Foreign Affairs

Д.В.Тренин

Сегодня Россия может больше выиграть от сотрудничества с главными мировыми державами, чем от противостояния им. Она должна выработать внешнюю политику, которая разворачивает отношения с Европейским Союзом, Соединенными Штатами и другими в сторону содействия её внутреннему экономическому и политическому преобразованию.

Сегодня, когда прошло двадцать лет после вывода советских войск из Афганистана и падения Берлинской стены и немногим меньше с момента распада СССР, можно со всей определенностью сказать — Россия однозначно отвергла коммунизм и утратила свою прежнюю империю. Однако новой роли для себя она все еще не нашла. В результате страна оказалась в весьма неуютном положении — на периферии Европы и Азии, и к тому же под боком у мусульманского мира.

В 1990-х Москва пыталась сначала присоединиться к Западу, потом интегрироваться с ним. Эти усилия не увенчались успехом — отчасти потому, что Запад не пожелал увидеть в России «одного из своих», а отчасти из-за того, что ее собственные элиты сделали выбор в пользу корпоративистского и консервативного внутри- и внешнеполитического курса.

В результате в годы второго президентского срока Владимира Путина Москва отказалась от цели присоединения к Западу, и вернулась к изначальному варианту — роли самостоятельной великой державы. Она соответствующим образом сформулировала свои задачи: «мягкая гегемония» в ближайшем зарубежье; равный статус с основными мировыми центрами влияния — Китаем, ЕС и США; и достойное место в многополярной международной системе.

Сегодня, пять лет спустя, стали очевидны недостатки и изъяны этого внешнеполитического курса. В основном они связаны с неспособностью и нежеланием российского руководства реформировать «энергозависимую» экономику страны, неконкурентным характером политического процесса в России, а также националистическими и изоляционистскими тенденциями. В плане внешней политики лидеры России так и не смогли окончательно смириться с утратой советской империи. Можно сказать, что они пытаются покинуть 20 век сразу через две двери, одна из которых ведет к глобализованному рынку 21 столетия, а другая — прямиком к «большой игре» века девятнадцатого.

Как показывает нынешний мировой экономический кризис, модель, выбранная российским руководством — рост без развития, капитализм без демократии, великодержавная политика без высокой репутации на международной арене — не может сохранять актуальность до бесконечности. России не только не удастся выполнить поставленные внешнеполитические задачи: она еще сильнее отстанет от общемировых тенденций, все больше определяемых новейшими коммуникационными технологиями и открытостью границ, а это чревато угрозой не только для ее международного статуса, но и самого существования. Российской внешней политике требуется не просто «перезагрузка»: необходима новая стратегия, а также новые политические инструменты и механизмы ее реализации.

Конец спячки

Оставив надежды присоединиться к Западу, Россия приступила к осуществлению, так сказать, «проекта СНГ». Речь идет о попытках превратить Содружество независимых государств — довольно рыхлое объединение бывших советских республик за вычетом трех прибалтийских стран — в оплот собственного влияния. Россия стремилась не восстановить СССР, а обеспечить политическую лояльность этих новых независимых государств по отношению к Москве, привилегированные позиции российского бизнеса и преобладающее влияние российской культуры на их территории. После прошлогодней войны в Грузии президент Дмитрий Медведев назвал постсоветский регион «зоной привилегированных интересов» Российской Федерации.

Победа России в войне 2008 г., судя по всему, укрепила ее уверенность в том, что она обладает правом на подобное влияние. Москва защитила Южную Осетию от наступающей грузинской армии и направила войска в самопровозглашенную республику Абхазию, что позволило последней вытеснить грузинские части из стратегически важного Кодорского ущелья. Отойдя от традиционной приверженности принципу нерушимости постсоветских границ, Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, де факто отделившихся от Грузии еще в начале 1990-х гг.

Что же касается Соединенных Штатов, то по их имиджу эта война нанесла серьезный удар. Сначала администрация Буша не смогла удержать президента Грузии Михаила Саакашвили от безрассудной военной акции против Южной Осетии, подтверждая в глазах Москвы ее самые мрачные подозрения относительно намерений Вашингтона. Затем, когда война началась, США не пришли на помощь Тбилиси, что породило у союзников Америки, граничащих с Россией, сомнения в ее надежности в качестве гаранта безопасности. Реакция Европы была столь же непоследовательной. НАТО ограничилась чисто символическим шагом, прервав официальные контакты с Россией из-за «несоразмерного» применения силы с ее стороны, и одновременно положила под сукно планы присоединения Грузии и Украины к альянсу, тем самым по сути выполнив давнее пожелание российской стороны. Недолгое время ходили разговоры и о введении западными странами санкций против Москвы, но всерьез подобные меры не рассматривались.

