ПЕРВЫЕ ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
Владимир Лукин, Юрий Батурин, Иван Сафранчук, Алексей Арбатов, Леонид Григорьев, Константин Косачёв, Павел Золотарёв, Илья Фабричников, Алексей Малашенко
Совету по внешней и оборонной политике в феврале 2022 года исполнилось 30 лет
Тридцатилетие Совета по внешней и оборонной политике точно совпало с целой эпохой развития России, которая завершилась в феврале 2022 года. Россия вступила в новый период своей истории – пока трудно оценить, каким он станет. Мы попросили членов СВОП использовать нашу годовщину как повод оглянуться назад. Первая группа наших товарищей – в этом номере, но мы намерены продолжить дискуссию и дальше.
Владимир Лукин, профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», чрезвычайный и полномочный посол:
Мне легче (во всех смыслах) сформулировать то, что удалось достигнуть за прошлое 30-летие:
Во-первых, сохранить российское государство в границах, вполне приемлемых для его дальнейшего существования и развития в качестве крупной мировой державы, весомого и заметного участника неизбежного и необратимого процесса нарастающей многофакторной и многовекторной глобализации.
Во-вторых, нормализовать стратегическое добрососедство с Китаем, прежде всего на основе разрешения (будем надеяться, окончательного) проблемы пограничного разграничения.
В-третьих, денуклеаризировать (в тесном сотрудничестве с другими официальными ядерными державами) постсоветское геополитическое пространство.
Не удалось:
Завершить процесс самоидентификации страны, включая определение рациональных соотношений:
- между прошлым и настоящим-будущим;
- между пространством и временем национального обитания;
- между мечтой и стратегией;
- между императивом сбережения народа и экстренным превращением из утопии в реальность новой «исторической миссии»;
- между самоуправлением и самоуправством.
Главный вопрос: располагаем ли мы для вразумительных и работающих ответов на эти вопросы ещё одним тридцатилетием?
Юрий Батурин, член-корреспондент РАН, лётчик-космонавт Российской Федерации:
Три десятилетия для нашей страны (и в меньшей степени – для мира) – это лишь миг Истории. Фернан Бродель называл такие исторические мгновения «долгая длительность». Она может охватывать многие годы, и каждая структурно представляет собой, говоря языком физики, полифуркацию, в которой рождаются зачатки новых траекторий развития, пересекаются, разделяются и очень нескоро сливаются в линию, которая будет определять какое-то, хотелось бы на не менее длительное время, предсказуемое будущее. Полифуркация возникает в сильно неравновесных обществах, а именно таким мы и были тридцать лет назад, и даже раньше, и продолжаем оставаться сегодня.
Мы могли мечтать, но называть это проектами, программами, планами было опрометчиво. Что можно спланировать в турбулентности, в водовороте? Частицы (мы) лишь ненадолго оказываемся вместе, а потом вихрь разбрасывает нас так далеко, что трудно поверить в когда-то общие программы.
Это не пессимизм, но намёк на то, что пора сменить стратегию анализа и прочитать полученный опыт, теперь уже не по буквам и не по словам-флуктуациям, а по сообщениям, которые несут вихри, вращавшие нас всё это время, бросавшие нас на скалы, разбивавшие о подводные рифы и превращавшие создаваемое нами в водяную пыль. Когда мы видим по телевизору за спиной у ведущей, рассказывающей о погоде, картинку со спутника с перемещающимися вихрями, понятно, что прогноз метеорологи сделали не на основе изучения траекторий отдельных клочков облаков, а наблюдая за вихрями в целом.
И не стоит думать, что нас бросает в прошлое. Просто некоторые вихри имеют обыкновение ходить кругами.
Ситуацию хорошо отражает известная картина Ван Гога «Звёздная ночь». (Между прочим, когда на ней измерили распределение яркости изображения и сравнили его с распределением плотности в турбулентных потоках, оказалось, что их спектры идентичны. Как Ван Гог сумел без физики и математики нарисовать турбулентность? Это и точные науки сегодня делают с трудом!) Со временем все виды турбулентности формируют устойчивый ансамбль волн, как над горами у Ван Гога. И тогда наше непредсказуемое турбулентное будущее станет для нас понятным, во всяком случае, прогнозируемым. А сегодня важно ощутить и прочувствовать, что поиск решения надо поручать не только политологам, экономистам, юристам и историкам, но и физикам, математикам, художникам и писателям! И не стоит мечтать о безоблачном небе, ибо тогда мы не увидим подсказку – рисунок исторических вихрей.
