Георгий Сатаров

| Ежедневный Журнал

Социальный порядок – штука по своей природе довольно адаптивная и устойчивая. Уж на что асоциальной и антиэкономической была советская система, но даже она продержалась 70 лет, рухнув совершенно неожиданно, став жертвой собственной жесткости, и под довольно скромным внешним воздействием. Вот пример адаптивности советской системы: абсурд планового экономического хозяйства (в мирное время) компенсировался масштабной теневой экономикой, без чего, как считают многие исследователи, советская власть рухнула бы много раньше. Второй адаптационный механизм – эксплуатация углеводородной ренты, что также позволяло компенсировать провалы абсурдной экономики, закупая все необходимое за пределами страны. Но как только цены на углеводороды рухнули (внешнее воздействие), система не выдержала. Не потому что цены были так важны, а потому что асоциальная система была недостаточно адаптивна, не способна адекватно реагировать на внешние воздействия, вроде падения цен на нефть и газ.

Если рассуждать совсем уж общими категориями, то примитивные политические системы неэффективны не сами по себе, а в контрасте с естественной логикой социальной эволюции. Последняя всегда приводит к росту разнообразия и сложности. Усложняются социальные отношения, умножаются связи внутри социума и связи с внешним миром, растет многообразие потребностей и т.п. И этот процесс принципиально неостановим, как и рост разнообразия видов и связей между ними в ходе филогенеза. Но если сложность системы управления не соответствует сложности управляемой системы, то они, если выразиться помягче, не уживаются. Это и произошло с СССР. К этому стремительно катится и сегодняшняя Россия, слепо повторяя траекторию распада СССР.

Возможную и весьма реальную трагедию разглядеть сейчас нелегко, ибо она маскируется относительной стабильностью быта (мне уже приходилось об этом писать). Работают электричество и теплоснабжение; ходит транспорт; работают магазины, в которые исправно поступает импорт; граждане регулярно получают зарплату и пенсии, не в пример лучше, чем в 90-е годы. Короче говоря, работает более или менее исправно то, что связано с рутинным оборотом денег. Люди получают и тратят зарплату и пенсии, а все это обеспечивается более или менее функционирующей инфраструктурой. Это работает потому, что этот цикл оборота денег выгоден всем сторонам, а не потому что здесь проявляется интерес и управленческое мастерство власти. Такие саморегулирующиеся и устойчивые механизмы жизни людей обрушиваются в одночасье только в результате каких то серьезных катаклизмов: война (в том числе – гражданская), стихийные бедствия и т.п.

Эта бытовая привычная стабильность обладает к тому же завораживающей силой убедительного и комфортного фона, который вытесняет все негативное. Ведь каждый из нас сталкивается с какими-то проблемами. У кого-то ребенок стал наркоманом. Чью-то бабушку сбил на улице пьяный мент на своем внедорожнике. Кому-то не хватило денег на взятку, которую требовали за срочную госпитализацию. Кто-то ежедневно ездит на работу в Москву в переполненной электричке, попадая в результате на работу помятым и вымотанным. Этот перечень можно множить без конца. Но мало на кого сыпятся все беды сразу. Поэтому – «в остальном-то все более или менее нормально».

Индивидуальный опыт не очень пригоден для обобщения опыта многих и уж тем более – для адекватных выводов из таких обобщений. Именно поэтому Энтони Гидденс писал, что социология нужна, чтобы мы могли абстрагироваться от личного опыта. Я, конечно, не имею в виду нашу общедоступную социологию, которая нынче является отраслью пропаганды. Для тех же целей нужна национальная и международная статистика. Но наша врет, а международная утаивается от большинства граждан. Поэтому мы комфортно, и зажмурившись, двигаемся к пропасти. Поэтому человек, занимающий нынче президентский пост, может в своем Послании безболезненно игнорировать все серьезные проблемы страны. Индивидуальная интуиция не способна интегрировать разрушительный эффект большого количества небольших негативных изменений в здравоохранении, в образовании, в личной безопасности, в морали и т.п. Поэтому потом обрушение здания, незаметно изъеденного полчищами крошечных короедов, воспринимается как неожиданное: «А с виду-то оно было вполне ничего! Даже свет в подъезде работал…».

