Алексей Подберезкин

БИЗНЕС Online

Будет ли ядерная война и предстоит ли воевать с Польшей

---

«После частичной мобилизации, подготовки резервов соотношение сил примерно полтора к одному в нашу пользу. Этого достаточно, чтобы, если наше преимущество в людях и превосходство в некоторых видах оружия умело использовать, дожать врага до конца. Поэтому мобилизация, думаю, нам пока не нужна», — считает директор Центра военно-политических проблем, профессор МГИМО Алексей Подберезкин. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, почему спецоперация затянулась, зачем надо вернуться к Потсдамским соглашениям, станет ли Польша новой державой Европы и почему Россия пока не применила ядерное оружие.

«Ни мы, ни наши противники не рассчитывали на такую интенсивность и не имели таких запасов»

— Алексей Иванович, специальная военная операция на Украине идет уже почти полтора года. Не кажется ли вам, что СВО, спланированная как блицкриг, затянулась? В чем причина: наша плохая подготовка, некачественные разведданные или есть иные причины?

— Совершенно ясно, для специалистов во всяком случае, что ни один военный план никогда не срабатывал даже близко к 100 процентам. Такого просто не было никогда и в принципе не может быть. Этому способствует множество субъективных факторов. Поэтому рассчитывать на то, что что-то получится в соответствии с некими планами, которые проработаны Генштабом, по меньшей мере наивно. Даже немецкие генштабисты, которые разрабатывали свои планы очень дотошно, вплоть до действий одного батальона в той или иной операции, без конца ошибались. И здесь то же самое.

Надо сказать откровенно, что наш план, о котором сейчас стало известно, был составлен по типу Крымской операции в расчете на то, что российские войска будут встречены большинством украинского населения с подъемом и украинская армия не окажет такого сопротивления, а точнее, она вообще не будет оказывать сопротивления. Плана Б на ведение длительной, серьезной войны у нас не было.

Но это как частный случай. Вообще, военные доктрины последних лет были ориентированы на использование маленьких профессиональных армий в коротких локальных конфликтах. И в этом смысле произошло совпадение нашего частного конкретного военного плана, который назвали специальной военной операцией, где значительное внимание уделялось прежде всего силам специального назначения, и того, что произошло. Да, мы всего этого не ожидали, как не ожидали, кстати сказать, и на Западе, поэтому, с точки зрения большой войны, нигде, ни у нас, ни на Западе, запасы техники, вооружений и боеприпасов не были для этого подготовлены.

Что это значит? Это значит, что, предположим, те запасы, которые у нас были, даже стрелкового оружия, обычных стволов к АКМ, комплектов для перезарядки, в общем, тоже оказались недооцененными, потому что никто не думал, что будет такая высокая интенсивность боевых действий. Артиллерийские стволы сгорают примерно после 2 тысяч выстрелов. Две тысячи выстрелов при той интенсивности, которую мы имеем, — две недели стрельбы орудия. Значит, через две недели это орудие надо менять. У танков процесс идет еще быстрее, через тысячу выстрелов ствол орудия приходит в негодность. Даже стрелковое оружие сгорает достаточно быстро, тем более его массовое производство, естественно, качество ухудшает. Поэтому ни мы, ни наши противники не рассчитывали на такую интенсивность и не имели таких запасов, что, конечно же, сказывается на реализации этой операции.

Помимо того, очень важный момент заключается в том, наш оборонно-промышленный комплекс до этого не производил в промышленных масштабах системы вооружения. То есть если говорить о самых эффективных видах оружия, таких, например, как РСЗО «Торнадо С», то у нас существовало всего несколько батарей и не планировалось производство его бригадных комплектов. То же самое можно сказать о системах контрбатарейной борьбы, они не производились десятками. Это дорогое удовольствие, потому штучный товар. Стоимость одного «Зоопарка» примерно миллиард рублей. Так вот, этот товар производился штучно, поскольку шла экономия. Вообще, концепция нашей оборонной промышленности была примерно прописана в Стратегии национальной безопасности как «развитие и обеспечение безопасности». В одном флаконе и пушки, и масло, что, в принципе, правильно, но, с точки зрения длительной войны, произошла недооценка ее интенсивности и по срокам, и по темпам.

— Много вопросов по поводу действий нашего минобороны и участившейся перестановки генералов. Например, бывший депутат и полковник в отставке Виктор Алкснис в своем телеграм-канале пишет: «Почему вся эта ситуация застает руководство МО врасплох? Причем снова и снова, смотри гибель крейсера „Москва“, удары в Изюме, Красном Лимане, под Бахмутом и так далее и тому подобное, все — начиная с 24.02.2022?» Действительно почему? Мы не готовились к большому конфликту с серьезным противником, у нас мало высококлассных генералов, которых все время переставляют, а толку нет, в наших высоких штабах и кабинетах работает вражеская агентура либо как минимум сочувствующие люди или в чем дело?