Сегодня, год спустя, ситуация для России складывается не столь благоприятно. Кроме нее, ни одна из стран, входящих в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ) — пакта о взаимопомощи, подписанного шестью странами СНГ — не признала независимости Абхазии и Южной Осетии. Москва пытается делать хорошую мину при плохой игре: премьер-министр Путин утверждает, что в подобном юридическом признании нет необходимости, поскольку главное — в том, что оба региона защищает и поддерживает Россия. Медведев дает понять, что лидеры нескольких государств в неофициальной обстановке заявляли, что пошли бы на такое признание, если бы не межэтнические конфликты на их собственной территории. Возможно, Путин и Медведев правы, но факт остается фактом: никто из союзников России не хочет — или не может позволить себе — прослыть сателлитом Москвы.

Другие признаки также позволяют предположить, что российские планы создания регионального политического блока с центром в Москве буксуют. В 2005 г. в Москве с ликованием встретили решение президента Узбекистана Ислама Каримова о закрытии американских военных баз на территории страны, за которым последовало возвращение Ташкента в состав ОДКБ, а затем и вступление в возглавляемое Россией Евразийское экономическое сообщество. В том же году Каримов жестоко подавил восстание в городе Андижане, что превратило его в «парию» для Запада и своего рода «блудного сына» Москвы. С тех пор, однако, ситуация изменилась. Ташкент недоволен условиями экономического сотрудничества с Россией, возмущен ее намерениями создать вторую военную базу на территории соседнего Кыргызстана, и стал куда благожелательнее относиться к возобновлению американского военного присутствия в Узбекистане.

Даже небольшие страны Центральной Азии сегодня не боятся идти против воли Москвы. Уже несколько лет российские власти публично выражали пожелание, чтобы американская авиабаза на территории Кыргызстана была закрыта, и в начале 2009 г. Бишкек принял такое решение: он стремился получить значительную экономическую помощь от России, и надеялся «ублажить» Кремль, указав американским военным на дверь. Через несколько месяцев, однако, киргизское правительство — вроде бы дезорганизованное и нуждающееся в средствах — сумело убить сразу двух зайцев: оно получило от России 2 миллиарда долларов и одновременно позволило американцам сохранить базу, договорившись о повышении платы за ее аренду. Москву этот демарш Бишкека застал врасплох, и ей пришлось довольствоваться обещанием, что Россия тоже получит базу на территории Кыргызстана.

После войны с Грузией Россия изо всех сил старалась продемонстрировать, что признание Абхазии и Южной Осетии представляет собой особый случай, и что она серьезно относится к своим обязанностям мирного посредника в отношении других спорных территорий — Нагорного Карабаха и Приднестровья. Медведев провел серию трехсторонних встреч с участием президентов Армении и Азербайджана; консультировался он и с президентом Молдовы. Прорыва в мирном урегулировании этих конфликтов достичь, однако, не удалось, и становится очевидным, что в одиночку России с этой задачей не справиться.

Несбывшиеся мечты

Пока не разразился мировой экономический кризис, Кремль был уверен в том, что Россия переживает экономический и геополитический «взлет». В июне 2008 г. Медведев утверждал, что рубль станет резервной валютой на евразийском пространстве. С тех пор, однако, валютные резервы России сократились, ее валюта сильно обесценилась и во многом утратила привлекательность в качестве потенциального международного платежного средства. В январе, когда Москва предоставила Белоруссии кредит на 500 миллионов долларов, но не в американской валюте, как было обговорено, а в рублях, Минск был оскорблен, полагая, что его «обсчитали».

Нынешние экономические потрясения затронули Россию сильнее, чем любую из других крупных держав. Со времен финансового кризиса 1998 г. ее народное хозяйство приобрело еще большую зависимость от нефтегазового экспорта. Вместе с падением мировых цен на сырье снизился и ВВП России — в период с середины 2008 по середину 2009 г. его объем сократился на 10%. Другим странам СНГ, правда, досталось еще больше: ВВП Украины уменьшился на 20%. Понимая это, Москва пытается извлечь из кризиса пользу: она предлагает соседним странам деньги, надеясь за счет экономической помощи «купить» себе и некоторое политическое влияние. Однако Кыргызстан сумел обернуть эту игру к собственной выгоде, а Украина так и не воспользовалась предложением Москвы выделить ей 5 миллиардов долларов на удовлетворение энергетических потребностей, предпочтя обратиться к ЕС за куда меньшей суммой для модернизации своей газотранспортной сети. Что же касается Белоруссии, то Минск взял большую часть двухмиллиардного кредитного пакета, предложенного Россией, но вскоре у двух стран вышел спор по целому ряду вопросов — от экспорта молочных продуктов до условий приватизации белорусской промышленности.

