РОБИНЗОН КРУЗО И ЕГО ИЕЗУИТСКИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ
Интеллектуальный вирус Даниэля Дефо — протекционизм необходим, но его как бы не существует
Книги, вошедшие в сокровищницу мировой литературы, порой писались как злободневные памфлеты на злобу дня. Таковы «Путешествия Гулливера» Свифта, «Дон-Кихот» Сервантеса, «Мастер и Маргарита» и даже «Волшебник Изумрудного города». Но иногда интеллектуальный импульс, данный тем или иным произведением, переживал его на века.
Так, «Робинзон Крузо» — один из ярчайших примеров сознательного распространения английской политической элитой заведомо ложных концепций для дезориентации и подрыва своих потенциальных конкурентов.
Его автор, создатель и первый руководитель английской разведки Даниэль Дефо в гражданской жизни последовательно импортировал ширпотреб, служил в королевской лотерее и в инспекции, которая взимала «оконный налог» (предшественник прогрессивного подоходного налога), был влиятельным политическим памфлетистом.
В качестве тайного агента Дефо собирал информацию для спикера палаты общин тори Роберта Харли (после ареста Дефо королевой Анной тот добился его освобождения в 1703 году), а затем для всесильного вига Роберта Уолпола — первого премьер-министра Англии в современном значении этого термина.
Уолпол возглавлял правительство целую эпоху — с 1721 до 1742 годы — и выделялся продажностью даже на общем английском фоне. Его обвиняли в том, что он «сделал коррупцию обыкновением» и организовал шокировавшую даже ко всему привыкших современников систематическую распродажу аристократических титулов, должностей и льгот (Д. Свифт в «Путешествия Гулливера» описал его под именем Флимнапа).
В качестве канцлера Казначейства Уолпол обеспечил финансовую стабильность, создав специальный фонд для погашения долгов. В 1721 году он возглавил правительство потому, что казался единственным, способным стабилизовать финансы после краха «Компании Южных морей» (на спекуляциях вокруг которой перед этим сам же и заработал состояние).
Уолпол сместил вектор английской политики с захвата новых рынков и стимулирования торговли в интересах казны (в том числе через обслуживание ее только английскими судами) на развитие обрабатывающей промышленности. Она защищалась от иностранной конкуренции, субсидировалась и поощрялась к экспорту.
Именно Уолпол провозгласил бессмертную максиму внешней торговли: «Ничто так не способствует повышению общественного благосостояния, как вывоз произведённых товаров и ввоз иностранного сырья».
В соответствии с ней таможенные тарифы на иностранную промышленную продукцию повышались, а тарифы на импортное сырьё, применяемое в промышленности, снижались или отменялись. Экспорт промышленной продукции поощрялся целой серией мер, включавшей экспортные субсидии. При этом был введен жесткий контроль ее качества, чтобы блюсти репутацию за границей.
Таким образом комплексные меры стимулирования экспорта, включая возврат пошлины на импортные компоненты экспортируемой промышленной продукции и госстандарт качества экспортной продукции, обычно приписываемые Японии 50-х годов ХХ века, на деле являются давним английским изобретением.
Англия исповедовала жесткий протекционизм до середины XIX века, когда обеспеченное этим протекционизмом технологическое преимущество над остальным миром сделало выгодной для нее навязывание потенциальным конкурентам свободной торговли.
Так, в 1820 году средняя импортная пошлина на промышленную продукцию составляла 45−55% по сравнению с 6−8% в тогдашних Нидерландах, 8−12% в Германии и Швейцарии и около 20% во Франции.
Помимо тарифов, неотъемлемым инструментом торговой политики Англии были прямые запреты. Начав введение повышаемых пошлин на индийский текстиль в 1685 году, в 1700-м Англия запретила его импорт, дополнив его в 1721-м запретом на его использование внутри страны для невозможности контрабанды. Результатом стал бурный прогресс английской текстильной промышленности, позволивший отменить запрет в 1774 году.
В 1699 Англия запретила экспорт шерстяного сукна из своих колоний в другие страны, уничтожая этим суконную промышленность Ирландии (а тем самым и ее экономику в целом) и удушая ее в Америке.
В 1749-м Закон о железе запретил американским колонистам строительство новых прокатных станов и изготовление пил для продольной резки металла, принудив их специализироваться на производстве продукции с низкой добавленной стоимостью. Производство наиболее выгодной продукции с высокой добавленной стоимостью становилось монополией метрополии, обеспечивая ей и экономическое доминирование над колониями.
Специализация колоний на добыче сырья с его минимальной переработкой поощрялась всемерно. Тот же Уолпол предоставлял тем же американским колонистам экспортные субсидии на сырье и устранял английские импортные пошлины на сырье, ввозимое из американских колоний (бревна, доски, пеньку и т. д.).
Суть политики метрополии заключалась в превращении колоний в свой сырьевой придаток, гарантированно не способный конкурировать с ее производителями. Сохранение в Англии наиболее прибыльных высокотехнологичных (разумеется, по тем временам) отраслей концентрировало в ней производство основной части добавленной стоимости империи и гарантировало метрополии максимальное богатство и мощь, поддерживая необходимые предпосылки ее мирового лидерства.
В силу своей повседневной работы Дефо был глубоко погружен в том числе в формирование экономической политики Англии, которая носила во время его жизни жестко протекционистский характер.
Его главная экономическая работа «План английской торговли» (1728) посвящена подробному описанию использования Георгом VII и Елизаветой I всей мощи государства — от протекционизма до шпионажа — для развития шерстяной промышленности, тогда высокотехнологичной отрасли, обеспечивающей высокую добавленную стоимость.
Таким образом Дефо прекрасно понимал необходимость протекционизма для развития экономики, — но в историю вошел как автор «Робинзона Крузо», написанного отнюдь не для детей.
Этот роман создал, глубоко внедрил в общественное сознание и широко распространил в корне порочную и разрушительную методологию рассмотрения экономических процессов с точки зрения не общества, но одного отдельно взятого человека.
Разумеется, применение всякой в корне ошибочной методологии уже само по себе надежно гарантирует ошибочные же выводы — и, соответственно, подрыв конкурентоспособности воспринявших ее обществ.
В лице Робинзона Крузо Д. Дефо дал поколениям исследователей и мыслителей всего мира пример «рационального экономического человека», и по сей день остающегося главным героем апологетов неолиберальной экономики свободного рынка.
По сути, Дефо создал смертоносный интеллектуальный вирус, ставший вместе с последующим трудом Адама Смита основой мифа о том, что секрет успеха Англии заключается в открытии гарантированного пути к процветанию в виде свободного рынка и свободной торговли, на который для повторения этого успеха достаточно встать любой другой стране, — и это при том, что в своём же экономическом анализе он показал объективные пределы свободного рынка и свободной торговли!
Таким образом, Дефо своим творчеством проявил один из ключевых элементов английской стратегии — насаждение исподволь, не только через интеллектуальные концепции, но и через художественные образы и культурные стандарты заведомо ложных концепций и методологических подходов, подрывающих конкурентоспособность других стран.
