Алексей Арбатов: Стратегический сюрреализм сомнительных концепций
России необходима «тонкая», но всеобъемлющая система отражения одиночных и групповых ударов баллистических и аэродинамических носителей ОМУ и обычных боезарядов. Особенно важно прикрыть АЭС, химические, нефтегазовые и другие опасные объекты, поражение которых даже обычным зарядом может иметь катастрофические последствия.
В НВО № 6 опубликована статья Александра Храмчихина «Диагноз: отечественная ПВО в развале». В ней представлена поистине плачевная картина состояния российской ПВО. Это, по мнению автора, оставляет страну беззащитной перед лицом угрозы удара США, причем с использованием не ядерного, а обычного высокоточного оружия на воздушных и морских крылатых ракетах. Не менее катастрофичная картина, полагает он, с противовоздушной защитой Сибири и Дальнего Востока от возможного нападения Китая. Публикации этого журналиста обычно отличаются большой экспертной глубиной и обилием раритетной фактической информации. Многие из них точно «бьют в цель», и в упомянутой статье есть ряд справедливых оценок. Но автор явно увлекся сюрреалистическими сюжетами и пошел на поводу модных, но сомнительных официальных стратегических концепций.
Миф о советской ПВО
Критика нынешнего состояния ПВО по контрасту с «замечательным советским прошлым» обращена скорее к мифам, чем к реальностям.
Спору нет, советская система, объединенная в отдельный вид вооруженных сил (ПВО страны), внешне была очень внушительной. После Сухопутных войск это был самый многочисленный вид ВС (более 0,6 млн. чел.), имел в боевом составе до 11 тыс. пусковых установок зенитных ракет разных типов, около 3 тыс. истребителей-перехватчиков и густую инфраструктуру радаров (до 7 тыс. РЛС) и пунктов управления по всей территории.
Но все это в огромной степени было показухой и создавало лишь иллюзию защищенности. Во всяком случае, с середины 60-х годов, после массового развертывания в США баллистических ракет наземного и морского базирования. Официальной доктринальной целью ПВО было отражение ядерного удара стратегических бомбардировщиков и авиации передового базирования США и их союзников. Но какой был смысл сбивать сотни вражеских самолетов (а с конца 70-х годов тысячи авиационных крылатых ракет), если не было никакой возможности защитить страну от полутора с лишним тысяч ядерных боеголовок баллистических ракет «Минитмен-1/2» и «Поларис », а с конца 70-х годов — от 7 тыс. боеголовок разделяющихся головных частей МБР «Минитмен-3» и «Посейдон»? Впрочем, насколько известно, никто и никогда не поставил этот вопрос на Политбюро и никто не объяснил партийным вождям, что такой парадокс существует.
Угроза воздушно-космического нападения
После прекращения глобального противостояния прошло 20 лет, и российская военная мысль сделала удивительное открытие: раз холодной войны больше нет — значит, теперь возможна война России с США и их союзниками с применением обычного высокоточного оружия (ВТО) для «воздушно-космического нападения». Поскольку орбитальных систем оружия пока нет и не предвидится, под средствами воздушно-космического нападения подразумеваются крылатые и баллистические ракеты в неядерном снаряжении, высокую точность наведения которых обеспечивают космические информационные системы.
Сценарий, наверное, вытекает из механической экстраполяции на Россию операций НАТО в Югославии в 1999 году и Ираке в 2003 году. Новая Военная доктрина (которая, правда, во многом лучше прежней) не утруждает себя предоставлением конкретных сценариев подобного конфликта, поэтому о них приходится только гадать. Также остается тайной, почему эскалация такого конфликта на ядерный уровень, считавшаяся почти неизбежной во время холодной войны, теперь считается менее вероятной. Зато Доктрина определяет как одну из главнейших задач «обеспечение противовоздушной обороны важнейших объектов РФ и готовность к отражению ударов средств воздушно-космического нападения».
А отражать-то и нечем! Значит, Отечество в опасности! Такой вывод делает в своей статье Александр Храмчихин, безоговорочно приняв официальные доктринальные положения и указывая на неадекватность российских систем ПВО. Он, в частности, отмечает, что из Черного моря американские крейсеры и эсминцы будут способны поразить крылатыми ракетами «Томагавк» до 60% российских МБР в их позиционных районах. (Кстати, тут автор, наверное, спутал дальность ядерных крылатых ракет в 2500 км с дальностью КРМБ в обычном оснащении — 1600 км.) Для отражения такого удара у России, по мнению эксперта, совершенно недостаточно ни ЗРК С-300 и С-400, ни истребителей-перехватчиков.
Контрсиловой удар высокоточного оружия?
