ГИБЕЛЬ ПРЕЗИДЕНТА ИРАНА ПРОБУЖДАЕТ МЫСЛИ ФАТАЛИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
Несмотря на резкое взаимное отрицание, Иран и Израиль ведут себя осторожно
Трагическая гибель президента и министра иностранных дел Ирана пробуждает мысли фаталистического характера — о поворотах судьбы. Неизбежны подозрения, что року кто-то помог и вертолет упал в результате злоумышления. Это выяснят, а пока можно только вспомнить, как 14 лет назад крушение самолета польского президента под Смоленском выглядело настолько невероятным, что невозможно было поверить просто в стечение обстоятельств. Все оказалось проще и будничнее, хотя параноидально настроенные соратники Леха Качиньского до сих пор настаивают на версии теракта. Но это клинический вопрос.
Иран — ключевая страна Западной Азии. Практически все наиболее важные процессы так или иначе связаны с Ираном — либо они протекают непосредственно с его участием, либо Тегеран воздействует фактом своего присутствия в той части мира. Устойчивость иранского государства — один из важнейших факторов регионального равновесия, кому-то оно нравится, кому-то нет, но все признают. Поэтому первый же возникающий вопрос — не приведет ли потрясение к внутренней нестабильности, которая выплеснется и вовне. Специалисты-ирановеды скажут аргументированно, стороннему же наблюдателю, как автор этих строк, кажется, что система достаточно прочна именно к такого рода происшествиям. В иранской государственной схеме президент — не глава государства (это духовный лидер), а руководитель исполнительной власти, приблизительно как премьер-министр, но не технократического, а политического свойства. Президента избирают на всенародном голосовании, однако ему предшествует этап предварительного идеологического отбора и отсечения кандидатов, недопустимых для идейно-политических охранителей. Таким образом соблюдается плюрализм выборов, но многообразие ограничивается разрешенными рамками. Последние же выполняют задачу избежания резких поворотов. Президентские (как и парламентские) выборы не являются процедурой утверждения отобранных кандидатов, имеет место реальная конкуренция и борьба, итог голосования не всегда такой, как предпочитает верховная клерикальная власть. Так, и президент Хатами в 1990-е, и президент Ахмадинежад в 2000-е, кстати, идеологические антиподы, были избраны вопреки ожиданиям правящей группы.
Правда, к потрясениям это не приводило в силу того самого отсечения крайностей. А сейчас в Иране, как и в большинстве стран мира, регуляторное мастерство, то есть способность без откровенных выборных искажений добиваться желаемого результата, совершенствуется.
Тем не менее иранский политический ландшафт неоднороден, как в любой крупной и влиятельной стране. Благодаря сложной системе управления и контроля, а также в определенной степени дублированию функций работа госаппарата достаточно устойчива к шокам наподобие того, что произошел сейчас. Вакуум власти не возникает. Однако эта же сложность и наличие групп разных (иногда весьма разных) интересов повышает риски нарушения внутреннего баланса. Тем более что внутренняя ситуация в Иране, мягко говоря, и так далека от идеальной. Усталость части активного населения от теократического правления и связанных с ним ограничений, с одной стороны, негативное воздействие американских санкций на развитие, с другой, общий рост тревожности из-за превращения региона в центр международных потрясений — всё создает потенциальные условия для раскачивания ситуации. И в этом смысле любое непредусмотренное развитие событий содержит риски. В какой степени кто-то захочет ими воспользоваться, выяснится в ближайшее время.
Отношения Ирана и Израиля, двух главных региональных соперников, превратились не только в стержень политики на Ближнем Востоке, но и в фактор мирового значения. Противостояние непримиримое, никаких выходов из него даже гипотетически не намечается. Закономерно, что именно эти две страны фигурируют в ядерном контексте — Израиль как де-факто обладатель оружия, Иран как держава, практически способная его создать. Это подчеркивает статус данных двух игроков, отличающийся даже от столь весомых государств, как Турция или Саудовская Аравия. Несмотря на резкое взаимное отрицание, Иран и Израиль ведут себя осторожно. Как показал недавний обмен ударами, никто не хочет взвинчивать, по крайней мере пока. Однако внутри понимаемых сторонами «красных линий» соперничество идет жесточайшее. И взаимное стимулирование внутренней нестабильности — норма. Схожая ситуация между Ираном и США, хотя здесь ресурс договороспособности сторон немного выше. Это было продемонстрировано в прошлом десятилетии во время переговоров по ядерной программе, потом, впрочем, всё рухнуло.
Для иранского руководства сейчас самое главное — убедить собственное население и внешних наблюдателей, что никакого урона устойчивости системы нет, она работает штатно. Внешнеполитических изменений ждать не стоит, руль в руках у духовного лидера Али Хаменеи. Ситуативные коррективы возможны. Для России гибель Эбрахима Раиси — событие особенно печальное, потому что президент к нашей стране относился с симпатией и был настроен на тесное взаимодействие. Впрочем, разрыва с Москвой не допустит ни один иранский лидер. Верно и другое — интересы Ирана и России совпадают не во всем, и любое руководство Ирана будет твердо отстаивать именно свои позиции.