В то же время Москва приостановила длящийся уже 16 лет процесс присоединения России к Всемирной торговой организации. Россию, несомненно, раздражал затяжной характер переговоров по этому поводу, но ее решение в первую очередь было продиктовано пересмотром собственных внешнеполитических приоритетов. Теперь Москва выступает за создание таможенного союза Белоруссии, Казахстана и России, в основе которого должно лежать российско-белорусское Союзное государство — весьма расплывчатая структура, существующая еще с 1990-х гг. Однако ссора Москвы и Минска продемонстрировала всю эфемерность этого межгосударственного объединения, и позволяет предположить, что расчеты на расширение подобной модели нереалистичны. Такой вот парадокс: едва Кремль отказался от членства в ВТО, его надежды на альтернативный вариант начали рушиться.

С 2003 г. — когда США вторглись в Ирак, российское государство взяло под контроль нефтяную компанию «ЮКОС», а нефтяные цены начали свой пятилетний «взлет» — Россия называет себя великой энергетической державой. Она считает свои нефтегазовые ресурсы нынешним эквивалентом ядерного арсенала, обеспечивавшего Советскому Союзу сверхдержавный статус в годы «холодной войны». Но, как продемонстрировали неуклюжие действия государственного энергетического гиганта «Газпрома», перекрывавшего поставки «голубого топлива» на Украину в 2006 и 2009 гг., использование энергоресурсов в качестве «оружия» оборачивается катастрофическим провалом. Последние несколько лет «Газпром» лихорадочно скупает газ, добываемый в других странах СНГ, и пытается взять под контроль маршруты его экспорта. В 2003 г. концерн получил право на закупку всего добываемого в Туркмении «голубого топлива» сроком на 25 лет, а в 2007 г. российское правительство договорилось с Казахстаном, Туркменистаном и Узбекистаном о строительстве нового трубопровода в Прикаспийском регионе.

Однако к 2009 г. многие планы Кремля по завоеванию энергетической гегемонии начали рушиться. Отношения между «Газпромом» и Туркменистаном испортились: весной нынешнего года российские власти, которых в результате кризиса стала больше волновать «цена вопроса», полностью отказались от приобретения туркменского газа, вынудив эту страну искать новых клиентов на Западе. Одновременно Китай заканчивает строительство трубопровода для транспортировки газа из Туркменистана на восток; он станет первой «ниткой» в Прикаспийском регионе, не проходящей через российскую территорию.

Таким образом, опасения относительно создания российского «газового халифата» в Центральной Азии оказались безосновательными. Что же касается российско-украинских газовых кризисов, то Москва добивалась правильной цели (установления справедливой цены на свой экспортируемый газ) негодными средствами (прекращением поставок на Украину, а значит и в Европу). В результате ее репутация надежного поставщика была полностью подорвана, и Европа наконец решила заняться поиском альтернативных источников энергоснабжения. Поэтому проект по сооружению трубопровода Nabucco с конечным пунктом в Австрии начал приобретать реальные очертания. Европа рассматривает его как альтернативный маршрут газовых поставок; Россия долгое время с пренебрежением отзывалась о перспективах проекта. В надежде сохранить энергетическую гегемонию в регионе, Москва подписала с Турцией соглашение о строительстве трубопровода «Голубой поток-2», по которому российский газ можно будет поставлять даже в Израиль. Россия также реализует проект «Южный поток» — этот газопровод должен быть проложен по дну Черного моря. Наиболее вероятный итог всех этих шагов выглядит так: Европа, даже после определенной диверсификации источников газоснабжения, по-прежнему будет зависеть от России в этой области, а Москве придется смириться с наличием в Прикаспийском регионе нескольких трубопроводов, ведущих в разных направлениях.

