КОЛЛЕКТИВНОЕ ЕВРОПЕЙСКОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ
О нашумевшем высказывании президента Франции
Эммануэль Макрон всполошил «коллективный Запад», допустив, что натовские силы могут появиться в зоне украинского конфликта. Три последующих дня союзники отмежёвывались от слов президента Франции, заверяя, что таких планов нет.
Французский руководитель известен любовью к громким заявлениям, за которыми ничего не стоит, и проще всего списать эпизод на это качество. Но есть более замысловатое объяснение. Макрон, сам того не желая, играет роль европейского «коллективного бессознательного», мятущегося в поисках опоры на фоне меняющихся обстоятельств.
Разговоры о стратегической автономии Старого Света десятилетиями оставались пустыми, потому что к ней относились как к аксессуару, нужному лишь для солидности. В остальном Европу устраивало положение, при котором беспокоиться на эту тему ей не нужно. Отчасти благодаря американским гарантиям, но в основном по причине отсутствия соответствующей угрозы.
2022 год принёс неприятность тройного рода. Во-первых, образовался пугающий призрак русского реваншизма. Во-вторых, вызванные борьбой с ним экономические издержки легли именно на Европу. В-третьих, что бы ни провозглашали на саммитах, внутриполитические приоритеты уводят США от Европы.
Старый Свет годами препирался с Америкой по поводу расходов на оборону, отделываясь косметическими мерами. Опять-таки потому, что не верил в угрозу. Когда же это ощущение появилось, вопрос о расходах и возможностях встал не перед Соединёнными Штатами и альянсом в целом, а именно перед его европейской частью. Американцам небезразлично, чем закончится украинская баталия, но они могут позволить себе параллельно заниматься другими делами – внутренними. Последние заведомо важнее, и финансирование Украины становится их заложником.
В Европе же страх войны с Россией уже настолько раскручен верхушкой, что начинает определять всё остальное.
Когда западное сообщество мобилизовано на противостояние с «автократиями» (к России присовокупляется Китай), ставить вопрос о европейской стратегической автономии глупо. А вот стратегическая дееспособность становится необходимым условием релевантности Европы. Отсюда попытка перенаправить европейское сознание от приоритетности социального комфорта к императиву безопасности.
Предпосылки для успеха не слишком благоприятные. Население привыкло к спокойствию. Масса европейских начальников национального и наднационального звена создаёт безнадёжное ощущение по части стратегического подхода.
Однако, во-первых, это как раз и повышает риск, поскольку укладывается в популярный мем «слабоумие и отвага», особенно если добавляется лёгкая паника. Во-вторых, не стоит делать выводы на основе неуклюжих подходов к снаряду, наподобие высказываний того же Макрона или откровений шефа европейской дипломатии Жозепа Борреля. За карикатурным фасадом – дискретные изменения в странах (или отдельных сегментах обществ), сохраняющих способность к мышлению в духе эффективной конфронтации. И понимающих, что целеполагание США меняется, вероятнее всего, необратимо. Наращивание активности Великобритании – наглядный пример.
Порох иногда сохраняется даже в пороховницах, которые давно превратили в сувениры. Если его там не окажется, тем лучше, но полезнее переоценить противника, чем наоборот.