Отвлекаясь от состоятельности сценариев конфликта в политическом смысле, разберемся хотя бы с военной стороной дела. Действительно, некоторые объекты, которые ранее возможно было поразить только ядерным оружием, теперь можно атаковать с применением ВТО. Но я утверждаю, что высокоточное обычное оружие вопреки расхожему новому тезису никогда и близко не сравнится с ядерным при ударе по высокозащищенным или мобильным военным целям, не говоря уже об административно-промышленных центрах. При нынешнем сочетании точности и мощности ядерных блоков США (300–500 кт у боеголовок W-87/88 и 90-120 м кругового отклонения для ракет «Минитмен-3» и «Трайдент-2») на шахтную пусковую установку противника наряжается по две боеголовки, причем так, чтобы взрыв первой не разрушил и не отклонил вторую. И если ракета не отказала в полете, можно иметь полную уверенность в поражении шахты, поскольку она в любом случае окажется в пределах кратера.
Что касается грунтово-мобильных МБР, то для них главная угроза — это мощные боеголовки на части ракет «Трайдент-2» (типа W-88 и числом в 400 единиц), которые накрывают большую площадь района оперативного развертывания систем «Тополь», «Тополь-М» и РС-24 «Ярс ». Об аэродромах тяжелых бомбардировщиков и базах стратегических подводных лодок говорить вообще не приходится. Понятно, что зенитные ракеты или истребители не могут помешать удару ядерных баллистических ракет. Поддержание надежного сдерживания предполагает усиление акцента на мобильные ракеты, улучшение СПРН и систем управления, в кризисной ситуации — уход подводных лодок и авиации с уязвимых баз.
Совсем другое дело с крылатыми или баллистическими ракетами в неядерном оснащении. Тут результативность поражения цели обязательно должна быть подтверждена для нанесения при необходимости повторных ударов. А спутники электронно-оптической разведки проходят над данной точкой в лучшем случае с интервалом в несколько часов. Максимальная дальность крылатых ракет в обычном снаряжении (1600 км) жестко лимитирует рубежи их пуска. Да еще подлетное время дозвуковых крылатых ракет «Томагавк» исчисляется полутора часами (а не 15–30 минутами, как для БРПЛ и МБР).
С крылатыми ракетами можно бороться путем РЭБ и помехами другого рода, созданием ложных целей и т.д. Наконец, их можно сбивать, и для этого вовсе не нужны С-300 и С-400. Достаточно скорострельных артиллерийско-ракетных систем типа «Панцирь».
Что касается массированных ударов ВТО по промышленности (о чем Храмчихин не говорит, но о чем рассуждают многие другие российские стратеги), то этот сценарий выглядит не менее абсурдно. Ведь удары по складам ядерных боеприпасов и радиоактивных материалов, АЭС и заводам ядерного топливного цикла, по нефтеперерабатывающим заводам, химическим предприятиям и хранилищам были бы равнозначны применению оружия массового поражения. Кто поверит, что, окажись американцы в положении объекта нападения, они не решились бы использовать ядерное оружие? Почему же наши стратеги применяют к собственной стране другие стандарты?
В гипотетическом пределе, при полной загрузке всех своих тяжелых бомбардировщиков, надводных кораблей, многоцелевых подлодок, четырех стратегических ракетоносцев «Огайо» и части МБР и БРПЛ, американцы по максимуму могли бы развернуть до 12 тыс. крылатых ракет большой дальности и обычных боеголовок на баллистических ракетах. Много это или мало?
Вспомним, что в войне против Югославии в 1999 году НАТО применила 15 тыс. авиационных средств поражения, из которых 30% были высокоточными. В 2003 году США обрушили на Ирак еще больше бомб и ракет, из которых уже 60% относились к разряду ВТО. В случае удара по Ирану или КНДР потребуются гораздо более крупные арсеналы. Теперь посмотрим на карту и сравним Сербию и Ирак с Россией.
В отличие от контрсилового ядерного удара массированное применение ВТО потребует достаточно длительного времени подготовки (даже приготовления к операциям против неизмеримо более слабых Ирака, Югославии и Афганистана, потребовали нескольких месяцев). Эту подготовку невозможно скрыть, и другая сторона будет иметь время для перевода своих ядерных сил и средств, СПРН, системы боевого управления и сил общего назначения в повышенную боеготовность.
В отличие от контрсилового ядерного удара сама операция по применению ВТО против стратегических сил была бы гораздо более протяженной по времени (как минимум несколько дней, а не несколько часов), что оставит другой стороне возможность уже в ходе воздействия применить выжившие средства СЯС. При этом агрессор никогда не сможет быть уверен, что нападение с помощью ВТО не повлечет ядерный ответ, тем более что российские системы СПРН не смогут отличить неядерные ракетные атаки от ядерных.
