ПОЧЕМУ ФРАНЦИЯ СТАЛА ГЛАВНЫМ ПОСТАВЩИКОМ ГРОМКИХ, НО АБСОЛЮТНО ПУСТЫХ ЗАЯВЛЕНИЙ
Ни на что, кроме слов, современная Франция не способна
Сегодня положение Франции на мировой арене представляет собой довольно удивительное зрелище: страна, обладающая солидным ядерным арсеналом, но при этом утратившая все возможности влиять на свое окружение. За несколько последних десятилетий Франция растеряла остатки былого величия на глобальном уровне, уступила Германии лидирующие позиции внутри Евросоюза и совершенно утратила ориентиры внутреннего развития. Другими словами, затянувшийся кризис Пятой республики перешел в стадию, когда отсутствие решений для давно перезревших многочисленных проблем оборачивается полноценным кризисом идентичности. Причины такого положения понятны, а вот перспективы его эволюции предсказать сложно. И клоунада, в которую превратилось поведение президента Эмманюэля Макрона, – это только последствия общего тупика французской политической цивилизации. Как, собственно говоря, и само появление этого персонажа во главе государства, руководимого в былые времена грандами мировой политики вроде Шарля де Голля или Франсуа Миттерана.
Последний раз Франция проявила способность действовать самостоятельно при принятии действительно важного решения в 2002–2003 годах. Тогда Париж воспротивился планам США по вторжению в Ирак. Французская дипломатия, во главе которой в ту пору стоял аристократ Доминик де Вильпен, смогла создать коалицию с Германией и Россией и лишила нападение американцев на Ирак всякой международной легитимности. Окончательно провалились попытки США объединить в своем лице доминирующие силовые возможности и определяющее влияние на право их применения в мировой политике, т. е. установить однополярный мировой порядок. В этом им при энергичном подстрекательстве Франции было дружно отказано, и такое достижение в создании демократического мирового устройства будет зачтено Парижу в заслугу историками будущего.
Однако на этом все и закончилось. Моральная победа в Совбезе ООН в феврале – марте 2003-го сыграла в судьбе Франции такую же роль, как кровавая победа в Первой мировой войне, после которой страна уже не смогла удержаться в числе главных держав мира. Дальнейшему падению способствовали не только суровые внешнеполитические обстоятельства, но и стремительное погружение во внутренние проблемы, решение которых не просматривается на протяжении уже почти 20 лет. Сменяющие друг друга президенты изначально не имели шансов адаптировать страну к вызовам, источники которых находились в основном вне пределов их досягаемости. Тем более что в середине 2000-х произошла смена политических поколений – во власть стали приходить люди, не имевшие за плечами опыта холодной войны и даже должной «дрессировки» старшими политиками из поколения создателей современной Франции.
«Идеальный шторм» возник благодаря сочетанию сразу нескольких факторов. Во-первых, быстрее, чем где-либо в Европе, менялось общество и вслед за этим устаревала политическая система Пятой республики. Во-вторых, был потерян контроль над основными параметрами экономической политики, которая все больше определялась участием страны в Общем рынке и, что еще важнее, в зоне евро. В-третьих, увядание мечтаний о создании политического союза в рамках ЕС привело к тому, что на лидирующие позиции в Европе вышла Германия – страна, в силу отсутствия полноценного суверенитета не способная самостоятельно вывезти настолько масштабный проект. И, наконец, стремительно менялся мир: он окончательно перестал быть слепком с европейского прототипа, и это значит, что для Франции уже не оставалось места в списке могущественных держав.
Ужимки и прыжки того, кто находится сейчас формально во главе французской государственности, – это лишь частные симптомы кризиса, в котором страна пребывает. В результате все буквально валится у действующей власти из рук, а огромное количество встроенных ограничителей превращает гнев в бессмысленную истерику. Мелкие интриги не просто сопровождают большую политику, что бывает всегда и со всеми, а подменяют ее. Принцип «не быть, а слыть» становится основным в государственной деятельности. Найти выход из системного кризиса наиболее привычным для себя исторически способом – революционным – Франция уже не может.
Собственно говоря, Франция – это страна, никогда не отличавшаяся внутренней стабильностью. Начиная с Великой французской революции 1789 года накопленное внутреннее напряжение традиционно находило выход в революционных событиях, сопровождавшихся кровопролитием и существенными корректировками политической системы. Основные достижения Франции в области политической философии и литературы представляют собой продукт этого постоянного революционного напряжения – в моменты кризиса, его предчувствия или преодоления творческая мысль работает лучше всего. Именно вследствие своей революционной природы Франция могла рождать идеи, находившие применение в глобальном масштабе и поднимавшие уровень ее присутствия в мировой политике намного выше заслуженного. К числу таких идей относится устройство европейской интеграции, созданной по лекалам французской школы государственного управления, олигархический сговор самых богатых и вооруженных держав под названием «Большая семерка» и многое другое.