— Во-первых, скажем так, если вы участвуете в военных действиях, а тем более в какой-то крупномасштабной войне, то не рассчитывайте, что у вас все будет получаться, потому что против ваших планов есть другие планы. И побеждает в конце концов не просто тот противник, у которого больше оружия, а тот, у которого еще и планы умнее, хитрее и начальники помудрее. Так было, кстати сказать, у нас и в 1941 году, потому что все командиры немецких дивизий были офицерами в Первую мировую войну, прошли как минимум две-три штабные должности к моменту нападения на СССР. А все солдатики были как минимум со средним образованием. В отличие от них, командиры РККА не то что в массе своей академий не оканчивали, но и не имели даже нормального образования. А солдатики в своем большинстве были только-только грамоте обучены. Поэтому человеческий капитал, его качество имеют, конечно, колоссальное значение.

Теперь что касается сегодняшнего дня. Да, конечно, многократная смена в течение года верховного командования свидетельствует о том, что какие-то, мягко говоря, неполадки в военном руководстве у нас есть. Они очевидны. Во-первых, потому что, как говорил один умный царский генерал в XIX веке, нельзя одновременно готовить армию к параду и войне. Наша увлеченность показушными делами, отчетами и очень часто выдача желаемого за действительное, конечно, сослужили плохую службу. Подготовка командного состава тоже была не на высшем уровне. Почему? Так получилось, что после второй чеченской войны у нас был в общем неплохой опыт и неплохое количество боевых генералов, которые вдруг куда-то делись, рассосались. Мне кажется, что на их место очень часто стали попадать, как и вообще в государственном управлении, генералы, которые руководствовались не принципом профессионализма, а принципом «Чего изволите?». Кто лучше доложит, кто больше понравится. Такой неестественный отбор совершенно очевиден. Он был. Я не хочу сказать, что все плохие. Нет. Я знаю несколько талантливых, выдающихся человек, которые прошли все ступеньки от командира взвода до командующего округом. Например, Салюков Олег Леонидович — боевой офицер, который все пропахал. Но таких-то меньше всего. А основная часть — генералы, которые нигде ничем серьезно не командовали и уж тем более не имели боевого опыта. Это, безусловно, сказалось на эффективности применения вооруженных сил.

Во-вторых, пожалуй, главная, на мой взгляд, ошибка — это управление вооруженными силами. Нельзя столько ступеней делать. Мы говорили об этом пять лет подряд, в том числе в Академии военных наук. Первым дискуссию о сетецентрической войне начал Валерий Васильевич Герасимов лет 6 назад. Говорили много об этом и статьи писали, а сделано было мало. И самая большая проблема в нашей армии, как всегда, — это средства связи и разведки: и то и другое недоработали. Поэтому есть недочеты, безусловно, которые сейчас приходится исправлять, в том числе с помощью крови.

— Почему противник не боится никаких последствий, действует во всех направлениях — от попыток ударов по Кремлю до терактов и угроз их совершения против русских по всему миру? А мы боимся? Почему мы не предпринимаем никаких шокирующих для противника ответных действий, чтобы заставить его осознать и прочувствовать, как говорится, всю серьезность наших намерений?

— Потому что у нас две разных концепции ведения войны до сих пор. Мы очень много взяли на себя ограничений, за рамки которых не выходим. Скажем, мы не наносим удары по гражданским объектам, политическим центрам принятия решений и по многим другим вещам себя очень жестко ограничиваем. Если говорим, что на той стороне правящая фашистская клика, то мы не можем себя вести аналогичным образом, в том числе и в способах ведения вооруженной борьбы мы сами себя ограничиваем. Это самоограничение, безусловно, есть, потому что если логику Виктора Алксниса продолжить, то мы должны были сейчас сбросить на них гравитационные бомбы, которых не жалко, поскольку они уже довольно старые, но огромной мощности. Так вот, следуя логике Виктора, мы должны были прямо сейчас сбросить сотни две-три таких огромных бомб по 5–10 тонн на Киев, перепахать его, чтобы там остались одни воронки. Я не думаю, что это правильно. То, что планирующие бомбы большой мощности надо использовать по военной инфраструктуре, — это безусловно, но гражданское население не виновато в том, что военно-фашистский режим на Украине применяет такие методы и приемы борьбы. Я думаю, что не только у нас, но и на Украине никто не думал, что к власти придут такие отморозки.

— Почему мы уже столько раз говорили о неких красных линиях, которые если перейдут наши противники, то мы ответим и всех накажем. Но они их уже перешли, но ничего не произошло. Мы только грозим, но ничего не делаем.

