«Путин ведет политику в соответствии с ожиданиями большинства»
| Профиль
Владимир Путин возглавляет страну уже десять лет, и его сторонники не устают повторять, что он президент большинства и пользуется широкой поддержкой. Противники Путина возражают: опора на консервативные настроения масс политически выгодна, но исторически бесперспективна.
Два года с момента возвращения Владимира Путина в Кремль исполнится 8 мая 2014 года. А всего он правит в качестве президента уже десять лет (2000—2008, 2012—2014). Впереди у него еще четыре года третьего президентского срока — всего получается 14 лет. С большой долей вероятности Путин может в 2018 году пойти еще на один 6-летний президентский срок. Итого в общей сложности 20 лет президентства. Плюс четыре года Путин возглавлял правительство (2008—2012).
Не многовато ли? Большинство россиян пока считают, что нет. После присоединения Крыма индекс одобрения действий главы государства подскочил до 80%, с лихвой отыграв падение 2013 года. Если бы выборы состоялись в ближайшее воскресенье, за Владимира Путина проголосовали бы 46% от числа всех опрошенных (год назад — всего 28%).
Почти две трети респондентов (63%) уверены, что сосредоточение в руках Владимира Путина «практически всей власти в стране» идет «на благо России» (данные «Левада-Центра», март 2014 года). В марте 2013 года так считали лишь 49% опрошенных. Треть респондентов убеждены, что «нашему народу нужна сильная рука». 42% опрошенных полагают, что власть должна сейчас «закрутить гайки и жестче относиться к любым вольностям в политической и экономической жизни».
Однако поддержка президента отнюдь не является единодушной. Хотя на фоне украинского кризиса число людей, считающих, что единовластие «не сулит ничего хорошего», сократилось до 19% (год назад таких было 33%), они все же составляют значимое меньшинство. Гораздо больше респондентов — 44% — не одобряют политику закручивания гаек и считают, что нужно «предоставить людям свободу заниматься своими делами».
Что вообще происходит на наших глазах — смена курса или смена стиля путинской политики? На какие социальные слои опирается президент? И что это сулит стране в перспективе? «Профиль» обсудил эти вопросы с руководителем Научного совета Центра политической конъюнктуры Алексеем Чеснаковым и независимым политологом Дмитрием Орешкиным.
«Альтернативы Путину пока не видно»
ПРОФИЛЬ: Как вы думаете, в последние два года мы стали свидетелями появления нового путинского курса или всего лишь нового стиля?
Чеснаков: По-моему, это новый стиль. Конечно, Путин третьего срока отличается от Путина второго срока и тем более от Путина первого срока. Но эти отличия именно стилистические: в содержательном плане он продолжает тот курс, который им был сформулирован в первые годы пребывания у власти. Базовый набор ценностей и технологий не меняется.
ПРОФИЛЬ: В связи с событиями на Украине Путина обвиняют в имперском поведении. На ваш взгляд, его действия продиктованы идеологическими мотивами или это чистый прагматизм?
Чеснаков: Не стал бы называть его поведение имперским. Действия Путина невозможно содержательно охарактеризовать при помощи ярлыка «имперский стиль». Имперскость предусматривает набор таких характеристик, как экспансия, мощь, помпезность и т.д. За имперскость некоторые стараются выдать милитаристские нотки, которые порой проявляются в риторике. Но это, скорее, реакция на внешние угрозы, чем внутренняя характеристика. Даже в условиях нынешней фазы украинского кризиса.
ПРОФИЛЬ: Для Путина первых двух сроков участие в разного рода мировых структурах — G-8, например, — представлялось важным. Сейчас Россия легко отказалась от членства в «Восьмерке». Что в основе этой трансформации?
Чеснаков: Для любого человека, который наблюдал за деятельностью мировых структур, очевидно, что они не выполняют своих задач. В условиях кризиса, с которым сегодня столкнулся мир, цепляться за неработающие институты бессмысленно.
ПРОФИЛЬ: Из-за украинского кризиса многие заговорили о новом «железном занавесе» и возможных репрессиях в отношении инакомыслящих. Насколько вероятен такой сценарий?
Чеснаков: Пока это лишь пропагандистские страшилки. Политики и интеллектуалы должны постоянно мобилизовывать своих сторонников. Кто-то мобилизуется на позитиве, кто-то — на негативе, в данном случае на страхах. Такие страхи, на мой взгляд, возникают, когда отсутствует рациональное объяснение происходящего. Это естественно в кризисных ситуациях. Было бы наивным говорить, что в политике действия могут иметь однозначные результаты. Украинские события способны привести к разным сценариям во внутренней политике, но не стоит ожидать, что все останется, как есть, или что все сведется к закручиванию гаек. Могут быть и иные сценарии. Другое дело, что политики, пугающие своих сторонников «железным занавесом», опять проиграют — ведь эффективная мобилизация исключительно на страхах невозможна.
ПРОФИЛЬ: Рейтинг Путина на фоне украинского кризиса и присоединения Крыма неуклонно растет. Но что будет с его рейтингом дальше?