Иван Сафранчук, директор и ведущий научный сотрудник Центра евроазиатских исследований МГИМО МИД России:
С конца 1980-х гг. Запад строил своё отношение сначала к позднему Советскому Союзу, а потом и к России на двух началах – прагматическом и идеалистическом. Последнее сводилось к тому, что от России ожидали «перестройки»: не такой, которая дала бы ей силы для продолжения игры на самом высоком уровне мировой политики, а более-менее почётного выхода на «великодержавную пенсию». Прагматизм же сводился к тому, чтобы дать России место в международной системе, которое она заслуживает по объективным материальным показателям.
Россия никогда не разделяла западный идеализм. Всегда, в том числе и в ельцинско-козыревский период внешней политики, она претендовала на участие в мировых делах. Но Россия приветствовала западный прагматизм, надеясь, что сможет удачно встроиться в западноцентричную глобализацию и тем самым подвести материальную базу под свои великодержавные позиции. Эта ставка не сыграла. И именно это определяет то, как Запад «выламывает» Россию из международной экономической системы (на фоне, но не из-за украинского кризиса весны 2022 г.).
Пока видится, что в 2000-е и 2010-е гг. у России были основания верить в разумность своей политики, но на Западе верх взяли те, кто считал предложение только пакетным. Хотя, возможно, через некоторое время возобладает точка зрения, что обозначенная российская ставка была самообманом с самого начала. В любом случае, гораздо важнее другое: почему вообще со стороны Запада стал возможен именно такой идеализм и именно такой прагматизм в отношении России, и тем более «в пакете»?
Как представляется, к 1980-м гг. (о точных сроках можно спорить) было полностью утрачено восприятие Советского Союза и России как неотъемлемой части мирового прогресса. За Россией признавалось что-то уникальное и значимое в общечеловеческом масштабе, но только в историческом разрезе. Для современности Россия не считалась обязательной и уникальной. Справедливости ради надо сказать, что такое отношение Запада совпадало с превалировавшим самовосприятием и в самой России.
С высоты сегодняшнего дня задача сохранить Россию в «первом эшелоне» мировой политики, казавшаяся когда-то совершенно правильной, видится уводящей в сторону. Это понималось и осуществлялось как присоединение к «клубу избранных», что создавало огромный перекос в пользу отношений с Западом. Причем по мере того, как трения на этом направлении нарастали, на него приходилось тратить всё больше сил. Россия убеждала Запад в своей полезности, одновременно намекая на свой деструктивный потенциал, если она сдвинется на некооперативные позиции. При этом Россия старалась теснее связать себя с Западом, чтобы тот ещё больше ценил её «полезность» и опасался потенциальной «деструктивности».
Но в конечном счёте это было движением всё дальше от уникальности.
В мировой политике важен статус, а он тесно связан с функциональной специализацией в мировых делах[1]. Другим словами, самый высокий статус у того, кто уникален и незаменим. И это производные от индивидуальных характеристик, а не принадлежности к какой-то группе. При этом уникальность (отличие от других) не равнозначна исключительности (в конечном счёте превосходстве над другими). И конечно, уникальность не равнозначна автократии и изоляционизму.
Впрочем, есть и то, что России лучше не менять в своих стратегических соображениях. Последние 30‒35 лет действует чёткая установка на то, чтобы поддержание значимых позиций в мире происходило не за счёт перенапряжения внутренних сил, а, наоборот, в интересах получения дополнительных возможностей в интересах внутреннего развития. Эта установка совершенно правильная. Два раза в течение ХХ века Россия доводила себя до ужасного внутреннего состояния, и не в последнюю очередь из-за дел внешних. Поэтому необходимо повышать последовательность и аккуратность выполнения этой установки, а не отказываться от неё, к чему в кризисное время могут быть позывы.
Алексей Арбатов, академик РАН, руководитель Центра международной безопасности Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН:
Украинский конфликт стал самым острым и кровавым кризисом в Европе после 1945 г., возродил реальную угрозу ядерной войны, основательно разрушил политическую базу европейской безопасности и стабильности российско-американских стратегических отношений.