Наконец, прошлогодняя демонстрация военной мощи в Грузии не улучшила тяжелую ситуацию в сфере безопасности на российском Северном Кавказе. Республики Дагестан и Ингушетия остаются хроническими «горячими точками», а Чечню, которую удалось было «замирить» после многолетней войны, захлестнула новая волна терактов. Стратегия Кремля, основанная на подкупе коррумпированных элит в этом регионе, не принесла стабильности. Коррупция в госаппарате, межклановая вражда, грубые методы полиции и органов безопасности лишь играют на руку радикалам-исламистам. В результате контроль России над Северным Кавказом слабеет, и возникает опасность превращения этого горного региона в базу для деятельности экстремистов, вроде Северо-западной пограничной провинции Пакистана.

К югу от Большого Кавказского хребта возникают проблемы иного плана. Абхазия и Южная Осетия — возможно единственные районы на постсоветском пространстве, прочно вошедшие в сферу влияния Москвы. Но и с ними не все обстоит безоблачно. Так, Путин утверждает, что признания Абхазии Москвой вполне достаточно. Однако в долгосрочной перспективе эта республика стремится стать подлинно независимым государством, а не протекторатом Москвы на черноморском побережье. Что же касается Южной Осетии, то она, вопреки надеждам Кремля, неспособна существовать в качестве суверенного государства, однако ее вхождение в состав российской Северной Осетии будет расценено соседями как свидетельство наличия у Москвы планов территориальной экспансии.

Да, у России есть в «ближнем зарубежье» разнообразные интересы и возможности для определенного воздействия, но реальной сферы влияния у нее нет, и вряд ли когда-нибудь будет. Кроме того, эффективность ее действий снижается из-за «территориального» образа мышления, представления о том, что мир состоит из нескольких имперских «полюсов», борющихся за влияние в малых странах. Эта концепция явно не отвечает сегодняшним реалиям международных отношений.

Отношения с соседями

Россия не только претендует на первостепенную роль на постсоветском пространстве; она желает еще и равного статуса с США и ЕС в евроатлантической зоне. В своем выступлении на Мюнхенской конференции по вопросам безопасности в 2007 г. Путин четко дал понять: Москву больше не устраивают правила игры, установленные после распада СССР, когда Россия была слаба. «Ревизионистская» политика Путина подкрепляется приостановкой участия России в Договоре об обычных вооруженных силах в Европе, чьи условия ограничивают ее военное присутствие на территории Грузии и Молдовы. В прошлом году, в условиях усиления напряженности вокруг Грузии, Москва возобновила патрулирование стратегической авиации вблизи побережья Европы и Северной Америки, а также направила с визитом в Венесуэлу бомбардировщики и отряд боевых кораблей. Намек был вполне прозрачен: те, кто игнорирует ее интересы безопасности, сильно рискуют.

Хотя Кремлю удалось продемонстрировать стратегическую независимость от Европы и Соединенных Штатов, о ее полном равенстве с ними говорить не приходится. В результате для Москвы возникает парадоксальная ситуация: она не желает быть «младшим партнером» Брюсселя и Вашингтона, но те, в свою очередь, не признают ее равным игроком. Кроме того — на это указывал и Медведев — Россия остается за бортом любых серьезных структур в сфере европейской безопасности, однако ее предложение о заключении нового международного договора, официально блокирующего дальнейшее расширение НАТО, было отвергнуто. Идея о том, что безопасность Европы может определяться «тройкой» — Соединенными Штатами и НАТО, ЕС, а также Россией и ОДКБ — абсолютно нереалистична. Химерой является и представление о возможной «всеобъемлющей сделке», в рамках которой Вашингтон признал бы гегемонию Москвы в приграничных постсоветских государствах в обмен на поддержку политики США и Запада на Ближнем Востоке и в других регионах. Девятнадцатый век и «большая игра» остались в прошлом: политические судьбы таких государств, как Грузия, Молдова и Украина, будут определять не Москва с Вашингтоном, а их собственные народы.

В 21 веке привлекательность важнее силового влияния. Это, однако, противоречит представлениям многих в российском руководстве о том, что мир состоит из суверенных «империй», состязающихся в борьбе за влияние. Так, Россия — ядерная держава — проигрывает в битве за влияние на Украине, в Молдове (где постсоветское поколение ориентируется на ЕС), и даже Белоруссии (там городская молодежь тоже считает себя европейцами). Подавляющее большинство населения Грузии отдает предпочтение Западу — в основном из-за того, что политика Москвы по отношению к этой стране в последние 20 лет породила в грузинском обществе сильные антироссийские настроения. Азербайджан сотрудничает с западными нефтяными компаниями, ухитряясь при этом сохранить дружеские отношения с Россией, но не допуская ее гегемонии. Армения номинально зависит от российских гарантий безопасности, но постоянная конфронтация между Тбилиси и Москвой лишь усугубляет ее изолированное — в географическом плане — положение. В последнее время Армении удалось наладить диалог с Турцией, который может привести к прекращению шестнадцатилетней экономической блокады, установленной Анкарой в разгар конфликта из-за Нагорного Карабаха.

