Александр Гольц

| Ежедневный Журнал

Думаю, теперь можно с определенной степенью уверенности назвать дату, с которой «сердюковскую» реформу Вооруженных сил можно считать похороненной. Это радостное для генералитета и так называемой «армейской общественности» событие произошло 15 ноября. Нет, я не о том, что в этот день стало известно: так ненавидимый ими Анатолий Сердюков назначен директором микроскопического НИИ, предназначенного для испытаний сельхозтехники.

Но в этот самый день Верховный главнокомандующий Путин провел в рязанском воздушно-десантном училище совещание по развитию военного образования. И он сам, и министр обороны Сергей Шойгу сказали много правильных слов о том, что знания и навыки будущих офицеров должны соответствовать требованиям современной войны. Путин даже поведал, как он, Верховный главнокомандующий, эту войну представляет: «Уже сейчас вооруженная борьба будет принимать интеллектуальный характер. Она будет очень похожа на компьютерные игры с минимальными человеческими жертвами и максимальным применением техники». Президент знает и то, каким образом научить будущих командиров премудростям такой вот интеллектуальной войны: «Для этого нужно запускать самые эффективные образовательные программы, постоянно анализировать, как выпускники служат в войсках, какие знания и навыки, полученные в училищах и академиях, они применяют, а какие остаются невостребованными. На этой основе нужно оперативно корректировать учебные программы, совершенствовать обучающие технологии, внедрять в учебный процесс всё новое, что есть в нашей стране и за рубежом, учитывать в подготовке кадров вероятные изменения в характере вооружённой борьбы».

Все эти сугубо общие и правильные слова произносились российским начальством последние лет сто. И всегда с одним и тем же результатом. В военно-учебных заведениях как готовили, так и продолжают готовить слушателей к давно прошедшей войне. На все это говорение можно было бы не обращать внимания. Если бы не одно, чрезвычайно важное обстоятельство.

Указывая на необходимость завершить уже в 2014 году «оптимизацию» системы военно-учебных заведений, Путин заявил: «Считаю принципиально важным сохранить ряд военных академий в качестве самостоятельных образовательных учреждений. Это Михайловская артиллерийская академия, Военная академия войсковой противовоздушной обороны, Академия воздушно-космической обороны, Академия радиационной, химической и биологической защиты». А Сергей Шойгу пошел еще дальше. Сообщив, что в настоящее время система военных образовательных учреждений состоит из 18 вузов и 15 филиалов, он предложил «возвратить филиалам статус самостоятельных образовательных организаций, воссоздать исторически сложившуюся типологию военных вузов: академии, университеты и училища».

Что Верховный главнокомандующий, что министр обороны предпочли забыть, как меньше двух лет назад тогда еще кандидат в президенты по фамилии Путин описывал успехи военной реформы: «Формируются 10 крупных научно-учебных центров. Все эти учреждения встроены в жесткую вертикаль и в зависимости от прохождения службы дают офицерам возможность постоянно повышать свой уровень».

Конечно же, Шойгу прав, когда говорит о сложностях управления филиалами военных вузов в ситуации, когда головной институт находится в тысячах километров. Однако с самого начала предполагалось, что филиалы эти сохраняют только на переходный период. Ведь при резко сократившейся в результате реформы потребности в офицерских кадрах в провинциальных военных училищах на 200 курсантов приходилось по 700-800 преподавателей, технических сотрудников и обслуживающего персонала. И, главное, уровень тамошнего образования, мягко говоря, невысок. Сердюковские реформаторы и предлагали собрать все эти мелкие училища в крупные научно-учебные центры (по видам Вооруженных сил и родов войск). Теперь же объявленные филиалами училища восстанавливают свой статус. Можно ли всерьез рассчитывать, что 33 военно-учебных заведения, разбросанные по всей России, смогут обеспечить тот небывало высокий уровень образования, которого так страстно желают (по крайней мере, на словах) главные начальники страны?

И то, что военно-учебные заведения теперь вновь подчинили главкоматам соответствующих видов Вооруженных сил, тоже отнюдь не обеспечит подготовку к будущим войнам. Ведь там главную роль будут играть не просто сверхсовременные технологии, а способность личного состава быстро эти технологии осваивать. Такую способность может дать только изучение фундаментальных наук. Кураторы же вузов из главкоматов, решая свои узковедомственные задачи, будут требовать, чтобы курсанты овладевали практическими навыками. Навыками, которые могут оказаться совершенно бесполезными при смене поколений вооружений.