В XX веке выходом для революционной энергии народа стали две мировые войны – одну из них Франция выиграла, а вторую с треском проиграла, но, тем не менее, чудесным образом оказалась в числе победителей. Потом было крушение империи, вызванные им потери частично смогли компенсировать неоколониальные методы, которые применяет к бывшим заморским владениям уже вся Европа. В самой же Европе Франция до последнего времени играла лидирующую роль в определении таких важнейших сюжетов, как, например, внешняя торговая политика и программы технического содействия. Основной причиной того, что для Франции завершилась эпоха революционных решений, стали ею же и созданные институты коллективного Запада – НАТО и евроинтеграция. Постепенно, но последовательно они все больше сокращали пространство самостоятельных решений для французской политической элиты. При этом ограничения не были просто навязаны извне – они продукт тех решений, которые сам Париж находил для того, чтобы сохранять влияние на мировую политику и экономику, получать выгоду от укрепления позиций Германии и вместе с Берлином эксплуатировать бедный европейский Юг.
Однако далеко не все было под контролем с самого начала. Внешнеполитические потрясения первой половины прошлого века избавили страну от новых революций, но истощили морально и поставили в унизительную зависимость от США, к которым французы всегда относились с презрением. Им и сейчас, в отличие от остальных европейцев, не по нутру американская гегемония. И это только добавляет драматизма положению Парижа, который не способен ни противостоять гнету Соединенных Штатов, ни полностью смириться с ним. На период президентства Макрона пришелся самый жестокий урок, преподнесенный французам заокеанскими партнерами: в сентябре 2021-го правительство Австралии отказалось от перспективного заказа серии подводных лодок у Парижа в пользу нового альянса с США и Великобританией. Никакого встречного внешнеполитического хода Франция сделать не смогла.
Эпоха сравнительного спокойствия и динамичного развития, наступившая в 1950-х, позволила создать материальную основу колоссальной системы социальных гарантий, с которой современная Франция ассоциируется у большинства внешних наблюдателей. Стабильная пенсионная система, огромный государственный сектор и обязательства работодателей перед трудящимися – все это фундамент созданного там государства всеобщего процветания. Поскольку человеческая память коротка, а современники склонны абсолютизировать свои впечатления, то именно такой – сытой и весьма ухоженной – Франция отложилась в нашем восприятии.
Стабильность и благополучие большинства населения представляют собой атрибуты сравнительно короткого этапа французской истории – не более чем 40 лет процветания (1960-е – 1990-е годы), на которые пришлись создание и расцвет политической системы Пятой республики. Необратимые процессы в экономике начинаются со всемирного кризиса конца 2000-х и постепенно приводят к таким общим для Запада проблемам, как размывание среднего класса и сокращение возможностей государства поддерживать систему социальных обязательств. К середине 2010-х Франция стала чемпионом Европы по совокупному долгу национальной экономики, достигшему 280% ВВП, а государственный долг составляет сейчас 110% ВВП. Основная причина такой статистики – колоссальные социальные расходы, обусловливающие хронический дефицит бюджета.
Невозможность решить эти проблемы вкупе с разрушением традиционной структуры общества привели к кризису партийной системы. Сейчас традиционные партии – Социалистическая и Объединение в поддержку республики – находятся в состоянии, близком к организационному коллапсу, или уже переступили этот порог. Под воздействием новой экономики – сокращения промышленности, роста финансового сектора и услуг, а также индивидуализации участия граждан в экономической жизни уменьшается социальная база сил, опирающихся на внятные политические программы. Триумфом этого процесса стала победа на выборах в мае 2017-го мало кому прежде известного кандидата от движения «Вперед!» Эмманюэля Макрона. С тех пор его партия переименовывалась уже дважды: в 2017-м она стала называться «Вперед, Республика!», а с 5 мая 2022-го – «Возрождение». Сам Макрон переизбрался президентом в 2022 году, вновь обойдя традиционного кандидата от правых Марин Ле Пен.
За то время, что Макрон пребывает в Елисейском дворце – резиденции главы государства с 1848-го, – из Франции поступают во внешний мир по большому счету известия двух видов. Во-первых, это сообщения о массовых выступлениях, сопровождающихся погромами, но не приводящих ни к каким изменениям. Во-вторых, громкие внешнеполитические заявления, за которыми также пока ни разу не последовали столь же решительные действия.
Через год после прихода Макрона к власти страну потрясали выступления т. н. «желтых жилетов» – граждан, разгневанных планами повысить цену дизельного топлива, а затем и вообще всеми правительственными инициативами в социальной сфере.