Все этого говорит о том, что «бинарное» устройство Европы — натовско-еэсовское сообщество на западе и блок во главе с Россией на востоке — сегодня выглядит менее реальным, чем когда-либо в период после окончания «холодной войны». Даже если ОДКБ станет более серьезной структурой, а задуманный Москвой таможенный союз будет создан, эффективность этих органов будет ослабляться стремлением России превратить их в собственные политические инструменты — что не отвечает интересам даже ее самых близких партнеров: Беларуси и Казахстана.

Кремлевское руководство сознательно игнорирует относительно скромный характер экономического потенциала России, ее сырьевую зависимость и техническую отсталость. Население России составляет чуть больше 140 миллионов, на ее долю приходится около 2% общемирового ВВП, по производительности труда она вчетверо уступает Соединенным Штатам, а доходы государства зависят от колебаний цен на нефть. Страна с такими показателями способна оказывать некоторое влияние на ближайших соседей и географически отдаленных партнеров, но чтобы претендовать на статус мировой державы, ей необходимо предпринять титанические усилия по усилению экономического потенциала, технической модернизации и повышению своей привлекательности в плане социального устройства.

В царскую и советскую эпоху Россия компенсировала свою слабость и отсталость превосходством в области людских ресурсов, централизацией политической системы и приоритетным развитием военной промышленности. Сегодня она уже не в состоянии двигаться по этому пути. Страна охвачена демографическим кризисом: ее население к середине столетия может сократиться на 15% и даже больше. Ее чисто военная мощь также слабеет. Российская оборонная промышленность уже не в состоянии производить всю «номенклатуру» обычных вооружений, и Москва вынуждена закупать оружие за рубежом — например, беспилотники у Израиля и корабли у Франции. Постоянные неудачи на испытаниях баллистической ракеты «Булава» позволяют предположить, что и в сфере создания ядерных вооружений ситуация выглядит неблагополучно.

Триста лет назад реформированная Петром Великим армия разбила шведов под Полтавой: эта победа стала символом вступления России в ряды великих европейских держав. Последовавший за этим долгий период российского военного преобладания в Европе подошел к концу. Россия — крупнейший и самый важный из соседей Евросоюза, но делать акцент на силовую политику не в ее интересах. Критерии влияния в мире изменились, и стране придется немало потрудиться, чтобы им соответствовать. К сожалению российское руководство стремится усиливать свое влияние не столько путем укрепления его внутренней «базы», сколько попытками приобрести его за счет других стран.

БРИК — новый формат

Этим летом в российском городе Екатеринбурге почти одновременно прошли три саммита: ОДКБ, Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и БРИК — эту аббревиатуру в 2003 г. ввела в оборот Goldman Sachs, объединившая в своем прогнозе Бразилию, Россию, Индию и Китай в одну группу стран. Саммит БРИК стал первой официальной встречей лидеров четырех государств в подобном формате.

Москва стремится наладить более тесные связи между крупнейшими державами, не относящимися к Западу, чтобы покончить с гегемонией США и заменить ее многополярным миропорядком. Мюнхенская речь Путина звучала как выступление не только президента России, но и представителя всего «не-Запада». Он стал единственным из мировых лидеров, кто был готов — и уверен, что может себе это позволить — открыто бросить вызов американскому могуществу.

Однако саммит БРИК по сути свелся лишь к совместному позированию перед фотокамерами. Последствия экономического кризиса вынудили многих аналитиков сократить эту аббревиатуру на одну букву — до БИК, поскольку экономика России с ее сырьевой ориентацией пострадала куда больше, чем народное хозяйство Бразилии, Индии и Китая. Внешнеполитические подходы России также коренным образом отличаются от курса других стран БРИК. Бразилия, Индия и Китай входят во Всемирную торговую организацию и активно участвуют в Дохийском раунде международных торговых переговоров, в то время как Москва по сути махнула рукой на процесс присоединения к ВТО. Политика Китая на международной арене отличается осторожностью, Индия проявляет склонность к изоляционизму, Россия же проводит напористый, неприкрыто ревизионистский курс. Расчеты Москвы на то, что формат БРИК выведет ее на более высокую международную орбиту, вряд ли оправдаются. Пекин и Дели предпочитают действовать в одиночку, а сейчас еще и смотрят на Россию сверху вниз. Что же касается Бразилии, то она пока лишь «встает на ноги».

