О РОЛИ ИСТОРИЧЕСКИХ И ПОЛИТОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ В АКТУАЛЬНОМ ПОЛИТИКО-ВОЕННОМ ПРОГНОЗИРОВАНИИ
Российский Совет по международным делам
Текст выступления на форуме «Возвращение нарративов прошлого» Факультета мировой политики МГУ имени М.В.Ломоносова
В отношении прогнозирования в политической, в том числе в политико-военной сфере много заблуждений и иллюзий. Мой опыт и ученого, и потребителя прогнозов в государственных органах власти позволяет говорить о том, что удачных прогнозов сравнительно мало. Но стремиться прогнозировать, предвидеть будущее надо постоянно и системно. Успех достигается в этом исключительно сложном деле лишь тогда, когда проделана профессиональная трудоемкая работа, особенно по подготовке исторического фундаментального прогноза. При этом надо учитывать специфику взаимоотношений между учеными-историками и учеными-политологами.
Политико-военное прогнозирование — это предмет и задача политологии, в тесном взаимодействии со специальными военно-научными дисциплинами.
Очевидно, что решение задачи имеет огромное прикладное значение. Научный прогноз должен обеспечить базу для стратегического планирования (как части стратегического управления), для обеспечения нашего успеха в противоборстве с «коллективным Западом», ведущим против нас «гибридную войну», для ориентации лиц, принимающих решения во все более сложной многополярной системе мировой политики.
Русский военный гений Александр Васильевич Суворов считал, что для постижения военного искусства необходимо учиться у полководцев прошлого; в их числе он называл Аннибала (Ганнибала), Юлия Цезаря, Конде, Тюренна, Морица Саксонского. Следуя этим путем, для формирования собственного подхода к прогнозированию в политико-военной сфере можно рекомендовать ориентироваться на тех ученых, которые осуществили в свое время важные предвидения в истории мировой и отечественной политико-военной мысли.
Проанализировав десятки, если не сотни такого рода прогнозов, могу с уверенностью сказать, что непревзойденным во все времена можно считать выдающийся политико-военный прогноз Фридриха Энгельса о будущей общеевропейской войне (ставшей мировой), которой был сделан за 28 лет до рокового 1914 года. Энгельс предугадал характер войны, ее длительность и, наверное, что самое главное, ее политические результаты. На чем же базировался столь удивительный прогноз Энгельса? Прежде всего на его глубоких и объемных знаниях мировой истории. Это был человек богатейшей эрудиции, с развитым социологическим и политологическим мышлением. Как никто другой из числа ученых-марксистов. Энгельс уделял огромное внимание военной, в том числе военно-технической истории, был автором большого числа статей по этим вопросам. Он был современником Крымской войны 1853–1856 гг., Гражданской войны в США в 1861–1865 гг., прусско-австрийской войны 1866 г., франко-прусской войны 1870–1871 гг., русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Энгельс внимательно следил за ходом этих войн, давал оценки политическим устремлениям участников, их военной стратегии, тактике, вооружениям и пр.
Огромную аналитическую работу проделал Энгельс в исследованиях эволюции средств ведения вооруженной борьбы, военной стратегии и тактики, обращаясь ко многим деталям, нюансам.
Следует отметить, что Ф. Энгельс в анализе причин возникновения войн и вооруженных конфликтов был чужд экономического детерминизма, которому следовали многие последователи Карла Маркса, особенно в нашей стране.
Если говорить о научных предвидениях выдающегося отечественного военного историка и теоретика Александра Андреевича Свечина (которого я могу поставить не только выше, например, Б. Лиддел Гарта, но и выше Карла фон Клаузевица), то можно отметить, что они не присутствуют в столь же организованном и цельном виде, что имело место у Энгельса: тем не менее они весьма рельефны. Свечин в конце 1920-х гг. писал о том, что первой жертвой Германии в будущей войне будет Польша. Он отмечал, что такое государство, как Чехословакия (возникшее в результате распада в 1918 г. Австро-Венгерской империи), — неустойчивое порождение французской внешней политики после Первой мировой войны, Версальской системы. Он указал на то, что будущая война для Германии (Вторая мировая война, для нас — Великая Отечественная война) может иметь только наступательный характер, хотя бы в силу того положения, в котором Германия оказалась в результате Версальского мира. Свечин постулировал, что Советский Союз должен готовиться к будущей войне как к тяжелому испытанию, потребующему многих жертв от населения.
