Дмитрий Тренин: Турецкий марш
Известный российский политолог Дмитрий Тренин, являющийся директором и председателем научного совета Московского Центра Карнеги, в минувшем декабре подготовил специально для интернет-издания ИноСМИ.Ru аналитический материал о возрастании роли Турецкой Республики в мировой политике. Представляется, что материал будет интересен и читателям «Красной звезды».
Превращение Турции в региональную державу с самостоятельной внешней политикой — одно из важнейших геополитических итогов уходящего десятилетия. Это стало возможно благодаря двум основным факторам — феноменальному экономическому росту Турции в последние годы (ВВП по ППС достиг 1 триллиона долларов, доходы на душу населения выросли втрое) и фундаментальным сдвигам в политическом ландшафте страны, где уже восемь лет доминирует Партия справедливости, которую называют умеренно исламистской.
Ещё с середины 1990-х годов многих в Турции и на Западе мучили предчувствия радикальной переориентации внутренней и внешней политики страны. На деле перемены оказались менее драматичными, но тем не менее серьезными, меняющими прежние представления об отношениях Турции и Запада. «Старой доброй Турции больше нет» — так можно суммировать происшедшие изменения. Американскому госсекретарю или помощнику президента по национальной безопасности уже недостаточно, как бывало, слетать на денёк в Анкару, встретиться с начальником турецкого генштаба и решить все вопросы.
Приходится иметь дело с правительством, опирающимся не только на подавляющее большинство в парламенте, но и на широкую поддержку социально консервативного в своей массе населения 70-миллионной мусульманской страны. Американцы признают, что в целом Анкара ведёт себя довольно конструктивно на международной арене. Она стремится к урегулированию кипрского вопроса, предприняла попытку помириться с Арменией. Даже во время иракской войны, когда парламент, отражая общественные настроения, запретил использование турецкой территории для удара США по Ираку, правительство было готово оказать содействие главному союзнику Турции. Пять лет спустя, в 2008 году, взвесив все «за» и «против», Вашингтон посоветовал турецким военным не плести заговоры против правительства страны.
Тем не менее очевидно, что внешнеполитическая ориентация Анкары изменилась. Не вставая на антиамериканский или антизападный курс, Турция, во-первых, осознает себя мусульманской страной, а во-вторых, претендует на особую роль медиатора на ключевой геополитической площадке от Балкан и Палестины до Ирана и Афганистана. При этом, если можно говорить о солидарности, это солидарность с мусульманским миром, а не с Западом. Фактически в последние десять лет Турция декларировала свою внешнеполитическую независимость.
Эта независимость выходит за пределы Ближнего и Среднего Востока. Турция набралась смелости, объединившись с Бразилией, бросить вызов США по важнейшему для мировой геополитики иранскому ядерному вопросу. Анкара давно поддерживает тесный диалог с Тегераном, а недавно провела совместные военно-воздушные манёвры с Китаем.
Демарши Анкары — не оппортунизм, а отражение сочетания энергии премьера Тайипа Реджепа Эрдогана с долгосрочным видением мировых и региональных процессов, присущим министру иностранных дел Ахмету Давутоглу, подлинному архитектору современной турецкой внешней политики. Давутоглу — не только профессор-теоретик, но и неутомимый практик, постоянно находящийся в пути и повсеместно продвигающий вперед Турцию.
В своем продвижении Турции Эрдоган и Давутоглу рассчитывают не только на традиционные факторы — 250 миллиардов долларов внешнеторгового оборота и самые крупные в НАТО (после США) вооруженные силы, но и на «мягкую силу». В полном смысле слова евроазиатская страна, Турция соединяет светскость своих западных институтов с традиционными культурными, религиозными, этническими связями с многими народами, живущими на пространстве между Европейским союзом и Индией. Благодаря историческому опыту и западно-восточной ментальности турки способны преодолевать барьеры, неприступные для западных людей. Так, например, Анкара поддерживает связи со всеми фракциями в Ливане.
Начиная на этом пространстве самостоятельную игру, Турция уже заметно напрягла отношения с США. Внешне все выглядит пристойно. Первым визитом, который президент Обама совершил в мусульманскую страну, был визит в Турцию. В преддверии сеульской встречи «двадцатки» Обама публично назвал Эрдогана в числе главных партнёров. Между США и Турцией нет раскола по таким темам, как Ирак (включая Курдистан), Афганистан (где роль Турции с уходом США и НАТО скорее возрастёт), Пакистан, Босния и Балканы в целом. Турция остаётся надёжным союзником в рамках НАТО.