Хотя российско-китайское сотрудничество — в том числе под эгидой ШОС — укрепляется, определяет двустороннюю повестку дня в основном Пекин. Впервые за последние 300 лет Китай стал сильнее и динамичнее России — и он способен подкрепить свои интересы в сфере экономики и безопасности мощными денежными вливаниями. За последние месяцы он предложил странам Центральной Азии кредит в 10 миллиардах долларов, осуществил валютный своп с Белоруссией, которая упорно торговалась с Москвой об условиях долларового займа, и даже нашел миллиард долларов — вдвое, чем обещает Россия — для помощи далекой Молдове. Стоит также вспомнить, что в августе 2008 г. Китай отказался признать независимость Абхазии и Южной Осетии, подав тем самым пример центральноазиатским странам-участницам ШОС, которые пошли в этом вопросе вслед за Пекином, а не Москвой.

Корректировка позиции Москвы

Из сказанного не следует делать вывод, что Россия не способна играть конструктивную роль на постсоветском пространстве, в евроатлантическом регионе или на мировой арене в целом. Речь идет скорее о необходимости изменения внешнеполитических приоритетов и целей Москвы. Погоня за политическим статусом и экономической рентой обречена на провал, причем в процессе будут растрачены ценные ресурсы, а недовольство и разочарование российских элит и общества в целом лишь усилятся. Стране необходимо выработать новый внешнеполитический курс, соответствующий ее потребностям, потенциалу и возможностям — курс, основанный на реалиях глобализованной «среды обитания» в 21 веке. Одним словом, России следует сосредоточиться на преодолении экономической, социальной и политической отсталости — и использовать внешнюю политику в качестве ресурса, способствующего решению этой первостепенной общенациональной задачи.

Главным приоритетом Москвы должно стать укрепление собственно российского экономического, интеллектуального и социального потенциала. Попытки восстановить империю в «мягком» варианте ничего не дадут России — напротив, они ей прямо невыгодны. Это не означает, что ей следует игнорировать непосредственных соседей (подобное, впрочем, невозможно по определению), или чураться тесного сотрудничества с ними (что было бы попросту неразумно). В условиях надвигающегося демографического кризиса России необходимо научиться создавать стимулы для привлечения людских ресурсов, а не «собирать» утраченные земли и превращать их жителей в собственных полноправных граждан.

Центральное место в российской внешней политике должно занимать «мягкое влияние». На постсоветском пространстве Россия обладает весьма ценными, но практически неиспользуемыми элементами такого влияния: на русском языке говорят повсюду от Риги до Алматы, а российская культура — от Пушкина до поп-музыки — по-прежнему пользуется большим спросом. Если страна сумеет перестроить свою инфраструктуру, соседей все больше будет привлекать возможность получить высшее образование в ее ВУЗах, — особенно в сфере точных и естественных наук — а также работать в российских исследовательских и опытно-конструкторских центрах. А фундаментальное изменение методов управления политическим процессом и экономикой сулит России необычайные выгоды: ее бизнесменов перестанут воспринимать как «агентов Кремля», что создаст более благоприятные условия для их зарубежных операций; телеканал на русском языке может стать своеобразной «Аль-Джазирой» для русскоязычного населения в других странах; Русская Православная Церковь, если в ней будут видеть транснациональный институт, а не «филиал» российского государства, также способна повысить свой авторитет за пределами страны. Для этого, однако, необходимо преодолеть традиционное представление о том, что Россия — это ее лидер (Ельцин, Путин или Медведев, неважно), и воспринимать государство как совокупность акторов, где в роли суверена выступает народ, а не власть.

В рамках подобного подхода «задавать стандарты» могла бы политика России по отношению к Украине. Вместо того, чтобы давить на соседнюю страну, не давая ей «сбежать» на Запад, Россия должна напрямую взаимодействовать с украинским народом, создавать привлекательные возможности для ведения бизнеса, работы и учебы на своей территории. Другой важной «лакмусовой бумажкой» станет Кавказ: необходимой предпосылкой для превращения России в «благожелательного» регионального лидера должен стать выход из тупика в отношениях с Грузией, решение вопроса об окончательном статусе Абхазии и Южной Осетии. В то же время для урегулирования нагорно-карабахского и приднестровского конфликтов Москве нужно объединить усилия с ЕС, США, Турцией и Украиной, не говоря уже о сторонах, непосредственно вовлеченных в противостояние.