— Ничего подобного! Это не так. Наша реакция очень сдержана по одной общей причине и одной частной. Общая причина такова: по большому счету сейчас идет борьба между тенденцией глобализации и тенденцией автаркии, то есть ориентация на национальные интересы и систему ценностей. Мы ориентируемся на то, что тенденция глобализации, безусловно доминировавшая до последнего времени, стала снижать обороты и вытесняться тенденцией автаркии, то есть опорой на национальную безопасность. И в этом смысле нам противостоит сейчас не просто доминирующая тенденция глобализации во главе с Соединенными Штатами, то есть широкая западная коалиция, но и те интеграционные процессы в мире, которые были начаты. Что я хочу сказать? Россия в этом случае плывет против течения, которое составляют другие страны, поддавшиеся тенденции глобализации и воле США. Мы приняли очень тяжелое решение. Оказались не только в меньшинстве, но и качественно в несколько десятков раз слабее, чем Запад. Мы это прекрасно понимали, но приняли такое решение.

И теперь субъективная вещь. Очень важно, что, даже реализуя это решение, авторитет и воля остаются за Владимиром Путиным, потому что ему надо иметь фантастическую выдержку для того, чтобы проводить свою политику до конца. Очень хочется сорваться, в том числе демонстративно, на какие-то резкие шаги, например в отношении прибалтов, Польши, но Путин этого не делает. Я его сравниваю с удавом. Он все терпит, и в этом требуется огромное мужество, гораздо большее, чем дать отмашку на какой-то резкий поступок. Но он все рассчитывает и выдерживает. Я не знаю, чего это ему стоит. Лично мне бы подобное стоило очень дорого, психика бы, наверное, слетела, а он выдерживает и, как удав, ждет своего часа, выбирает не эмоциональные, а наиболее выгодные ответы, потому что нам нельзя ошибиться. У нас соотношение сил где-то 1 к 30 в пользу Запада. Поэтому Путин не может ошибиться. У него меньше ресурсов, в том числе временных, прежде всего технологических и других, поэтому он должен быть очень аккуратен. И эта его мудрость заключается в том, что хотелось бы махнуть на что-то рукой и дать на что-то отмашку, но он этого делать не станет, а будет выжидать своего часа.

— Зачем же мы тогда грозим? Если все время кричать «Пожар!», а ничего не горит, все перестают на эти крики обращать внимание. Нас перестают не только бояться, но и уважать. Может, не надо громких заявлений, за которыми ничего не стоит в итоге?

— Итог еще не наступил. Подводить баланс пока рано, но уже сейчас видно, что ситуация развивается в нашу пользу. Если вы внимательно следите за западными обозревателями, то можете заметить, что их уверенность в победе Украины сменилась на сомнения, а сейчас они и вовсе прогнозируют, что не выдержит Киев, да и они тоже такого накала до осени. На самом деле идет процесс отрезвления, и в этом смысле путинская стратегия покажет свои преимущества чуть-чуть попозже.

«Июль – август будут пиком, после которого война выдохнется, потому что нечем и некому будет воевать»      

— Американцы говорят, что украинский конфликт должен решиться в ближайшие пять месяцев. Вы согласны с такой оценкой развития событий?

— Это правильно. Я согласен просто потому, что ресурсов на более длительный период у Запада уже не осталось. У Украины были огромные ресурсы, доставшиеся ей после развала Советского Союза от трех военных округов. Они израсходовали также все ресурсы стран бывшего Варшавского договора. Наконец, Запад сейчас исчерпал все свои не очень новые ресурсы, и делать им уже особо нечего. Обратите внимание: те же самые ЗРК Patriot перестали выпускать в начале 1980-х, их не так много у США и их союзников. Две батареи отправили на Украину, это не значит, что есть где-то еще две. Все, заканчивается этот праздник с подарками! Заканчиваются артиллерийские системы, которых практически не осталось ни у Франции, ни у Германии. Ограниченное количество танков, тех же самых Challenger два десятка в Англии, да и все. А американских Abrams не так-то много, а новых моделей просто мало. Чтобы начинать новый производственный цикл, потребуется много времени. Грубо говоря, крылатая ракета «Калибр» делается год. При всех ускорениях, которые сейчас сделаны, мы сможем, скажем, выпускать не 500 штук в год, а тысячу. Так что эти объективные проблемы и у нас есть. Никто к большой войне не готовился, то есть, грубо говоря, стрелять и бомбить уже мало чем остается.