На первый план, однако, вышли расхождения. Прежде всего — по Ирану. Разделяя цели США — безъядерный Иран, Турция пытается достичь этой цели иным путем: уговорами, а не санкциями. Тегеранская декларация Ирана, Турции и Бразилии и отказ Турции поддержать в Совете Безопасности ООН санкции против Ирана вызвали раздражение в Вашингтоне, который увидел в турецких действиях как минимум наивность — что вряд ли соответствует действительности, — и вполне вероятно, игру на повышение собственного авторитета без оглядки на последствия и цену таких действий, которую предлагается оплачивать американцам.
Ещё большим раздражителем стала размолвка между Турцией и Израилем. Публичный конфликт между турецким премьером и президентом Израиля, происшедший на Давосском форуме из-за разных оценок палестино-израильского конфликта в Газе, еще мог быть сглажен. Отправка из Турции «гуманитарной флотилии» для «прорыва блокады Газы» и кровавый инцидент, сопровождавший задержание флотилии израильским спецназом, стали точкой невозврата. Отношения между ключевыми союзниками США в Восточном Средиземноморье в корне изменились, и произошло это по инициативе Турции.
Неприятное впечатление в США произвел и фактический отказ Анкары реализовывать договорённости об историческом примирении с Арменией. Вашингтон наряду с Москвой и столицами ЕС поддержал армяно-турецкие протоколы, согласованные в Швейцарии. Затем, однако, премьер Эрдоган дал задний ход, подняв — под давлением президента Алиева и азербайджанского лобби в турецком парламенте — карабахскую проблему.
Если обострение отношений с Израилем восстановило против Турции израильское лобби в Конгрессе США и американском обществе, то армянский кульбит добавил к этому активизацию армянского лобби. Такая комбинация не сулит Анкаре ничего хорошего. Даже администрация США, традиционно трепетно относящаяся к союзникам времен «холодной войны», даёт понять, что если для Турции ее собственные интересы важнее дружбы с Америкой, то Вашингтону придётся пересматривать отношения с одним из ключевых партнёров.
В отличие от американцев, которые имеют основания видеть причину нарастающих трудностей в «смене вех» в Турции, страны Европейского союза должны винить в ослаблении проевропейской ориентации Анкары главным образом самих себя. Турция — крупнейший сосед ЕС на юго-востоке. Целый регион — Балканы — является, как говорят в ЕС, «общим соседством» Европы и Турции. С другой стороны, Турция прикрывает Европу от «проблемных стран» — Ирана, Ирака и Сирии. Нынешняя турецкая стратегия «обнуления проблем» с соседями привела к стабилизации двусторонних отношений. Европейцам эта стратегия чем-то напоминает их собственную «политику соседства», но осуществляемую более активно и успешно. В последние годы Анкара научилась действовать при помощи дипломатов, а не только войск или наёмников, как прежде. Турция, наконец, создала что-то вроде баланса Ирану — в Ираке, Сирии и Ливане. Вместо «второго издания» Оттоманской империи, которое никого не устраивает, Турция играет на Ближнем и Среднем Востоке роль, на которую претендовала сама Европа, но не смогла её осилить.
Это, несомненно, повод для ревности, но не ревность определяет отношение Евросоюза к Турции. Турция — один из основных источником трудовой миграции в страны Евросоюза: в одной лишь Германии 3 миллиона турок. Значение «иммигрантского» фактора во внутригерманских — и вообще европейских: французских, нидерландских, австрийских — дебатах трудно переоценить. За этим маячит другой вопрос: что делать с мусульманами, уже поселившимися в странах ЕС?
Итог этих дебатов очевиден: ни Германия, ни Франция не согласятся в обозримой перспективе на членство Турции в ЕС, которого она добивается с 1964 года.
Это отчётливо понимают в Турции. Начавшиеся в 2005 году переговоры о вступлении Турции в ЕС превратились фактически в саботаж идеи вступления посредством выдвижения всё новых претензий к претенденту. Любая страна — член ЕС получила посредством переговоров реальную возможность заблокировать процесс в целом. Пытаясь противодействовать этому, турки одно время пытались впечатлить европейцев своей возросшей мощью и новыми возможностями, но в итоге только еще больше напугали Европу: туда сейчас готовы принимать небольшие беспроблемные страны.
Изменения во внутриполитической ситуации в Турции дают разнообразные поводы «тянуть резину». Европейская пресса пишет о «зажиме прессы», «путинских замашках» Эрдогана и т.п. Реально турки видят: европейцы не хотят принимать их в свою семью, опасаясь наплыва иммигрантов, но честно признаться в этом не хотят и тянут волынку с переговорами. В результате пресловутые переговоры о членстве стали сильнейшим раздражителем, разворачивающим Турцию в сторону от Европы. Закономерно, что в турецком обществе ослабевает поддержка вступления в ЕС. Официально за это выступает 40 процентов населения, но в действительности заметно меньше. Даже те, кто «за Европу», считают: «все равно не возьмут, что-нибудь выдумают».