«Жесткое влияние» России также необходимо, однако оно должно быть рассчитано на вызовы сегодняшнего, а не вчерашнего дня. Стране необходимы хорошо обученные и оснащенные, высокомобильные сухопутные войска, способные справиться с кризисами в любой точке ее протяженных границ, современные ВВС и ВМФ. При этом во многих случаях Россия будет действовать не в одиночку. Соответственно, ей необходимо отладить механизм сотрудничества в сфере обороны и безопасности на евразийском пространстве с союзниками по ОДКБ, партнерами из НАТО, и азиатскими соседями, в частности, Китаем, Индией и Японией.

Модернизация России

Сегодня России стоит сосредоточиться не на своем нынешнем положении в мировой «табели о рангах», а на преодолении несовершенства своих институтов по сравнению с западными. Следовательно, ее главным приоритетом должна стать модернизация — не только техническая и экономическая, но и социально-политическая. Исходя из этой точки зрения, основная задача российской внешней политики — помимо обеспечения национальной безопасности — состоит в привлечении внешних ресурсов для осуществления внутренних преобразований, модернизации институтов и мышления россиян.

В рамках подобной концепции приоритет должен отдаваться отношениям с развитыми странами, способными предоставить необходимые технологии, знания и инвестиции. К счастью, ЕС, США и Япония являются ее соседями, и этим Россия может воспользоваться для развития территорий, прилегающих к общим границами с ними — от Кольского полуострова до Камчатки и Курильских островов. Из-за географической близости и европейских корней самой России ее важнейшим партнером в процессе модернизации должен стать ЕС. В соглашении между Евросоюзом и Россией, заключенном в 2005 г., определяются четыре сферы сотрудничества — экономика, юстиция и внутренняя безопасность, контакты между людьми и культурный обмен, а также международные отношения. Это именно те области, в которых укрепление связей с ЕС будет способствовать модернизации России.

Ее целью должно быть не вступление в Евросоюз, а создание вместе с ним общеевропейского экономического пространства. Когда Россия в конце концов вступит в ВТО, появление зоны свободной торговли «ЕС-Россия», к которой присоединились бы Беларусь, Казахстан, Украина и другие государства, вполне может стать реальностью. Основу этого единого экономического пространства могли бы составить энергоносители, но для этого необходимо, чтобы в вопросах торговли этим сырьем между ЕС и Россией не возникало таких противоречий, как сейчас. Важнейшим гуманитарным элементом этой новой структуры должен стать безвизовый режим для граждан ее стран-участниц. В принципе, заявление бывшего председателя Еврокомиссии Романо Проди о том, что у ЕС и России «все общее, кроме институтов», полностью сохраняет актуальность.

Как показывает опыт самой объединенной Европы, такое общее экономическое пространство может существовать лишь в атмосфере взаимного доверия и предсказуемости. Поэтому России нужно стремиться к созданию евроатлантической системы безопасности, которая позволит наконец «демилитаризовать» межгосударственные отношения в зоне от Ванкувера до Владивостока. Для этого Москву необходимо убедить отказаться от остаточных подозрений в отношении влияния и намерений США. Аналогичным образом, странам Центральной и Восточной Европы надо понять, что их страх перед Россией необоснован. Что же касается Соединенных Штатов, то им следует преодолеть «институционализацию враждебности», закрепленную стратегией ядерного сдерживания на основе принципа взаимного гарантированного уничтожения, и сделать акцент на сотрудничестве в стратегических оборонных вопросах, а не регулировании стратегических арсеналов.

России, в свою очередь, следует избавиться от своей «фобии» по отношению к НАТО, и осуществлять с альянсом совместные проекты, которые помогут ей модернизировать оборонную составляющую. (Чтобы сохранить стратегическую самостоятельность и поддерживать на прежнем уровне отношения с Китаем, Москве не стоит стремиться к вступлению в НАТО). Кроме того, России жизненно необходимо примирение с восточноевропейскими соседями: для нее теперь Европа начинается не на Эльбе, а в Нарве и на Немане. В Европе место многополярности занял принцип коллективных действий, и Москве пора принять во внимание этот факт.