Получается, что, решившись на массированный контрсиловой удар, агрессор заведомо свяжет себе руки применением только обычного оружия и сознательно пойдет на риск получения намного более мощного ядерного удара возмездия. Можно что угодно думать об американских генералах, но они — не секта коллективных самоубийц.
Дополнительную неопределенность для вероятного агрессора создают оперативно-тактические ядерные средства, которые гораздо труднее быстро обнаружить и уничтожить и которые могут наносить удары по передовым базам США (по экспертным оценкам, у РФ имеется до 1400 ядерных бомб, ракет и торпед флота, морской и фронтовой авиации).
Наконец, самое главное — колоссальный риск эскалации в результате нападения с применением ВТО на ядерную державу совершенно несопоставим с реально вообразимыми плодами такой операции, особенно после окончания холодной войны и растущей взаимозависимости крупных государств в экономическом, социальном и экологическом отношениях, какие бы конкретные международные противоречия их ни разделяли.
Договорно-правовые решения
Несомненно, что американский потенциал ВТО представляет определенную проблему для России. Но пока у нас есть внушительные средства ядерного сдерживания, прямую военную угрозу массированного применения ВТО против РФ не следует преувеличивать (как и возможность планируемых американских систем ПРО перехватить ответный удар). Именно на поддержание оптимального потенциала сдерживания нужно направлять ограниченные оборонные ассигнования, а не на развитие эшелонированной системы ПВО для отражения мифических угроз.
Готовящийся к подписанию новый договор по СНВ может облегчить проблему ВТО, в частности, через согласование правил засчета (баллистических ракет в обычном снаряжении наравне с ядерным). Но в целом это тема будущих переговоров о мерах ограничения вооружений, доверия и транспарентности.
Новый договор, как правильно отмечает Александр Храмчихин, это соглашение о сокращении американских, а не российских СЯС. Ведь последние будут в любом случае сокращаться из-за массового вывода из боевого состава устаревших вооружений и штучного ввода новых систем. Вероятно, правила засчета позволят США осуществлять сокращения в основном путем «разгрузки» части боеголовок с многозарядных ракет, а также через переоборудование некоторых подводных лодок, бомбардировщиков и ракет под неядерные средства. В результате образуется крупный «возвратный» потенциал, что нас не может радовать.
Потому надежный режим контроля соблюдения правил засчета (которые автор почему-то небрежно называет «глупостью») должен гарантировать невозможность быстрого и незаметного «возврата» боеголовок на носители. Он сам по себе станет системой раннего предупреждения об угрозе нападения (едва ли американские генералы согласятся нанести удар «разгруженными» ракетами).
Без договора этот «возвратный» потенциал просто остался бы в боевом составе СЯС США (и мы не имели бы над ним никакого контроля), тогда как российские силы будут и далее сокращаться. Ввиду неизмеримо большей контрсиловой эффективности ядерных средств по сравнению с ВТО, такого рода потенциал США был бы гораздо выше. Без договора для поддержания паритета России пришлось бы тратить на наращивание СЯС многократно больше средств.
Какая ПВО нам нужна
Все стенания, что у нас мало дивизионов С-300/400, беспредметны, пока четко не определена угроза и военные потребности для ее отражения. Покуда у России есть надежный потенциал ядерного сдерживания, сценарий массированных и продолжительных авиационно-ракетных рейдов США с применением ВТО есть совершенно надуманная угроза.
Естественно, что после нового договора по СНВ продвижение по пути ядерного разоружения предполагает все более жесткую постановку вопроса об ограничении ВТО (наряду с ПРО и другими темами). Но в реальном мире даже потеря нескольких больших городов в результате ядерного ответа была бы для США абсолютно неприемлемой ценой за любые плоды «воздушно-космической» кампании против России (и Китая). Для нас же защита с помощью «плотной» ПВО/ПРО военных и гражданских объектов и зон территории от этой гипотетической угрозы подразумевает по сути безграничные потребности наращивания и совершенствования сил и средств, распахивает прорву ресурсных затрат, востребованных для более насущных нужд.
Что России действительно необходимо, так это «тонкая», но всеобъемлющая система отражения одиночных и групповых ударов баллистических и аэродинамических носителей ОМУ и обычных боезарядов. Особенно важно прикрыть АЭС, химические, нефтегазовые и другие опасные объекты, поражение которых даже обычным зарядом может иметь катастрофические последствия.
Распространение ядерного и других видов ОМУ, баллистических и крылатых ракет, получение доступа к ним со стороны безответственных режимов и экстремистов — вот реальная угроза, против которой не работает ядерное сдерживание. И эта угроза распространяется шире всего вблизи российских рубежей. Именно на ней нужно в обозримом будущем сосредоточиться России. Если получится, то совместно с США, ЕС, Японией, КНР…