В конце 1920-х гг. Свечин указывал на то, что не следует увеличивать концентрацию населения и промышленности в Ленинграде, что этот огромный город может оказаться «Севастополем будущей войны» (имея в виду блокирование Севастополя в ходе Крымской войны 1853–1856 гг. силами англо-франко-турецко-сардинской коалиции).
Свечин считал, что наилучшим вариантом действий для России были бы в будущей войне на Западе стратегическая оборона (за что подвергся травле, особенно со стороны М.Н. Тухачевского и связанных с ним советских военных теоретиков).
Следует еще раз вспомнить, что Свечин был выдающимся военным историком, оставив после себя два фундаментальных труда — «История военного искусства», «Эволюция военного искусства»; глубочайший историзмом присущ и его капитальному труду «Стратегия». Надо сказать, что такого военно-исторического труда как «Эволюция военного искусства» мировая военно-историческая наука не знала ни до Свечина, ни после него. Из предшественников Свечина на этом поприще я бы прежде всего отметил Н.П. Михневича с его капитальным трудом «История военного искусства», который, к счастью, не забыт в наше время.
Говоря об опыте военно-стратегического прогнозирования применительно ко Второй Мировой войне, нельзя не вспомнить небольшой, но очень яркий труд Г.С. Иссерсона «Новые формы борьбы», опубликованный в 1940 г. Этому советскому военному теоретику (и историку) удалось дать принципиальные оценки новизны стратегии и оперативного нацистского вермахта в начавшейся войне. Иссерсон точно определил суть того, что он назвал «небывалой стратегической внезапностью» 1939 г., которая затем была реализована вермахтом и в 1940 г. в отношении Франции и ее союзников и в 1941 г. в отношении СССР. При этом в конечном итоге, как известно, Советский Союз, Красная Армия одержали выдающуюся победу над нацистской Германией и ее вермахтом. Но цена победы могла бы быть менее высокой, если бы предвидения Свечина, Иссерсона и ряда других отечественных ученых были бы учтены при принятии соответствующих решений советским руководством.
В своих военно-исторических построениях Свечин был не чужд рассуждениям в духе того, что в современных условиях называют «альтернативной историей». Тоже самое можно сказать и о Б.М. Шапошникове и ряде других отечественных военных теоретиков и военных историков.
Одним из наиболее интересных заключений Свечина в духе «альтернативной истории» можно считать его оценку того, что произошло бы, если бы Мольтке-младший, нарушая заветы Шлиффена, не ослабил бы правый фланг кайзеровской армии на несколько корпусов и она бы добилась крупнейшей победы над Францией.
В современных условиях разработчикам политико-военных прогнозов надо со всем вниманием относиться к тем авторам, которые целенаправленно занимаются «альтернативной историей». Здесь бы я выделил бы, прежде всего, С.Д. Переслегина и его последователей. Из собственно военных историков я бы отметил достижения на этом поприще такого видного отечественного военного историка, как А.В. Исаева, автора в том числе такой примечательной, важной с точки зрения и развития собственно исторической науки и создания научной баз для долгосрочного, среднесрочного политико-военного прогнозирования монографии, как «Великая Отечественная альтернатива. 1941 в сослагательном наклонении».
Возвращаясь к вопросу об исторических исследованиях по политологии, следует отметить, что эти две науки тесно соприкасаются друг с другом. В идеале политологические исследования должны базироваться на научно-исторических исследованиях. При этом полноценное историческое исследование должно включать в себя выявление всей необходимой совокупности фактов в определенном историческом интервале, затем их расстановку в хронологическом порядке, анализ причинно-следственных связей в исторических процессах, выявление развилок (или «точек бифуркации») в исследуемых процессах. И, наконец, в таком исследовании должно иметь место об обобщении, с определением тенденции и закономерностей, которые в той или иной мере могут быть экстраполированы на будущее.
Получение же достоверного исторического факта является одной из отправных точек для профессиональных историков. При поиске и установлении фактов крайне важно быть внимательным к деталям. Призыв русского писателя Нобелевского лауреата В.В. Набокова «ласкать божественные» детали полностью применим к любым научным исследованиям, в том числе историческим и политологическим.
Определение «развилок» в развитии событий с контурами возможных альтернатив, которые могли иметь место в тот исторический период уже имеет непосредственное отношение к прогнозированию. Это предпосылки к построению альтернативных прогностических сценариев.
Можно без преувеличения говорить, о том, что без обширного и прочного научно-исторического фундамента не может быть по-настоящему успешных политологических изысканий, особенно прогнозных исследований политических процессов и явлений. В силу этого крайне важным представляется творческое содружество между политологами и историками, а также «выращивание» политологов из числа историков.
