «исторически важным ответом на аргументы [СССР] о том, что история на стороне социализма», с которыми многие в мире тогда склонны были соглашаться. Бжезинский добавил, что с опорой на правозащитную тематику в то время «гораздо легче стало мобилизовывать и поддерживать демократическую оппозицию в советском блоке». Тогда же, по его словам, власти США «впервые начали помогать не только центральноевропейским народам, но и республикам в Советском Союзе, которые впоследствии стали независимыми государствами». Напомню, что речь о 1970-х годах.

Стратегическая сверхзадача и «самореализуемое пророчество»

К чему привела эта «помощь», хорошо известно. По нынешним временам для нас, пожалуй, наиболее актуальна роль Бжезинского в выстраивании политики США в отношении Украины. Сильно упрощая дело, ее зачастую сводят к одной фразе, которую любит цитировать тот же Гейтс: дескать, его бывший наставник говаривал, что «без Украины не может быть Российской империи», а с Украиной та возникает чуть ли не «автоматически».

Конечно, и в этом случае примитивизация хромает. Но все же, на мой взгляд, она небесполезна, поскольку проясняет видение ситуации из-за океана и служит основанием для однозначного вывода. Сводится он к тому, что в советское время ключевой стратегической задачей для Вашингтона было любой ценой разделить Россию и Украину, а в постсоветское — ни в коем случае не дать им воссоединиться. Реальное претворение в жизнь такого подхода мы, собственно, и наблюдаем: от попытки превратить Украину в «анти-Россию» до ведения против нас коллективным Западом гибридной войны «до последнего украинца».

Не сомневаюсь, что Бжезинский, будь он жив, всецело одобрял и поддерживал бы сейчас эту войну. Хотя тактически его подход временами менялся: например, в 2014–2015 годах он (кстати, как и Киссинджер) довольно активно выступал за «финляндизацию» Украины, при которой Киев мог бы официально сохранять нейтральный статус и поддерживать тесные отношения как с Россией, так и с Западом. А однажды публично предупредил, что «разговоры о российской военной угрозе не оправдываются ни реально существующими обстоятельствами, ни даже наихудшими сценариями на будущее. Поэтому расширение НАТО не следует подстегивать раздуванием антироссийской истерии, способной со временем стать самореализуемым пророчеством».

У истоков расширения НАТО

Впрочем, тактические колебания никогда не меняли стратегической линии. Помню, в апреле 1997 года я ездил на международную конференцию «НАТО на перепутье», проводившуюся в штаб-квартире Атлантического командования НАТО в Норфолке (штат Вирджиния) и посвященную перспективам постсоветского расширения альянса на восток. На тот момент это расширение еще не начиналось, Россия и НАТО называли друг друга партнерами.

Но призыв посла России в США Юлия Воронцова «не тащить в ХХI век политический багаж середины уходящего столетия» остался в Норфолке гласом вопиющего в пустыне. Хозяевами альянса экспансия к границам России была предрешена. А с ключевой речью, задававшей тон всей конференции, выступал именно Бжезинский. Я у него тогда еще попросил текст выступления, а он ответил, что текста нет, и показал блокнот с рукописными тезисами. Говорил, так сказать, не по бумажке, а от души…

Уже в июле того же 1997 года НАТО на мадридском саммите пригласила к вступлению в свои ряды Венгрию, Польшу и Чехию. Пошел тот процесс, который Россия вплоть до начала прошлого года пыталась остановить путем достижения договоренностей о гарантиях общей и неделимой международной безопасности. Но он породил и встречное движение, и теперь уже не только Москва, но и Пекин однозначно дают понять, что возврата к прежней однополярной модели мироустройства уже не будет.

«Императивы геостратегии»

Запад в ответ трубит о своей сплоченности и вообще пытается делать хорошую мину при плохой игре. Но, между прочим, и за океаном многие видят и понимают, что происходит. И критикуют недальновидный подход Вашингтона — причем и на левом фланге американской политики, близком к действующей демократической администрации Джо Байдена.

Либеральный журнал The Nation только что напечатал статью британского профессора-политолога Гилберта Ачкара «Урегулирование на Украине невозможно без Китая». Подзаголовок гласит, что «вместо работы над мирным улаживанием конфликта Вашингтон идет на эскалацию напряженности с Пекином».

Автор напоминает, что в своем известном труде «Великая шахматная доска» (имеется в виду Евразия) Бжезинский определил «три главных императива имперской геостратегии»: «предотвращать сговоры между вассалами и поддерживать их зависимость [от сюзерена] в сфере безопасности; обеспечивать сговорчивость и защиту данников; а также не позволять варварам объединяться». По мнению британца, в этих «типичных для него макиавеллиевских формулировках» Бжезинский закрепил те же самые принципы, с помощью которых «его республиканский антипод Генри Киссинджер» в свое время сподвиг Никсона на разворот в сторону КНР.

Разворот тот был «блестящим стратегическим ходом», но со времени окончания холодной войны США «следуют первому из императивов Бжезинского… за счет третьего», утверждает Ачкар. Они «предпочитают провоцировать напряженность [в отношениях] с Москвой и Пекином, чтобы закрепить зависимость своих европейских и восточноазиатских союзников от своего военного владычества (suzerainty), — поясняет он. — Это неизбежно подталкивает Китай и Россию к сплоченности перед лицом того, что они называют «гегемонизмом» США».