Наконец, Сергей Шойгу предлагает отказаться и от главной идеи реформы военного образования. Существование объединенных научно-учебных центров обеспечивало, как отмечал в своей статье Путин В.В., непрерывное образование офицеров. Реформаторы посчитали совершенно нерациональным то, что лучшие офицеры почти половину службы (около 10 лет) проводят не в войсках, а на учебе: сначала училище (5 лет), потом три года «видовой» академии, а потом еще два — в Академии Генштаба. Они предлагали отказаться от видовых академий, в том виде, в котором они существуют сегодня, а обучение в Академии Генштаба сократить до нескольких месяцев. Сначала будущие лейтенанты получают базовое военное образование. А потом, став офицерами, обучаются всю службу, не покидая армии. Для получения очередной должности и звания командир обязательно должен будет пройти очередные не слишком длительные курсы, освоить новые знания и умения в какой-то конкретной области.

Теперь, по Шойгу, всё должно вернуться к старой, по сути, советской системе военного образования. На сердюковской реформе образовательной сферы ставится крест. Но дело, к сожалению, не ограничивается лишь этим. Система, к которой возвращается военное ведомство, нацелена на «расширенное воспроизводство». Чтобы оправдать свое существование, каждое училище и академия с помощью лоббирования (которое уже показало свою эффективность во время противостояния Сердюкову: всегда найдется высокопоставленный выпускник, готовый порадеть своей alma mater) будет бороться за максимальное количество курсантов. Очевидно, что очень скоро начнется перепроизводство. Между тем, только к концу текущего года Минобороны планирует обеспечить офицерскими должностями выпускников 2010-2012 годов, до сих пор находящихся на сержантских позициях. Мало этого, Министерство обороны предложило продлить срок службы офицерам на пять лет. Понятно, что возможностью служить подольше воспользуются старшие офицеры — майоры и подполковники. Начальник управления кадров министерства генерал Виктор Горемыкин недавно сообщил, что уже теперь продления службы добиваются больше 26 тысяч человек.

А теперь вспомним, с чего начались реформы Сердюкова. Он выяснил, что структура офицерского корпуса напоминала не пирамиду, а яйцо: полковников почти столько же, сколько лейтенантов. А больше всех — майоров и подполковников. При этом на двух рядовых приходился один офицер. Реформаторы тогда объясняли все это последствиями развала СССР и его армии. Им казалось, что нужно уволить «избыточных офицеров», большинство которых служило в соединениях неполного состава, предназначенных для ликвидации. Сердюков и его сподвижники уверяли, что всего лишь устраняют диспропорции. На самом деле никаких диспропорций не было вовсе. Избыточное количество майоров и подполковников было необходимо: именно им предстояло стать командирами полков и батальонов резервистов в случае массовой мобилизации.

Еще недавно казалось: Россия навсегда избавилась от давно устаревшей, но такой удобной для генералов концепции массовой мобилизационной армии. При которой в случае военной угрозы предполагалось поставить под ружье миллионы резервистов. А чтобы те получили военную подготовку, было необходимо сохранять призывную армию. Одна беда, в России уже нет тех миллионов молодых людей, которых можно было бы призвать в случае необходимости. Таким образом, хотел того Сердюков или нет, но массовое увольнение офицеров неизбежно вело к отмене призыва. Точно так же как возобновление расширенного воспроизводства офицеров обеспечивает сохранение призыва навсегда. И недавно заявленное намерение Шойгу сократить количество призывников на тысячи человек уже не имеет значения. Офицеры нужны для того, чтобы кем-то командовать. В российском случае неважно, будут это реальные солдаты или клеточки в штатном расписании. В итоге довольно скоро будет объявлено: армии просто позарез нужны части и соединения сокращенного состава. И в гораздо большем количестве, чем те 4 резервные армии, о которых недавно говорил министр обороны. Ведь все большему количеству офицеров будут нужны должности. Страна вернется к концепции мобилизационной армии. А значит, в случае военных действий неизбежно окажется в такой вот ситуации: «Когда в 1999 году банды международных террористов развязали прямую агрессию против России, мы столкнулись с трагической ситуацией. 66-тысячную группировку нужно было буквально собирать «по частям» — из сводных батальонов и отдельных отрядов. Штатная численность Вооружённых сил превышала 1 миллион 360 тысяч человек. А укомплектованных частей, способных без дополнительной подготовки приступить к выполнению задач, практически не было». Это тоже из предвыборной статьи кандидата в президенты Путина В.В.