Чеснаков: Если кризис будет расширяться и понадобится военная операция, милитаристская составляющая в информационном поле будет нарастать, рейтинг и дальше может повышаться. Если же обстановка постепенно будет нормализовываться, то и рейтинг постепенно станет снижаться. Сейчас мы наблюдаем по отношению к власти не только мобилизацию группы сторонников жесткой линии. Произошла мобилизация прежнего «электорального болота», оно всегда склонно проявлять чувство солидарности с лидером в момент триумфов или опасности. По прошествии времени рейтинг вернется на уровень, который был в конце прошлого года.
ПРОФИЛЬ: Что сегодня является опорой Путина — «Единая Россия» или Общероссийский народный фронт?
Чеснаков: Путину все равно, как будет называться механизм мобилизации его сторонников, его опора гораздо шире — она выходит за границы и ЕР, и ОНФ. В российской политике партийная составляющая постепенно уменьшается: партии в нынешней системе деградируют. Думаю, ЕР теряет позиции как по субъективным, так и по объективным причинам. ОНФ пока не нашел достойной точки приложения усилий. В его деятельности превалирует элемент традиционной чиновничьей работы. Если внимательно присмотреться, нельзя будет указать на какие-то впечатляющие результаты ни у ЕР, ни у ОНФ. Они нуждаются в Путине больше, чем Путин в них.
ПРОФИЛЬ: В 2018 году Путин пойдет еще на один срок?
Чеснаков: Пока не вижу ни одной причины, почему бы ему этого не сделать. Путин сумел так отформатировать политическое пространство, что альтернативы ему нет. А если какой-то намек на альтернативу появляется, то довольно быстро доказывает свою несостоятельность. Чтобы Путин не остался на новый срок в 2018 году, нужна сопоставимая по привлекательности кандидатура, поддерживаемая значительным количеством электората и политических сил. Таких людей на сегодня нет ни среди оппозиции, ни во властной среде. Можно долго рассуждать, хорошо это или плохо, должен ли Путин способствовать появлению такого конкурента, но это всего лишь гипотетические рассуждения. Нынешняя политическая система и качество конкуренции не могут стимулировать появление серьезных конкурентов Путину…
ПРОФИЛЬ: Это означает, что впереди у президента Путина еще десятилетие…
Чеснаков: Реалистичной альтернативы данному сценарию пока не видно.
«Я не уверен, что Путин удержится»
ПРОФИЛЬ: На ваш взгляд, мы стали свидетелями появления новой версии путинского курса?
Орешкин: Все, что мы видим, — это логичное продолжение той траектории, которую президент выбрал в самом начале своего правления. Он строит вертикаль. Вертикаль — это такое учреждение, которое высасывает ресурсы из людей и территорий и собирает их «под руку» Кремля, чтобы реализовывать те или иные масштабные государственные задачи. В этой схеме нет ничего нового: так было при Иване Грозном, Петре Великом, Сталине, Брежневе, так происходит и сейчас. Поскольку Путин с самого начала приступил к строительству вертикали, было ясно, что рано или поздно у него в руках сосредоточится слишком много ресурсов. Вот он их и реализует, возвращая модель советских приоритетов, в центре которой — расширение державы. Именно поэтому Путин не может смириться с «расширением НАТО на Восток», представляя это как вторжение Запада в зону нашего влияния. Хотя, на мой взгляд, это не более чем естественный дрейф людей и территорий в сторону более эффективной, более разумной модели общественной жизни. При этом Кремль забывает, что спустя двадцать лет после 1968 года Чехословакия все равно ушла на Запад. Думаю, то же самое ждет и Украину…
ПРОФИЛЬ: Но при этом рейтинг президента растет невиданными темпами.
Орешкин: В этом-то и проблема! Путин действительно осуществляет политику в соответствии с ожиданиями большинства.
ПРОФИЛЬ: За что же его тогда упрекают?У нас же демократия — чаяния большинства нельзя игнорировать.
Орешкин: Есть, конечно, система ценностей — во многом вполне себе советская, которая живет в головах людей. Но Путин-то — часть элиты и, значит, должен смотреть дальше. В моем понимании, он совершает стратегическую ошибку, используя готовый ресурс поддержки в виде имперских настроений. Разумеется, на его месте так поступили бы большинство политиков. В этом смысле я согласен с вами: упрекать его не вполне справедливо. Но при этом мы должны трезво отдавать себе отчет, что делать ставку на доставшиеся нам в наследство имперские настроения абсолютно бесперспективно.
ПРОФИЛЬ: Путин в первые два срока придавал серьезное значение отношениям с Западом. Сейчас Россия отказалась от членства в «Восьмерке». Что изменилось?
Орешкин: Если судить по его «мюнхенской речи» (2007 года — «Профиль»), критическое отношение к Западу у него сформировалось давно. Но в первые два срока у него не было достаточно ресурсов для проведения антизападной политики. Теперь они есть. Путин, как человек очень умный, взвесил все за и против и решил, что Париж, вернее, Севастополь, стоит мессы.
