Федор Лукьянов о Майкле Макфоле
Думаю, здесь совокупность политических и личных причин. Личных, поскольку он по своему роду занятий не дипломат и не госслужащий, а в Стэнфорде, где он всю жизнь работает, как и в любом крупном американском университете, существуют свои правила. И хотя для них, конечно, очень почётно, что их профессор занимает такие должности, но в какой-то момент он должен принять решение: либо возвращаться и подтверждать своё профессорство, либо лишиться этой возможности. Макфол никогда не демонстрировал намерения бросить науку, уйти с профессорско-преподавательской должности, поэтому его выбор не удивителен.
Политически за то время, которое прошло с момента его назначения — а Обама решил отправить его в Москву, по словам самого Макфола, ещё в начале 2011 года, — ситуация сильно изменилось. Макфол ехал в Москву как человек, который должен был продолжать линию, начатую в 2009-2010 годах, то есть новый этап, следующий за «перезагрузкой», и Обама предполагал, что президентом будет Дмитрий Медведев. Но потом всё изменилось, во главе России встал Путин, повестка дня, которая содержалась в «перезагрузке», стала невостребованной, и оказалось, что Макфолу здесь нечего делать. Потому что политическая составляющая его деятельности из-за этих перемен очень сократилась, а чисто дипломатическая рутина, которой занимается любой посол, для него не очень интересна, потому что он не является профессиональным карьерным дипломатом. И вот это отсутствие повестки, которая планировалась, свела работу Макфолу к гораздо более узким формам. С учётом того, что российско-американские отношения сейчас ограничивается, фактически, обсуждением и участием в урегулировании нескольких международных конфликтов — Сирия, Иран, может быть, Афганистан, на этом посту нужен просто очень профессиональный дипломат, который будет заниматься подобными вещами. А человек такого политического склада и направления, как Макфол, просто не требуется.
Сами изменения в политике с ним не связаны. Он же не тот человек, который определяет американскую или, тем более, российскую политику. Просто когда он сюда ехал, была одна ситуация, а потом, не по его вине и не по его воле, она изменилась. Какие-то вещи вначале явно мешали ему работать. Это было связано, во-первых, с какой-то излишней экзальтацией с нашей стороны по поводу его прибытия. Даже странно: при всём том, что он яркий, интересный человек, это просто ещё один посол США, которых было много и будет много. В этом смысле он попал в накалённую атмосферу, тем более что его приезд совпал с волнениями, которые были в России. А потом, на первом этапе его работы, в течение первого года, может быть, чуть меньше, была другая проблема — он просто не сразу адаптировался к роли посла. Поскольку он дипломатом никогда не был, то не сразу скорректировал то поведение, которое было нормально для публичного интеллектуала, но крайне неуместно для посла, и это создала ряд дополнительных сложностей. Позже были уже другие проблемы, связанные не с ним, а с тем, что российско-американские отношения трансформировались не так, как он предполагал.