Далее. Украинская армия, по сути дела, уже два своих людских комплекта расстреляла. Я говорил, что она расстреляет свой комплект профессионалов к сентябрю — 210 тысяч, так и произошло. В конце декабря можно было отмечать конец еще одной такой же армии — 210–215 тысяч. Сейчас достреливается третий профессиональный комплект. То, что идет на смену, — необученный и неподготовленный набор без специалистов со слабым запасом техники. Им воевать серьезно невозможно. Мы тоже, кстати сказать, несем потери, но набираем темпы, поэтому я думаю, что июль – август будут пиком, после которого война выдохнется, потому что нечем и некому будет воевать.

— А мы готовы на этом пике дать генеральное сражение? Численность группировки достаточна для этого?

— Речь не идет о генеральном сражении вообще. Военное искусство вообще не предполагает какого-то шаблона. Первая мировая война была окопной. Гражданская — войной масс конницы. Вторая мировая уже была войной танков и авиации. Сейчас идет мобильная война при помощи беспилотников, высокоточного орудия и так далее. Все это вместе взятое говорит в пользу того, что ищутся наиболее эффективные способы ведения боевых действий, которые не исчерпываются одним или несколькими наступлениями. Сейчас пока мы видим многочисленные действия диверсионно-разведывательных групп (ДРГ), как правило, ротного, редко батальонного масштаба. И, честно сказать, они перемалывают огромное количество вооружения и военной техники, иногда до тысячи человек со стороны Украины перемалываются, а это бригада или два батальона. Это сумасшедшие потери, которые можно сравнить с германской и Советской армиями в 1943 году в этом же регионе. Поэтому я думаю, что ситуация непростая и очень интересная с точки зрения военного искусства. Новые формы ведения боевых действий появляются практически мгновенно, и совсем необязательно ждать здесь суперкрупную операцию, которая, на мой взгляд, в современных условиях будет не самой эффективной. Представьте себе на секундочку, что танковая колонна в 2 тысячи танков начала свое выдвижение. Две тысячи танков — это два залпа дивизионных РСЗО «Торнадо С». И все, нет танковой колонны! Прорывов нет. Массированное использование высокоточного оружия делает малоэффективным массированное применение бронетанковой техники.

— Но они же получили с Запада массу самой разнообразной, относительно современной техники, в том числе танки Leopard разных модификаций, БМП M2 Bradley, самоходки и РСЗО разных систем. Говорят, что обучили за рубежом не менее 15 бригад личного состава, оснастили их этой западной техникой и в целом готовы для нанесения одного или даже нескольких мощных прорывных ударов по нашей обороне.           

— Есть старый, но всегда актуальный анекдот, в котором такие слова: «И ты тоже говори». Так вот, здесь тоже что-то в этом духе. Я не вижу у них каких-то огромных массивов техники. Я вижу, что уничтожены тысячи единиц танков и бронетанковой техники. Подчеркиваю, тысячи! По моим оценкам, украинская армия потеряла порядка 8 тысяч единиц танков и бронетанковой техники. Больше 2 тысяч танков — это колоссальные, невосполнимые потери. Никто столько никогда не сделает. И мы сейчас вводим в строй модернизированные старые танки. Украинская сторона зачистила все что можно. Если даже они соберут со всего мира все старые Leopard и Abrams, то все равно это будет сожжено за два-три месяца. Поэтому нет никаких огромных запасов. Как бы мы ни считали вместе со старыми советскими танками, которые были у бывших стран — участниц Варшавского договора, такие поставки составили не более 400 единиц. Я сомневаюсь, что там накоплены и сколочены какие-то огромные резервы. Максимум, на что их может хватить, — это две попытки контрнаступления силами по четыре-пять бригад.

— А на каких участках это может произойти? Мы готовы их там достойно встретить?

— Мы ко всему готовы. На каких участках, лучше знает оперативное управление Генерального штаба, потому что туда стекаются самые разные данные от разных разведок — от технической до агентурной. Там они это знают, но готовятся к ударам на разных направлениях. Я хочу сказать одно: те резервы, которые концентрируются на Украине, очень мобильные. Это моторизированные бригады, которые могут быть переброшены за одну ночь на расстояние 300–400 километров, то есть вдоль всей линии фронта. Поэтому глупо сейчас говорить о каком-то одном направлении. Мы сегодня скажем, а на следующее утро они окажутся совсем в другом месте.

— У нас практически вся Россия, включая Москву, увешана плакатами типа «Вступай в „Вагнер“», «Записывайся на службу в ВС РФ по контракту» и так далее. Мы сумеем за счет этого пополнить в достаточном количестве воюющую армию или придется еще одну мобилизацию проводить?