ПРОФИЛЬ: В связи с кризисом на Украине общество полнится страхами перед «железным занавесом» и возможными репрессиями в отношении инакомыслящих. Эти страхи обоснованны?
Орешкин: Формирование страхов — неотъемлемая часть вертикали. Недокармливая людей и территории, вертикаль должна компенсировать это чем-то риторическим. Иными словами, чтобы поддерживать высокий уровень мобилизации, непропорционально большую роль должна играть пиар-составляющая. А критически настроенные голоса эту пиар-составляющую разрушают. Поэтому, исходя из чисто технологических соображений, такие голоса следует затыкать. Ничего личного! Это функциональная задача системы…
ПРОФИЛЬ: Значит, будет занавес?
Орешкин: Будет попытка его построить. Но занавес будет дырявый. То же самое касается репрессий — они будут, но не тотальные, а точечные. Сталинская модель опиралась на то, что боялись все. Нынешняя предполагает, что бояться должны избранные: Навальный вылез — получил по шапке, Немцов вылез — получил по тому же месту.
ПРОФИЛЬ: На кого сейчас опирается Путин?
Орешкин: Проблема в том, что он смещается на периферию — и на социальную, и на географическую. Я сужу по вполне формальному критерию — результатам выборов. В Москве, как ни старались, Путин на президентских выборах получил 47%, в вестернизированном Калининграде — 47%. А в Чечне — 99,8%, в Дагестане — 92,8% и так далее. То есть, чем дальше от центра, тем больше поддержка.
ПРОФИЛЬ: Но я вам напомню: в 1996-м Борис Ельцин, работая на посту президента всего пять лет, не мог и мечтать о таком уровне поддержки. А Путин у власти пятнадцатый год.
Орешкин: Ельцин, несмотря на более низкий по сравнению с Путиным уровень поддержки, был президентом городов. В ста крупнейших городах с населением свыше 180 тыс. жителей за него проголосовали около 42%, а в десятке крупнейших мегаполисов — свыше 52%, то есть больше, чем за Путина. Провинция же тогда голосовала преимущественно за Зюганова. Так что, если сравнивать Путина с Ельциным, то при большей интегральной поддержке нынешний президент недобирает в городах. В этом смысле он — президент периферии.
ПРОФИЛЬ: Что для Путина сейчас важнее – Общероссийский народный фронт или «Единая Россия»?
Орешкин: ЕР сияет отраженным светом Путина: рейтинг Путина растет, растет и рейтинг ЕР. Но Путин понимает, что ЕР не является выразителем массовых чаяний. Это, скорее, профсоюз бюрократии, который помогает Кремлю обеспечивать победы на выборах. И недавние выборы в Новосибирске показали явное электоральное разделение: Путина поддерживаем, ЕР — по обстоятельствам. В Новосибирске коммунисты смогли выставить сильного кандидата, а партия власти не смогла, в итоге ЕР проиграла. Кстати, в свое время один из создателей ЕР Владислав Сурков говорил, что ЕР — это проект примерно лет на десять. Этот срок прошел, и ЕР сегодня Путину не опора: это он ее тащит за собой. Но ему нужна широкая социальная поддержка. Для этого и был создан ОНФ. Идея простая: уйти от политики, потому что большинству населения партийно-парламентская политика надоела. В этом смысле ОНФ — механизм донесения до президента чаяний населения. И что интересно: это механизм донесения левых чаяний. Ведь Путин в последние годы существенно полевел. Но все это не означает, что ЕР «сольют». Путину всегда важна возможность выбора разных вариантов. Поэтому он ЕР сохраняет, передав ее в руки премьер-министра Медведева.
ПРОФИЛЬ: Путин пойдет на очередной срок в 2018 году?
Орешкин: Мне кажется, к этому времени у нас что-то изменится. Экономика скребет килем по дну. Уже сейчас говорят про нулевой рост. Значит, социальные обещания мая 2012 года, так называемые майские указы, выполняться не будут.
ПРОФИЛЬ: Вы думаете, из-за этого Путин уйдет?
Орешкин: Я не уверен, что он удержится. Будет нарастать раздражение и населения, и элит. И Путин не сможет с этим не считаться.
ПРОФИЛЬ: Однако прогнозы на тему «Путин вынужден будет уйти» либеральная общественность выдает регулярно, а он все не уходит. В чем ошибка: прогнозисты неважные или Путин умеет вовремя переломить ситуацию?
Орешкин: Я с вами согласен: такие прогнозы пока не сбылись. Но сейчас, как мне кажется, системные ошибки накапливаются. Есть западные санкции, которые, что бы кто ни говорил, бьют по крупному бизнесу и по элитам. Есть желание Запада искать альтернативные источники энергоснабжения. Цены на нефть вряд ли будут расти, скорее, наоборот. А значит, неизбежно появятся бюджетные «дырки». И так далее. Все это, по моему личному мнению, может в интервале между 2014 и 2018 годами дать кумулятивный политический эффект.