БЕСКОНЕЧНЫЙ ПОДЪЕМ: В ЧЕМ СУТЬ ПРОТИВОРЕЧИЙ МЕЖДУ ГЛОБАЛЬНЫМ СЕВЕРОМ И ГЛОБАЛЬНЫМ ЮГОМ
Политические элиты Глобального Юга не хотят ломать работающую систему: они хотят сделать ее более справедливой
В 1969 году Карл Оглсби – писатель, активист и один из идеологов американских «новых левых» – впервые, как считается, употребил термин «Глобальный Юг». В статье, посвященной Вьетнамской войне, он написал: система, созданная в течение последних столетий странами Севера, привела к тому, что в мире возник и утвердился несправедливый мировой порядок, при котором Север эксплуатирует и подавляет Юг. Термин прижился, хотя сперва широкого распространения не получил, поскольку в ту пору трехчастная схема («первый мир» развитого капитализма, «второй» – развитого социализма и «третий», куда чохом попадали все развивающиеся страны) лучше отражала картину мира в головах политиков, дипломатов и полководцев сверхдержав.
После завершения холодной войны старая схема сломалась. «Второй мир» исчез почти полностью (за исключением разве что КНДР и Кубы), и в его отсутствие стало очевидно, что общность, которую прежде называли «третьим миром», на самом деле очень неоднородна. Да и многие страны «второго мира», поспешившие примкнуть к победителям, тоже не очень-то соответствуют стандартам «мира первого». Схема, в которой были Глобальный Юг и Глобальный Север, также таила в себе некоторую неопределенность (например, неясно было, куда девать Россию – страну географически северную, но с экономической моделью, основанной на экспорте ресурсов), но ее было очевидно меньше, да и взятый тогда российским руководством курс на вхождение любой ценой в западное сообщество частично снимал эту проблему.
Новая картина мира устоялась довольно быстро: есть Глобальный Юг, который растет и будет расти бесконечно долго, стремясь догнать Глобальный Север. Постколониального в этой картине было не меньше, чем в идее «третьего мира», и она соответствовала сложившемуся восприятию миропорядка, в котором доминирует западная цивилизация. Про саму эту цивилизацию принято думать, что с середины XIX века она пребывает в перманентном упадке, однако всё никак окончательно не упадет. Закат Европы, конец эры доллара, столкновение цивилизаций и массовые миграции, в ходе которых выходцы из Азии и Африки сметут увядшую европейскую культуру, стали излюбленными темами дискуссий интеллектуалов и Глобального Севера, и Глобального Юга. Есть своя прелесть в том, чтобы десятилетиями рассуждать о неминуемой гибели, которая все никак не настает. Или, сидя в брюссельской кофейне, предрекать от имени порабощенных туземных масс конец всему этому прогнившему буржуазному благополучию – когда-нибудь потом, а сейчас, пожалуйста, еще чашечку.
Медленно разгорающийся мировой кризис, чьим элементом стал конфликт на Украине, грозит обрушить базис, на котором держатся эти интеллектуальные конструкции. Неожиданно обнаружилось, что подъем Глобального Юга перестал быть метафорой и начал обретать реальные черты, но совсем иным образом, чем ожидали интеллектуалы. Европа вместо приятного бесконечного угасания столкнулась с жестокими боями на своих границах, ростом цен и нарастающими проблемами в производстве. Китайская экономика вопреки многочисленным прогнозам отказывается разваливаться и упорно растет.
Британия потеряла место в топ-5 мировых экономик, сдав эту позицию своей бывшей колонии Индии. Причем темпы роста индийской экономики таковы, что в ближайшее десятилетие она вполне может выйти на третье место, обогнав Японию и Германию. Бразилия готовится перепрыгнуть с девятой позиции на восьмую, обогнав Италию, а на подходе к первой десятке уже Мексика и Индонезия. Народы этих стран, прежде всего националистически настроенный растущий средний класс, требуют от своих интеллектуалов новых концепций, объясняющих мировые процессы, бесконечные разговоры о закате Глобального Севера их уже не устраивают. Поискам этих концепций была посвящена VIII, заключительная, сессия прошедших недавно в Москве «Примаковских чтений», которая так и называлась: «Подъем Глобального Юга».
Ключевое впечатление от сессии: одна из главных эмоций, испытываемых представителями Глобального Юга, – обида. Причем не только за прошлое, хотя она тоже в наличии, прочно встроена в национальные нарративы и помогает объяснить, почему народы развивающихся стран живут явно хуже, чем представители Глобального Севера. Куда важнее обиды свежие – например, на политические и экономические элиты развитых стран и руководство международных институтов, раз за разом допускающие финансовые, военные, политические кризисы. Страны Глобального Юга в создании этих кризисов не участвуют, но, располагаясь в мировых цепочках производства и потребления на нижних и средних позициях, страдают от них сильнее, чем страны Севера.
Когда по миру прокатываются пандемии, на Юге умирает куда больше людей, чем на Севере. Но при этом кадры гуманитарных катастроф воспринимаются европейским и американским обывателем как что-то обыденное: это же Азия, Африка, Латинская Америка, там всегда так.
Массы Глобального Юга возмущает несправедливость: почему они живут впроголодь, в то время как люди Глобального Севера сытно едят, вкусно пьют и не испытывают особых невзгод? Величайшим результатом развития национальных политикумов и обслуживающих их интеллектуалов в странах Юга стало то, что местным элитам удалось хотя бы частично переориентировать негодование масс вовне, объяснив людям: в их невзгодах виновны не местные чиновники и компрадоры, а мировая система, выстроенная Западом в собственных интересах. В ней есть неформальный круг избранных, определяющих правила, на которых зиждется миропорядок. Этим избранным можно почти всё, а сама система содержит массу механизмов и рычагов, позволяющих западным странам оставаться ее бенефициарами, даже когда они начинают уступать бывшим колониям в экономической мощи. Когда кто-нибудь из незападных игроков обучается тонкостям игры и принимается эксплуатировать уязвимости модели в своих интересах, правила просто меняются.
Но политические элиты Глобального Юга не хотят ломать работающую систему: они хотят сделать ее более справедливой. В их понимании это означает, что бывшие колонии и зависимые территории, достигшие определенного уровня военной и экономической мощи, должны автоматически получать билет в привилегированный клуб стран. Проблема в том, что выстроенная Западом система, похоже, принципиально нереформируема, и интеллектуалы всего мира это хорошо понимают. Любая страна Глобального Юга, которая попытается убить дракона, не изменяя суть системы, сама превратится в дракона – не случайно КНР с ее инициативой «Пояс и путь» обвиняют в неоимпериализме. Причем эксперты и политики Индии – страны, борющейся с Китаем за региональное лидерство, – критиковали его куда жестче, чем их европейские коллеги, пытавшиеся найти в действиях Пекина резон и выстроить с ним по возможности взаимовыгодное сотрудничество.
Но главное – мировая экономическая система подразумевает неравенство. Всегда кто-то будет получать меньше, а кто-то больше, и в случае если Индия и КНР войдут в число развитых стран, их место в производственной цепочке займет кто-то другой, и, учитывая численность населения Индии и Китая, эксплуатация тех, кто обеспечивает сытную жизнь Глобальному Северу, только усилится. А значит, сформируется новая граница между Севером и Югом, и раскол между ними станет еще глубже. Это, наверное, самое важное впечатление, сложившееся по итогам сессии «Примаковских чтений»: на вопрос, который с каждым годом встает всё острее, по-прежнему нет ответа.