— Сейчас идут три потока набора. Набирают добровольцев по линии государства. Достаточно активно идет набор «вагнеровцев», а есть набор контрактников в Вооруженные силы. Пока, мне кажется, этого хватит. Но дело вот еще в чем. В современной войне просто затыкать «мясом», неподготовленными военнослужащими, дыры на фронте невозможно и бесполезно. Должны быть хорошо подготовленные профессионалы, то есть те, кто приходит, должны пройти не двух-трехнедельные курсы молодого бойца, а серьезную подготовку как минимум в течение нескольких месяцев. Поэтому толку от того, что массовый набор будет, нет. Нужна серьезная подготовка для пригодных и мотивированных для этого людей. Она и идет.

— То есть мобилизации такой, как была, не будет в ближайшее время?

— Мобилизация была проведена по одной простой причине: мы в специальной военной операции стали участвовать, имея превосходство украинской стороны примерно в 3 раза. То есть чисто количественно у нас были голые участки местности, которые ничем не обеспечивались. После частичной мобилизации, подготовки резервов соотношение сил примерно полтора к одному в нашу пользу. Этого достаточно, чтобы, если наше преимущество в людях и превосходство в некоторых видах оружия умело использовать, дожать врага до конца. Этим мы сейчас занимаемся. Потому мобилизация, думаю, нам пока не нужна.

— Глава МИДа Сергей Лавров сказал, что Россия остается открытой к дипломатии по украинскому вопросу, но пока никаких конкретных предложений со стороны Запада нет. В свою очередь, Урсула фон дер Ляйен говорит, что никаких равноправных переговоров между агрессором и жертвой быть не может и не будет. Тогда чего мы ждем, каких предложений и от кого?

— Мирные переговоры возникают тогда, когда стороны убеждаются, что военными средствами политической победы добиться невозможно. Пока они надеются добиться какой-то политической победы с помощью военной силы. Поэтому я считаю, что мы какое-то время еще подождем, а потом перестанем, потому что нечего будет ждать. Дело в том, что могут очень быстро сманеврировать и изменить свои намерения. От бойкота мирных переговоров они могут быстро перейти к активным консультациям. Они это делают легко, там нет никакой инерционности. Пока с чисто тактической точки зрения они рассчитывают на то, что Украина пустит нам как можно больше крови и, может быть, эскалация пойдет дальше в направлении Польши и Румынии. Конечно, в этом смысле переговоры им не нужны.

— Западники пишут о том, что с нашей стороны спецоперация зашла в тупик. Фронт практически остановился. Поэтому мы активно ищем посредников для переговоров. Африканцы к нам вроде едут, китайцы своего представителя запускают в этот процесс. Как вы считаете, СВО действительно зашла в тупик и мы готовы к переговорам или в чем дело?

— Никакого тупика нет, во-первых. Во-вторых, идут достаточно напряженные боевые действия. Для понимания этого вопроса: в среднем гибель во время Вьетнамской войны у американской армии составляла взвод солдат в неделю — 30 человек. У нас сейчас не в неделю, а в день гибнет не взвод, а три-четыре взвода украинской армии. Тем более боевые действия идут активнее Афганской войны, когда у нас два-три человека в месяц гибли. Или в иракской войне, когда американская армия теряла по несколько человек в месяц. Поэтому смотря с чем сравнивать. Интенсивность военных действий сейчас на уровне советско-германских боев 1943 года. То, что мы таким образом ведем боевые действия, нас вполне устраивает. Мы ведем профессиональную войну, когда в соотношении потерь украинцы теряют в 7 раз больше. Это огромные потери в вооруженных силах, такие же и в военной технике. Каждый день уничтожается, если говорить о бронетехнике, как минимум четыре-пять единиц, а если сюда добавить еще и артиллерийские орудия, то будет видно, что украинская армия — это тот самый айсберг, который тает со всех концов. Если говорить об украинских ВВС, то да, англичане и французы поставили им высокоточные ракеты, которые могли быть размещены на фронтовых бомбардировщиках Су-24. Но их было всего 25 штук. Из них сейчас в живых осталось 10. Предпоследние 10 были уничтожены за тот период, который вы называете пассивным ведением операции. На самом деле шло уничтожение техники, и практически вся бомбардировочная авиация уничтожена. Даже если бы сейчас эти хваленые французские ракеты захотели массово применять, то их устанавливать было бы не на что. За раз вооружить ими смогли бы два-три самолета. Уничтожаются системы противовоздушной обороны. Украинцам досталось огромное количество прекрасных советских систем С-300 — 160 бригад. Сейчас от этого количества осталось, дай бог, 30 процентов. Подобных примеров много. Идет массовое уничтожение, скажем так, милитаризации украинских вооруженных сил.