Китай — один из ведущих торговых партнеров России, а его динамично растущая экономика может стать для нее крупным источником капиталовложений. Кроме того, никто не заменит Пекин в качестве партнера Москвы по обеспечению безопасности и стабильности в российском «ближнем зарубежье» — от Центральной и Северо-восточной Азии до Большого Ближнего Востока. Таким образом, у России нет иного выбора, кроме поддержания дружеских отношений и сотрудничества с Пекином. И здесь ее главная внешнеполитическая задача — научиться сосуществовать с «новым» Китаем: динамичным, напористым и все более развитым государством.

Территория России простирается вплоть до Тихого океана, поэтому ее уместнее считать не евразийской, а евро-тихоокеанской державой. США граничат с ней на Востоке — две страны разделяет лишь Берингов пролив. Кстати, в Тихоокеанском регионе у США и России куда меньше противоречий, чем в Атлантическом или Прикаспийском. «Передовой рубеж» России в 21 веке находится на востоке: там есть и необходимость, и возможность «догнать» непосредственных соседей по Тихоокеанскому региону: Китай, Японию и Южную Корею. Общемировой сдвиг соотношения сил в сторону Тихого океана требует соответствующей корректировки внешней политики России. Если бы Петр Великий ожил сегодня, он снова перенес бы столицу из Москвы — но на сей раз не на Балтику, а на побережье Японского моря.

В принципе, России стоило бы подумать о Владивостоке как о своей столице в 21 веке. Ведь это портовый город, дышащий открытостью. Он находится недалеко от главных мегаполисов Восточной Азии, — Пекина, Гонконга, Сеула, Шанхая и Токио — и способен обеспечить России «мост» для непосредственного контакта с наиболее динамичными народами современного мира. Кроме того, расположение Владивостока на самой границе России служило бы абсолютной гарантией мира и территориальной целостности.

Приоритетное внимание к Азиатско-тихоокеанскому региону обеспечит развитие не только российского Дальнего Востока, но и всех часовых поясов, что разделяют Петербург и Владивосток. Подобный акцент позволил бы преобразовать всю Сибирь. Кроме того, он побудил бы Россию воспользоваться экономическими и геостратегическими возможностями на Крайнем Севере, превращающемся, из-за своих сырьевых богатств, в весьма перспективный регион. В Арктике, где «сходятся» Европа, Северная Америка и Россия, уже сами жесткие природные условия диктуют необходимость сотрудничества.

Потребности: реальные, а не ностальгические

Интересам России больше соответствовало бы укрепление связей с самыми активными и влиятельными игроками на мировой арене, а не сосредоточенность на балансе сил и «эксклюзивных зонах». Кроме того, ей следовало бы не отдавать предпочтение дипломатии в рамках Организации Объединенных наций, — просто потому, что она обладает правом вето в Совете Безопасности — а активнее участвовать в производстве «общественных товаров» международного масштаба. Таким образом, Москве стоит уделять основное внимание урегулированию конфликтов, тлеющих вблизи ее собственных границ — на Кавказе и в Молдове; что же касается Азии и Ближнего Востока, то приоритетной задачей для России должно стать ослабление религиозного экстремизма и укрепление политической стабильности. Поскольку ее собственное мусульманское население с 1989 г. увеличилось на 40%, Россия способна сыграть важную роль в диалоге между христианством и исламом. Наконец, она может внести существенный вклад в экологическое благосостояние планеты — разрабатывая совместно с ЕС новую международную энергетическую хартию, сокращая собственное, крайне неэффективное энергопотребление, оберегая водные и лесные ресурсы Сибири.

Найти для себя новую роль после 500 лет существования в «имперском формате», 70 лет идеологической борьбы и сорокалетнего статуса военной сверхдержавы в годы «холодной войны» — дело непростое. Возрождение постсоветской России опровергло прогнозы о неизбежности ее упадка. И нынешний экономический кризис страна несомненно переживет. Однако России еще предстоит пройти долгий путь к превращению в современное государство, способное проводить внешнюю политику, служащую ее реальным, а не ностальгическим потребностям. Официально Россия не присоединится к Западу, как это сделали ее бывшие сателлиты и возможно сделают «заклятые друзья» из ближнего зарубежья. Но, становясь современной страной благодаря внутренним преобразованиям, и соответствующим образом адаптируя свои внешнеполитические концепции, она станет не только влиятельным игроком на мировой арене, но и привлекательным, серьезным и незаменимым партнером для западных государств.