Убедить турок в обратном европейцы, вероятно, не в состоянии. Максимум на что ЕС готов пойти — это привилегированное партнёрство с Анкарой, но параметры этих в целом реалистических отношений пока не обсуждаются, поскольку формально на повестке дня по-прежнему стоит вопрос о членстве. Отказ Европы от Турции — яркое свидетельство нежелания и неготовности ЕС превращаться в стратегического игрока, брать на себя самостоятельную роль и сопряженную с ней ответственность за развитие ситуации на Ближнем и Среднем Востоке.
В этих условиях Турция обретает уверенность в собственных силах и начинает выстраивать новые отношения с традиционными союзниками и партнёрами. В Анкаре исходят из того, что стратегического партнёрства с США больше не существует. Его место заняло ситуативное партнёрство по конкретным вопросам. В современных условиях и в обозримой перспективе ни США, ни ЕС не могут особенно много дать Турции. Изменилось самосознание, самоощущение турецкой правящей элиты. Она уже не хочет быть периферией Европы и видит своё место в центре Евразии. Главная площадка турецкой внешней политики — непосредственное географическое окружение: Ближний и Средний Восток, включая Кавказ и Среднюю Азию. Хотя степень исламизма правящей партии преувеличена, ее лидеры признают мусульманскую идентичность Турции и демонстрируют мусульманскую солидарность — будь то с палестинцами или с пакистанцами.
Мусульманская идентичность и сосредоточенность на своем регионе не являются абсолютными. В Турции говорят о полиидентичности и многомерности внешней политики. Турция не только не отказывается от демократии, но и развивает ее. Она не встает на антизападные или антиамериканские рельсы, но отбрасывает прежнее автоматическое западничество.
Ясно одно: «военно-светской» кемалистской Турции, Турции времен «холодной войны» больше нет. Возникает новая страна и новый международный игрок с большим потенциалом. Как продемонстрировал сентябрьский референдум о поправках в конституцию, этот процесс будет развиваться. Очевидно, что турецкая политическая система, хотя основана на принципах и нормах демократии, в настоящий момент не сбалансирована. В стране отсутствует сильная оппозиция. Отчасти поэтому противники правящей АК вынуждены действовать в обход — через военных, суд и т.д. Такое положение чревато рисками, но вряд ли «популистского авторитаризма» можно избежать на путях реанимации элементов авторитаризма военно-идеологического.
Ясно и то, что самостоятельная внешняя политика не будет легкой прогулкой. Заявив о своих национальных интересах и симпатиях, Турция отчасти лишилась возможности выступать в роли «честного брокера», например между Израилем и Сирией. Отказ от исторической амнезии кемалистского периода неизбежно возрождает не всегда приятные воспоминания. Не случайно уже заговорили об «оттоманской» внешней политике Анкары. Турецкая инициатива для Южного Кавказа — «План стабильности» — оказалась бесплодной. Неудачей оказалась и попытка посредничества между Ираном и международным сообществом.
В США и странах ЕС видят эти неудачи и не стесняются говорить туркам, что все их достижения в прошлом были возможны главным образом благодаря опоре на коллективную мощь Запада и тесный союз с США. Намёк прозрачен: отчуждение от Америки и Европы не принесет Турции ничего, кроме неудач и поражений.
В Анкаре в этом не убеждены. Здесь говорят о необходимости перезагрузки отношений с США. Они не хотят продолжать играть в группе поддержки политики США и Израиля по иранскому и палестинскому вопросам. Со своей стороны турки хотят, чтобы американцы помогли им разблокировать кипрский вопрос, замороженный Никосией и Афинами. Но даже при взаимном учете интересов речь не идет о восстановлении отношений ведущего и ведомого, как это было в период «холодной войны». Турция остается в НАТО, но стучится в двери БРИК. Она развивает энергетическое сотрудничество с Россией и проводит военно-воздушные манёвры с Китаем. Турецкий марш становится всё громче.
От редакции. В 2010 году Турция, согласно сообщениям СМИ, провела на своей территории два совместных военных учения с Китаем: сначала авиационных подразделений (сентябрь — октябрь), затем сухопутных войск (ноябрь). Китайские Су-27 пролетели через воздушное пространство Центральной Азии, в том числе через Иран.
О военных возможностях Турецкой Республики свидетельствуют следующие открытые данные о количестве её вооружений. Сухопутные войска: танков — 4200, БМП — 650, самоходных артиллерийских установок — более 850. ВВС: истребителей-бомбардировщиков F-16 — 220, истребителей F-5 — 80, истребителей F-4 — 170. ВМС: подводных лодок — 11, фрегатов УРО — 26, ракетных катеров — 21.