Подведение исторической базы под прогностические исследования весьма важно и с точки зрения поиска адекватных исторических аналогий. Но при этом надо помнить, что упрощенное использование исторических аналогий может вести к очень серьезным ошибкам в прогнозировании.
В зависимости от временного диапазона прогнозов следует устанавливать ту глубину исторических исследований, на которую должны опираться прогнозы соответствующего диапазона. Представляется, что глубина «опорного» исторического исследования должна быть не менее 15 лет для краткосрочного прогноза (горизонтом до 5 лет); не менее 30 лет для среднесрочного прогноза с 10-летним диапазоном и не менее 45 лет для долгосрочного прогноза в 15 лет и более. Еще более сложная задача прогнозировать на 20–30 лет. Здесь надо оперировать даже более долговременными историческими категориями с периодом 100 и более лет. Мне много раз приходилось сталкиваться с тем, что разработчики прогнозов игнорируют это требование, часто полуинтуитивно занимаясь линейной экстраполяцией лишь новейших тенденций, тем самым упуская из виду возможность циклического развития в будущем, аналогичного в чем-то циклическому развитию в прошлом.
Другого учителя кроме истории для диагноза и прогноза нет. Но далеко не просто даже для продвинутого исследователя извлечь из нее необходимые, релевантные уроки.
Это относится, в том числе, к вопросу об использовании исторических аналогий. Поиск адекватных исторических аналогий играет огромную роль в политологическом анализе современности и в прогнозировании. Но это тоже нетривиальная задача для тех, кто занимается стилистикой и разрабатывает прогнозы. Здесь политологи должны самым внимательным образом относиться к подлинным достижениям исторической науки, не соблазняясь обнаружением внешне привлекательных примеров (аналогий) из истории, которые можно было бы использовать в анализе современности и прогнозировании.
Одной из важных задач прогнозирования в интересах формирования политики национальной безопасности России является определение характера войн и вооруженных конфликтов будущего развитием средств вооруженной борьбы. Здесь отправной точкой для долгосрочного и среднесрочного прогнозирования является, по крайней мере, Первая мировая война 1914–1918 гг.
У исторических и политологических исследований, разумеется, есть своя специфика. Для настоящего историка обязательно самое внимательное отношение к подбору необходимого объема исторических данных, проверка их достоверности со ссылками на источники и литературу. Думается, что этот аспект научного этоса (здесь бы я обратился к трудам незабвенного академика РАН Вячеслава Семеновича Степина, сделавшего исключительно много на ниве науковедения) значительно более ярко выражен в исторических исследованиях. Видимо, это связано с тем, что в наших лучших вузах на исторических факультетах прививается студентам и аспирантам высокая культура работы с источниками и литературой, культура обеспечения любой научной работы должным количеством сносок. Понятно, что в работах, ориентируемых на более массовую аудиторию, даже многие серьезные историки значительно сокращают количество используемых сносок. Это считается полезным для выхода на непрофессиональную аудиторию, но, как представляется, ведет к снижению научного уровня публикации. Очень важным элементом научного этоса является описание того, что сделали или делают твои коллеги по этой же проблематике (и, желательно, в смежных областях). Здесь сразу же хотел бы отметить, что в современных политико-военных исследованиях важно опираться и на работы авторов по военно-экономической и военно-стратегической, и особенно по военно-технологической проблематике, которые, как правило, имеют степени не в области политологии или истории, а по экономике, военным наукам, техническим и естественным наукам.
Не могу не отметить, что многие современные политико-военные и военно-научные отечественные исследования страдают от неполного соблюдения научного этоса.
По моим наблюдениям ряд политологов в гораздо большей мере склонны к формулированию обобщений, не всегда подкрепленных скрупулезным анализом факторов.
Могу утверждать, что недостаточная интеграция учеными-политологами знаний в других областях, особенно в области технических наук, не идет на пользу подлинно глубоким политологическим исследованиям (то же можно сказать и об исследованиях в области военной стратегии и военной истории), где многим представителям военно-научного сообщества надо значительно больше обращаться к серьезным политологическим и историко-политическим трудам. Особенно это относится к изучению вопроса механизмов и практического принятия политико-военных решений. Здесь надо, прежде всего, руководствоваться фундаментальными теоретическими положениями, разработанными такими крупнейшими фигурами отечественной военной мысли, как А.А. Свечин и Б.М. Шапошников. Последние при этом обладали и большой глубиной политологической и социологической мысли, и, что особенно важно, самыми серьезными знаниями в области политической истории.