Особенно предложениями поднять пенсионный возраст с 62 до 64 лет. В начале 2023-го правительство вернулось к этому вопросу, и по стране прокатились новые массовые выступления. Летом того же года полыхали предместья больших городов, населенные выходцами из бывших колоний – арабами и африканцами. Основную массу погромщиков составили представители второго и третьего поколений мигрантов, что свидетельствует о полном провале политики их интеграции во французское общество. Во всех случаях официальные представители трудящихся – профсоюзы и Социалистическая партия – не смогли играть существенной роли в организации протестов или переговорах с властями. В результате правительство все-таки повысило возраст выхода на пенсию на два года, что и стало самым большим пока достижением Макрона в сфере реформ системы социального обеспечения. Между двумя раундами беспорядков была пандемия коронавируса, практически везде позволившая властям пару лет чувствовать себя относительно спокойно. Главный итог внутренней политики Франции за последние годы – отсутствие как значимых результатов протестной активности, так и серьезных реформ, в которых, по общему мнению, страна остро нуждается. Апатия становится главной характеристикой общественной жизни Франции.
Частично компенсировать внутреннюю стагнацию могла бы активная внешняя политика. Но она требует денег и хотя бы относительной самостоятельности. Ни того, ни другого у Франции сейчас нет. Наверное, поэтому размеры прямой помощи, предоставленной Парижем киевскому режиму, остаются наименее заметными среди всех развитых стран Запада – 3 млрд евро, т. е. в 10 раз меньше, чем, например, передала Германия. Кстати говоря, именно с неспособностью более серьезно вкладываться в украинский конфликт многие связывают эмоциональную риторику Макрона в отношении как России, так и союзной ему Германии.
Отсутствие денег Париж с лихвой компенсирует громкими заявлениями. В 2019-м Макрон прославился на весь мир словами о том, что в НАТО произошла «смерть мозга». Это, конечно, вызвало умиление среди российских и китайских наблюдателей, однако не привело ни к каким практическим действиям. Просто тогда мы еще плохо знали нового французского президента, для которого связь между словами и их последствиями не просто не существует, но даже не представляется необходимой в принципе.
Достаточно уморительно было наблюдать в 2020 – 2021 годах за тем, как французские дипломаты и представители экспертного сообщества призывали Россию ограничить ее государственное и частное присутствие в Африке. Сам Макрон на протяжении всей своей работы в Елисейском дворце последовательно сокращает масштабы французских обязательств на этом континенте. И это уже начало давать результаты: летом 2023-го новое военное правительство Нигера совершенно спокойно отреагировало на то, что Париж призывал африканские страны его свергнуть. Сама Франция как-либо повлиять на ситуацию в стране была не способна и 2 января 2024-го закрыла посольство в Нигере, окончательно расписавшись в провале собственной политики на этом направлении.
Однако в качестве компенсации за фактический уход из региона, традиционно снабжавшего французскую экономику дешевым сырьем, Макрон предлагает новые перспективные партнерства. Совсем недавно были заключены соглашения в сфере безопасности с официальным Киевом и Кишиневом, ведутся постоянные разговоры с властями в Армении. При этом практических результатов все это не приносит. Да и получить от новых партнеров особенно нечего: Украина надежно контролируется американцами и их британскими приближенными, Молдавия – это бедная страна без природных ископаемых, а Армения зажата между Турцией и Азербайджаном – государствами, с которыми у Франции не очень хорошие отношения. В своем современном состоянии Париж вообще выглядит идеальным спарринг-партнером для правительств, стремящихся показать свою самостоятельность. Франция достаточно велика, чтобы гневные слова в ее адрес широко расходились в СМИ, и одновременно слишком слаба, чтобы наказать за излишнюю дерзость. Единственные собеседники, которые сейчас смотрят на Париж с уважением, – это Кишинев и Ереван, хотя в искренности последнего предвзятый наблюдатель может и усомниться.
Послесловие
Автор этих строк сознательно не стал концентрироваться на самом свежем внешнеполитическом достижении Франции и ее президента – широкой дискуссии о возможности прямого военного участия страны НАТО в украинском конфликте. Можно, конечно, допустить вероятность того, что столь громкие заявления стали «хитрым ходом», призванным оживить дискуссии внутри альянса о пределах возможного в противостоянии с Россией, перспективным сюжетом для предвыборной кампании в Европарламент или просто способом занять рот французской элиты. Но даже в этом случае ничего путного в таком поведении Парижа нет: оно показывает, что на определенном этапе игра в громкие слова может затронуть сферы, где риски становятся слишком высокими. А с учетом того, что ни на что, кроме слов, современная Франция не способна, страшно даже подумать, каких высот риторического участия в большой мировой политике может достичь ее президент. Принимая же во внимание наличие у Парижа порядка 300 собственных ядерных зарядов, даже минимальная вероятность того, что лепет Макрона приобретет материальное выражение, заслуживает самой жесткой и немедленной реакции.