«Если переход к ядерной войне начинается с использованием стратегического ядерного оружия, то это неизбежно приведет к большой войне»

— В НАТО разрабатывают возможность оказания немедленной помощи Украине, за исключением вступления в блок. Об этом сообщает газета The Wall Street Journal со ссылкой на осведомленные источники. Инициатива будет представлена на ближайшем саммите НАТО в Вильнюсе в июле. В чем будет заключаться эта помощь? И ждать ли нам, например, нового расширения НАТО?

— Я думаю, что все это пустые слова. Никто не захочет принимать такое решение по одной простой причине: включение в любом качестве Украины в блок автоматически будет означать, что он будет втянут в военные действия. А европейские страны, да и США больше всего не хотят быть участниками прямых военных действий. Пока воюют и гибнут украинские солдаты, это их устраивает, равно как и то, что уничтожается советская техника и вооружение, которые были у Украины и стран бывшего Варшавского договора. Но как только они окажутся участниками военного конфликта, то потери моментально будут идти на их счет, а этого никто не захочет. Потому это лишь слова, рассчитанные на наивных людей.

— Каких-то решений в наш адрес стоит нам ждать от этого саммита?

— Я думаю, что какие-то решения будет приняты, во-первых, по выскребанию остатков советских ресурсов, во-вторых, достаточно старой натовский техники типа FGM-148 Javelin и всего остального, которое на складах еще осталось. А дальше вопрос принципиальный. Если западная коалиция захочет продолжения военного конфликта, то следующий этап будет на территории Восточной и Центральной Европы. Они, может быть, и хотели, чтобы такая война была, но при этом, чтобы это было гарантированно локально, без перехода на страны Западной Европы и США. А кто же им такое может гарантировать? Поэтому не знаю, какие там могут быть решения приняты, думаю, что никакие, потому что все решения в НАТО принимают США, поскольку этот блок всего лишь инструмент внешней политики Вашингтона, а не какое-то коалиционное объединение.    

— Возможно ли применение тактического ядерного оружия или разрастание конфликта в полноценную ядерную войну? Что может стать спусковым крючком?

— Это гипотетический вопрос, который всегда имеет под собой основания. Перерастание в ядерную войну может быть и без военного конфликта. Сколько было технических сбоев, ошибок и просто каких-то накладок. Это может быть, никто такого исключать не будет. И у нас, и у американцев есть оперативные планы использования ядерного оружия. Здесь секретов делать не стоит. Эти планы существуют не один год. Они пересматриваются, уточняются, но ключевая проблема заключается в том, что американцы категорически не хотят прямого участия в таком конфликте, потому что в этом случае была бы под угрозу поставлена территория самих Соединенных Штатов. А они категорически против подобного. Зачем им нужна какая-то там Украина, если от этого может пострадать даже небольшой кусок Америки? Поэтому они будут всячески уходить от подобного разворота событий. Повоевать на территории Украины, Польши, Румынии, даже Германии, но не более того. А применение стратегических ядерных потенциалов предполагает перенос военных действий туда, к ним. Наши и американские спутники обеспечивают контроль за пусками ядерных ракет, это система раннего предупреждения. Мы можем уничтожить эти спутники, не только раннего предупреждения, но и вообще спутники связи и управления. И американцы могут это сделать, причем очень быстро. Как только такое произойдет, на какой-то период смогут ослепить и оглушить своего вероятного противника. Он становится беспомощным, лупи его куда хочешь. Он не видит и не слышит. Спутников этих не так много, и нанесение ущерба даже нескольким из них будет означать, что ваш противник почувствует себя страшно некомфортно, будет расценивать это как нападение. А для того чтобы не прогадать, надо будет срочно запустить в ответ. Неслучайно все наши стратегии применения ядерного оружия предполагают использование ответно-встречного удара. То есть нет смысла отвечать, когда по вам уже прилетели боеголовки. Как только мы обнаружим их запуск ракет в нашу сторону, в первые 30 секунд после их старта будет дана команда на ответный удар. Никто не будет ждать, пока ракеты прилетят. Если переход к ядерной войне начинается с использованием стратегического ядерного оружия, то это неизбежно приведет к большой войне. Никто не будет штучно использовать ракеты из-за страха того, что использовать будет нечего. Они будут уничтожены на старте.

— А тактическое ядерное оружие может быть использовано, если ситуация как-то кардинально обострится в ходе этого конфликта с какой-то стороны?

— Конечно. Тактическое ядерное оружие всегда предполагалось к использованию. Наши танки Т-55 делались именно для того, чтобы проходить по местности, зараженной радиоактивными отходами. Да и вообще, все наши оперативные планы исходили из возможности применения тактического ядерного оружия, а уж тем более американцы, которые применяли тактическое ядерное оружие в Хиросиме и Нагасаки. Они хотели применять его во Вьетнаме и не только там. Ничего немыслимого здесь нет, и ни к каким громадным трагедиям его применение не приведет. Когда мы недавно «Кинжалом» взорвали армейский склад боеприпасов ВСУ на Украине, то по своей мощности этот взрыв был примерно равен мощности взрыва тактического ядерного боеприпаса. Не было ничего особенного от этого. На какое-то время было небольшое радиоактивное заражение, вот и все.