Я не буду описывать уходящий год мрачными данными статистики. Без меня это сделают многие, немногие прочитают и еще меньше людей обратят на это внимание или сделают какие-то собственные выводы. Не уверен, что статистика в состоянии поколебать всеобщее равнодушие. Оно – важный феномен нынешнего состояния нашего общества. Общество реагирует, как глаз лягушки или ухо кошки – только на неожиданные изменения. Выход Ходорковского на свободу – сенсация, поскольку не был ожидаем. Резкое увеличение зарплат должностным лицам – противно, но не противоестественно. Да они и до этого были не маленькими. Привыкли, а потому уже не замечаем запредельного абсурда законотворчества. Трата общественного богатства на покупку соседней страны – «подумаешь». Все это – привычная активность нашей власти, абсурдная, преступная, но привычная, а потому – не существенная. Наше равнодушие – не совокупность индивидуальных патологий, а реакция на стимулы, постоянное и однотипное воздействие которых ослабляет их зашкаливающую величину. Именно в 2013 году этот эффект проявился в максимальной степени: стремительно росла абсурдность происходящего, а мы столь же решительно к нему привыкали.

Естественно возникает вопрос: если к абсурду привыкают, то что в нем для власти опасного? Как он может привести к катастрофе? Общий ответ довольно очевиден. Общепринятая квалификация действий власти как абсурдных – это наше выражение отношения к ним, часто весьма точное. Но абсурдность существенна и опасна не сама по себе, а своими причинами и последствиями.

Причина, главная болезнь – ясна, о ней я писал: слабость и неэффективность власти. 2013 год это проявил весьма выпукло даже в том, что власть ставит себе в заслугу. Речь идет о достижениях на международной арене. Это крайне забавно. Примерно 60 лет назад появились первые работы, в которых описывается, как слабеющие диктатуры компенсируют свою неэффективность внутри страны повышением внешнеполитической активности. Согласитесь: всегда приятно узнавать, что твоя страна подтверждает установленный закон природы.

Однако наиболее отчетливым проявлением нарастающей слабости власти является вал ограничительного регулирования; оно стремительно охватывает разные сферы человеческой активности и ужесточает санкции. Слабость и страх власти проявляются в том, что если раньше ограничения были направлены на потенциальные прямые угрозы власти, то сейчас они начали охватывать отдаленные зоны, весьма косвенно относящиеся к возможным угрозам. И это воспринимается как абсурд. Такое впечатление, что власть рвется к тотальному запрету любой самостоятельной, неподконтрольной активности. Наконец, ограничительное регулирование распространяется и на должностных лиц. В частности, в конце года вновь гальванизирована идея запретить им владеть недвижимостью за рубежом. Слабость власти еще разрушительнее проявляется в бегстве от решения, и даже обсуждения, реальных тяжелых проблем страны, что усугубляет последние.

Тяжесть ситуации, в которую затянула нас путинская власть, характеризуется тотальным цугцвангом. Приведу только пару примеров. Первый: 2013 год проявил новую проблему для малого и среднего бизнеса, бегущего из страны и продающего свои активы. Суть проблемы в том, что теперь существенно труднее найти желающих покупать чужой бизнес. Страшно. Невозможность продать бизнес блокирует отъезд. Невозможность выезда плодит внутри страны разгневанных активных граждан. В результате отъезд активных людей приводит к деградации экономики, а препятствия к их отъезду плодит недовольных внутри страны, поскольку заниматься бизнесом они все равно не рискнут. Второй пример: привыкание к абсурду оказывается дестабилизирующим фактором, поскольку вдохновляет власть плодить его вместе со всеми негативными последствиями, а сопротивление абсурду наращивает протест непосредственно. Такие примеры могут размножаться безгранично. Ну вот, еще пример с ходу: продолжать держать в тюрьме Ходорковского было вредно, а выпускать – опасно. И так далее.