Политолог приводит известные примеры откровенно провокационных действий Вашингтона в Азии: от продвижения туда НАТО и формирования новых «антикитайских блоков» типа AUKUS и Quad до визитов высокопоставленных американских руководителей на Тайвань. Внятного объяснения мотивов США он не видит; пишет об «упоении гордыней», обуявшей Вашингтон после окончания холодной войны и наступления «момента однополярности». Именно под влиянием этой гордыни, на его взгляд, США стали действовать так, будто уверены в своей способности безнаказанно «антагонизировать обоих своих глобальных соперников» одновременно. По-русски это называется «море по колено».

Американскому подходу автор противопоставляет китайский. Напоминая о недавнем «успехе Пекина в восстановлении дипломатических отношений между Эр-Риядом и Тегераном», он расценивает визит председателя КНР Си Цзиньпина в Москву, как «новый и гораздо более важный шаг в проецировании роли Китая на мировой арене в качестве миротворца — в противовес США». Вклад России в успех двустороннего саммита британец, конечно, не акцентирует, но тот, по-моему, очевиден и без пояснений.

«Киссингенский диктат»

The Nation — журнал откровенно либеральный. Но любопытно, что и более центристская The Washington Post на днях напечатала нечто подобное. Известный телеведущий Фарид Закария в комментарии «Американская внешняя политика теряет всякую гибкость» напоминает, что Байден в прошлом году обещал не допускать на Ближнем Востоке «вакуума, который могли бы заполнить Китай, Россия или Иран», и подчеркивает на примере той же саудовско-иранской сделки, что теперь «именно это и происходит». Причем дело, на его взгляд, даже не в конкретном эпизоде, а в «глубоко укорененном пороке (flaw) американской внешней политики, который в последние годы обостряется».

По словам Закарии, еще в 1995 году немецко-американский издатель и политолог Йозеф Иоффе предложил США разные варианты стратегии в период после холодной войны, включая так называемый бисмарковский, известный также, как «киссингенский диктат». Назван он в честь курортного городка Бад-Киссинген, где первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк его сформулировал, а к Киссинджеру, несмотря на отмечаемое американцем созвучие, не имеет никакого отношения.

Суть его в описании Бисмарка сводилась к тому, чтобы «не приобретать территорию, но иметь такую общую политическую ситуацию, при которой все державы, кроме Франции, нуждаются в нас и удерживаются от создания коалиций против нас своими отношениями друг с другом» (цитирую по английскому переводу в статье). По мнению Закарии, новация Киссинджера с «треугольником» США — Россия — Китай, в котором преимущество получает вершина, имеющая лучшие отношения с двумя остальными, по сути, была реализацией этого самого «киссингенского» принципа.

Ну вот. А Бжезинский, как показано выше, позже на ее основе сформулировал собственные постулаты — «императивы». Выходит, оба американских классика геополитики — прямые идейные наследники рейхсканцлера Германии.

Стареющая империя…

Другое дело, что в нынешнем политическом руководстве США Закария не видит для Киссинджера и Бжезинского достойных преемников. На его взгляд, «сегодня Вашингтон утратил гибкость и податливость, необходимые для такого рода стратегии». «Наша внешняя политика ныне обычно состоит из напыщенных моральных деклараций, делящих мир на черное и белое, на друзей и врагов, — пишет он. — Эти заявления быстро подкрепляются санкциями и законодательством, что делает политику еще более жесткой и неподатливой (rigid). Политическая атмосфера настолько накаляется, что даже просто разговор с «врагом» становится рискованным».

По-моему, ровно это мы сейчас и наблюдаем в отношении властей США к России и всему, что с ней связано. Помните, кстати, слова Бжезинского о самосбывающемся пророчестве? Закария к тому же напоминает, что стран, с которыми Вашингтон «либо совсем не имеет отношений, либо поддерживает лишь ограниченные враждебные контакты», на самом деле немало: от тех же Китая и Ирана до Кубы и Венесуэлы, от Сирии и Мьянмы до КНДР. А я бы добавил, что как раз эти страны отказываются плясать под американскую дудку, т.е. сохраняют суверенитет. А те, что пляшут, — им разве лучше?

Впрочем, о них американский комментатор не упоминает. Он оканчивает свои рассуждения констатацией того, что описанные им симптомы характерны для «живущей по инерции стареющей империи». По его признанию, «сегодня [американской] внешней политикой заправляет обособленная элита, которая пользуется риторикой, чтобы ублажать домашние аудитории (constituencies), и которая, похоже, не в состоянии осознать, что внешний мир меняется, причем быстро”.

…и мировое большинство

Аминь. Это о тех странах и народах, которые в России в наши дни принято именовать мировым большинством. А поскольку в разговор о Бжезинском у меня вплелся мотив его заочной переклички с Киссинджером, закончу рассказ отзывом последнего о бывшем «спарринг-партнере».
«Когда Збиг совершенно неожиданно умер, я написал его жене, что ничья смерть не тронула меня так же сильно, — сказал патриарх геостратегии США обозревателю Financial Times. — В моем поколении Збиг был почти уникален. Мы оба считали идеи о мировом порядке ключевой проблемой нашего времени. Идеи у нас были отчасти разные. Но оба мы старались прежде всего поднять дипломатию на подобный уровень влияния». «Сегодня таких дебатов нет, — добавил Киссинджер. — А они нужны».

Что ж, с этим трудно не согласиться. Хотя, возможно, время слов вообще уже просто ушло. И спор о будущем новом мироустройстве перешел в сугубо практическую плоскость. 

Метки: Китай, Россия, США, Украина