— В каком случае можем пойти на применение такого боеприпаса или нескольких единиц таких зарядов?

— Я думаю, что сейчас об этом речи не идет, потому что все преимущества на нашей стороне. Но, если мы почувствуем угрозу, как в нашей военной доктрине говорится, почувствуем угрозу нашим жизненно важным интересам, тогда и будут использованы тактические ядерные боеприпасы. Но пока такого нет. Мы пока и без этого побеждаем.

«Если Польша будет активничать в пользу Соединенных Штатов, тогда придется полякам надрать задницу в очередной раз»

— Французский президент Эмманюэль Макрон говорит, что в конфликте на Украине Россия уже проиграла геополитически и теперь превращается в вассальное государство Китая. Согласны ли вы с ним, а если нет, то каковы ваши аргументы?

— Конечно, он не прав. Макрон вообще говорит очень много глупостей. В данном случае он сказал очередную глупость. Россия выбрала путь автаркии, то есть независимости от Соединенных Штатов, в отличие от Франции. Последняя, которая потеряла внешнеполитическую субъектность, в принципе делает то, что говорят Штаты. Поэтому как раз Россия приобретает бо́льшую независимость, в отличие от Франции, и платит за это достаточно большую цену. Никакой зависимости от Китая — ни экономической, ни финансовой — она не испытывает. А вот Франция испытывает долларовую зависимость, это совершенно очевидно. Трудно комментировать глупости Макрона, потому что он сплошь и рядом сам себе противоречит. В тот же самый день он сказал совершенно противоположное.

— Следующей сверхдержавой Европы будет Польша. Об этом сообщает издание The Telegraph. Это действительно так? Как в таком случае будет меняться внутриевропейский, внутризападный и внутринатовский расклад сил?

— Под этим есть определенные основания, потому что американцы сделали из Польши свою «любимую жену» в противовес Германии и Франции. Если Польша начнет доминировать в Восточной Европе, то это будет уже не просто Польша, а, скажем так, конфедерация Польши, Чехии, Румынии и целого ряда других государств, где Варшава будет выступать лидером, сильно обеспеченным американскими вооружениями. Польская армия уже сейчас начинает превосходить и немецкую, и французскую. Соответственно, если американцы их еще и финансами обеспечат, то они станут доминировать и на финансовом рынке. Да, может быть такой влиятельный центр силы внутри западного союза в Европе.

— Как будут развиваться наши отношения с Польшей? Начнем делить Украину, как предлагает Дмитрий Медведев, или все идет к разрыву дипотношений?

— Я не думаю, что мы будем о чем-то договариваться с Польшей, хотя напрашивается простой вывод о том, что конфликт с Украиной закончится ее разделом. Мы об этом писали еще 5–7 лет назад. Теоретически может быть так, но надо понимать, что Польша на этом не успокоится. Ей нужны не четыре области Украины, а доминирование во всей Восточной Европе, в том числе над Российской Федерацией. Здесь секретов нет, потому что через Польшу американцы хотят доминировать в Восточной Европе и России. Потому это все выглядит крайне маловероятно.

— И что будет дальше? Мы неминуемо придем к войне с Польшей, если, как вы говорите, они все равно не успокоятся?

— Да, нам не оставляют выбора, как и Путину в декабре 2021 года. Он же предложил обеспечить систему безопасности и закрепить ее новыми договоренностями. Над ним откровенно посмеялись. В итоге получили то, что получили. Но это была вынужденная мера. Путин не хотел в феврале 2022 года начинать какие-то военные действия, потому что знал, какая будет реакция Запада. Он же не наивный человек. Но нас загнали в угол, и нам остается только одно — повторить то, что мы уже не один раз в истории делали: побывали в Париже, пару раз в Берлине. Поэтому мой прогноз такой: придется еще раз дойти, если не до Парижа, то до Берлина точно.

— Финляндия уже вступила в НАТО, на очереди Швеция. Почему это случилось? Наши дипломаты не смогли убедить эти страны не расставаться со своим нейтральным статусом?

— Нет. Этот процесс шел давно, не один год. За последние 15–20 лет американцы с финнами подписали порядка 1,5 тысячи соглашений о безопасности. Процесс начался практически сразу после 1991 года, когда Советский Союз как великая держава перестал существовать, финны сразу стали дрейфовать в сторону Запада и активничать сначала в Евросоюзе, поскольку тот начал создавать военные структуры. Я, например, говорил с финским адмиралом, который руководил комитетом разведки Евросоюза. В данном случае вступление в НАТО означало просто формальный шаг. Они до этого фактически вступили.