Внимательный взгляд на последствия, как правило, обнаруживает, что они слабо отделимы от причин, если мы смотрим на фундаментальные причины и следствия. Снова пример: неэффективность власти (причина), если власть предоставлена сама себе (или изолирует себя от всего, что может снизить ее опасность от самой себя), всегда плодит новую неэффективность (следствие), которая незамедлительно становится причиной для следующих неэффективностей. Получается генератор с положительной обратной связью, который неизбежно взрывает сам себя. Такова судьба любой власти, которая считает себя самодостаточной и непогрешимой. Это про нас и наше ближайшее будущее.

Дальше начинаются сюжетные нюансы. Например, нынешняя власть с маниакальным упорством, преодолевая всевозможные преграды и демонстрируя вдохновенные способности к подражанию, повторяет путь советской власти к распаду. Есть, впрочем, два различия. Первое: то, что тогда воспринималось как трагедия, нынче смотрится как фарс (его мы и называем абсурдом). Второе: те мерзости, которыми не брезговали коммунисты, они творили с непоказной скромностью, даже стеснительностью; нынешние довели эти мерзости до раблезианских размеров и практически ничего не стесняются (типичный пример – воровство). А вот сюжетное сходство поразительное: нарастающие воровство и неэффективность бюрократии; зависимость от экспорта углеводородов, как у наркомана в последней стадии; бездарная пропаганда как средство удержания власти. Даже символические акты «милосердия». Правда, Горбачев звонил Сахарову, Путин же общается с Ходорковским через цепочку посредников (да и сравнивать Путина с Горбачевым как-то неловко).

Но это канва; разные пьесы на общий сюжет с единым финалом. Короче – ремейк. Но есть своя чарующая новизна. Всякий, кто ее разглядит, будет поражен. Не хочу лишать читателей радости открытий. Приведу пример, для тренировки.

Назовем мое предчувствие – Исход. 2013 год ознаменовался позорным провалом с ЕГЭ, в результате которого в лучшие вузы страны хлынули лентяи и бездельники, нередко вытесняя талантливых ребят, которым списывать западло. Весь год чиновники выдумывали драконовские меры, чтобы снизить масштаб безобразий на следующий год. Это, конечно, интересный вид спорта. Но вряд ли их усилиям поверят родители будущих выпускников, я имею в виду родителей способных и трудолюбивых ребят, которые к тому же учатся в школах, в которых не прививают навык списывания (их еще осталось немного). Они вывернутся наизнанку, но постараются отправить своих детей за рубеж. И это станет началом Исхода. Он, впрочем, уже начался, но 2013 год, я опасаюсь, ускорит его многократно. Не уверен, что в вузах, неспособных принимать тех, кто может и хочет учиться, надолго задержатся профессора, любящие и способные учить. Скажите, что этим профессорам делать в вузе, входящем в список элитных (национальных исследовательских), в котором для профессоров введена норма, согласно которой они должны публиковать в престижных журналах 12 (!) статей в год. При этом у них сохраняется ужасающая, изматывающая аудиторная нагрузка. Наше высшее образование, задыхаясь в гонке на вершину международного рейтинга, утеряло, за редкими исключениями, всякие признаки первоначального предназначения. Я говорю это ответственно, поскольку привел далеко не самый абсурдный пример нарастающей утраты смысла существования.

2013 год может дать толчок великому Исходу детей. Про бегство взрослых мозгов я не говорю. Бегут лучшие экономисты, на низком старте юристы, им всем будет трудно догнать математиков, физиков, биологов и т.п., переполнивших западные университеты и лаборатории. В 2014 году начнется бегство чиновников, спасающихся друг от друга и от Путина. Что будет дальше, боюсь предугадывать. Я ведь описал только часть общей картины. Но что абсолютно ясно: это очень опасно, когда начинают исчезать целые зоны такого немаловажного для организма органа, как мозг. Это путь не в приют для престарелых, а в морг.

Подобные картины я мог бы живописать и по другим захватывающим сюжетам: здравоохранение, брошенные дети, домашнее насилие, снижение квалификации рабочей силы, деградация экономики… Отдельную выставку можно было бы посвятить нашей коррупции. Целый пантеон можно воздвигнуть над трупом справедливости…

А в целом все хорошо. По телевизору – сериалы. В метро – поезда. В магазине – куча сортов колбасы. Жизнь продолжается, господа!

С Новым годом! С новым счастьем!