— Они же сейчас с США какие-то договоренности собираются подписывать о размещении на финской территории американских войск, но непонятно с каким вооружением. Получается, как вы говорите, Польша будет создавать враждебную нам, агрессивную конфедерацию, на северо-западе будет американо-финская угроза нависать? У нас сил хватит от этого защититься?

— А что нам остается делать? Ситуация 1939–1941 годов повторяется. Здесь ничего нового нет. Как западная коалиция была в начале XIX века, такая же была в середине ХХ столетия, так и сейчас. Ничего нового ровным счетом нет. И в XIX, и в ХХ веках Россия фактически противостояла объединенной Европе. Вся Европа была против нас. И сейчас тоже. Ничего в этом смысле Финляндия не добавляет.

— Каков ваш прогноз с учетом того, что вы рассказали о замыслах и планах Польши и американцев, по специальной военной операции? Если даже мы сейчас подпишем какой-то мир, то сразу будем готовиться к большой войне в Восточной Европе, я вас правильно понял?

— Мы сейчас продолжим добиваться военной победы на Украине. Потом надо будет заключать какие-то политические договоренности, которые станут фиксировать эту победу и нашу зону безопасности. Там, конечно, будет оговорена роль Польши, как она себя будет вести. Это один сценарий.

Другой сценарий: если Польша начнет активничать в пользу Соединенных Штатов, тогда придется полякам надрать задницу в очередной раз, поставить их на место. А почему только Украину? Можно еще и Польшу поделить. Часть территории Польши принадлежит ей совершенно напрасно и неоправданно. Вернуть кусок Германии, возобновить бывшую советскую зону оккупации в виде ГДР. Никто на самом деле нас не заставлял ее ликвидировать. Это была горбачевская глупость. Надо сказать, что он был преступником, мы совершили ошибку и все хотим вернуть обратно. Восстановим советскую зону оккупации в виде Германской Демократической Республики, проведем там выборы. Ну и Польша тоже соответственно: проведем там выборы, и будет Польская Народная Республика.

— А их население как к этому отнесется? Нас не воспримут как агрессоров, не поднимут против нас всенародную войну?

— А кто вообще об этом думает и когда об этом думали? Кто спрашивал население Польши или ГДР? Их же всех обманули, как и население Советского Союза, когда Борис Ельцин привез после Беловежских соглашений договоренности о превращении Советского Союза в СНГ с единой армией, внешней политикой, финансами и всем прочим. Я, кстати, был участником этого процесса. А потом нас всех обманули. Так и здесь тоже их обманывали. А мы пошли на поводу у этого обмана, предали своих друзей и союзников. Теперь мы должны осудить прежних наших лидеров как преступников и сказать, что это была трагическая ошибка, мы хотим все вернуть назад к Потсдамским соглашениям. По этим Потсдамским соглашениям, кстати говоря, у Польши на треть территория меньше будет.

— Сил у нас хватит, чтобы осуществить такие геополитические вариации?

— А все эти изменения не количеством определяются. Это все делается национальной волей и решимостью нации. Если бы считали по количеству человек и экономической мощи, то мы бы проиграли Вторую мировую войну. Германия с союзниками была намного мощнее нас.

— Наша элита к этому готова? То, что я вижу сейчас, не свидетельствует о такой решимости. Например, Захара Прилепина взорвали, и никто из нашего бомонда публично с ним не солидаризировался, как в свое время французы с карикатуристами Charlie Hebdo, когда на них напали исламские террористы.  Они все, включая президента Франсуа Олланда, вышли на улицу и скандировали: «Мы все Charlie»! Почему у нас нет подобного?

— Идет процесс разделения нашей элиты, которая создавалась на основе западно-либералистской системы ценностей. Сейчас прошел водораздел, и та часть элиты, которая оказалась предателями, пусть уезжает, уходит в тину. Это очень хорошо, я приветствую такой процесс. Лучше, чтобы их и не было вообще. А тех, кто не ушел в тину, надо туда убрать насильно. Запихнуть поглубже, чтобы не высовывались. Я вам уже сказал, что идет процесс автаркии, в том числе и в экономике, а в меньшей степени это касается нашей так называемой интеллектуальной или творческой элиты, которая всегда была проституткой. Почему раньше артистов хоронили за церковной оградой? Потому что люди в силу своей профессии не имеют политической позиции. К ним и надо так относиться.

Вадим Бондарь

Метки: политика, украинский конфликт, экспертное интервью