Наряду с внутренними тенденциями в России и на Западе, главной причиной украинской трагедии была историческая ошибка НАТО, выразившаяся в её бездумном расширении на восток после 1997 г. (вопреки обещаниям, данным руководству СССР в 1989‒1990 гг.) и пренебрежительном отношении к возражениям и озабоченностям Москвы. Но и Россия с середины 1990-х гг. допустила историческую ошибку, поскольку пыталась противодействовать экспансии Североатлантического Альянса посредством переговоров с его лидерами. Надо было делать упор на налаживании тесных и уважительных отношений с постсоветскими республиками, национальное достоинство и государственность которых даже на официальном уровне нередко подвергались остракизму. Две эти линии в конце концов пересеклись и поставили Украину в эпицентр столкновения России и Запада.
Полстолетия практического контроля над ядерными вооружениями убедительно продемонстрировали, что договоры в этой области могут ограничить интенсивность гонки вооружений и её экономические издержки, обеспечить транспарентность и предсказуемость военно-политических отношений государств. Но сами по себе такие меры не способны предотвратить межгосударственные конфликты, если они порождаются не военным соперничеством (как было с ракетами средней дальности в 1980-е гг.), а столкновением политических, экономических и идеологических интересов сторон.
Если удастся избежать наихудшего сценария, рано или поздно украинская проблема будет разрешена мирным путём, каким бы трудным и далёким ни казался сейчас такой итог. После этого или даже в процессе продвижения к миру возможно возобновление диалога России и США по контролю над вооружениями. Так бывало и в прошлом после Карибского кризиса 1962 г. и последовавших за ним периодических обострений международных отношений.
Вероятно, преодоление гуманитарных, морально-политических и экономических последствий этого конфликта будет намного более трудоёмким и долгим процессом, чем это бывало прежде.
Однако возобновление контроля над вооружениями, как и нормализация отношений России и Запада в целом – императивы международной безопасности.
В Женеве предстоит решать исключительно сложные вопросы, ещё труднее привлечь к стратегическим переговорам Китай, который летом 2021 г. начал форсированное наращивание стратегических ядерных сил. Тем более нелегко подключить к процессу остальные ядерные государства. Однако опыт прошлых лет показал, что при благоприятной международной обстановке можно решать самые трудные договорно-правовые задачи. Мирный договор по Украине может также стать предпосылкой реновации Европейской архитектуры безопасности на основе гарантий суверенитета и территориальной целостности всех государств, восстановления режимов контроля над вооружениями и военной деятельностью на континенте.
Леонид Григорьев, ординарный профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»:
За 1992‒2022 гг. мир прошёл несколько этапов, и на каждом из них Совет по внешней и оборонной политике пытался найти рациональную международную политику в интересах России и её граждан. Отметим, что стартовые условия развития нашей страны были крайне тяжёлыми: кризис в минус 43% ВВП за 1990‒1998 гг., громадное новое социальное неравенство, деиндустриализация, политическая нестабильность. Остальной мир вкушал в 1990-е гг. подаренный ему «мирный дивиденд», быстро рос на базе освободившихся рынков и усилий Китая. И мировое сообщество до сих пор хвалит себя за «большую модерацию» того времени. СВОП пытался помочь минимизировать потери страны, но корень долгосрочных проблем был в социально-экономических аспектах трансформации.
Второе десятилетие пореформенного развития в России шло на фоне постепенного осознания миром своего несовершенства в широком смысле: от бедности до экологии, от усиления неравенства во множестве форм до изменения параметров экономического развития. Экономический рост с опорой на ресурсную базу дал России возможности для развития и помог частично компенсировать потерянное время. Но статусные параметры страны так и не были подкреплены формированием новой промышленной базы, а многие интеллектуальные достижения не дали независимой основы для развития, оставив сложную «чересполосицу» проблем. Страна достигла 27 тысяч долларов ВВП (по ппс) на душу населения, но лишь частично смогла реинвестировать материальные и финансовые ресурсы в человеческий капитал уровня XXI века.
Ломка старого типа мирового экономического развития создала в нынешнем столетии новые условия, в частности развал глобальной координации в принятии решений. Несмотря на декларируемую заботу об устойчивом развитии (ЦУР ООН 2015), бедности и климате (Париж 2015), мировое сообщество демонстрирует скорее концентрацию на реализации страновых, групповых и «клубных» интересов. Координация и компромисс для долгосрочного развития постепенно сменяются настойчивым продвижением повестки дня тех или иных элит. Реальный прогресс в развитии мира в терминах Целей устойчивого развития оставляет желать лучшего – больше деклараций. Пора думать о более реалистичной системе мирового развития в ситуации, в которой диалог, предсказуемость и надёжность в отношениях становится редкостью, точнее – дефицитом.
Мир, видимо, стоит перед критическим вопросом: как решать глобальные проблемы при быстром развитии конфликтов и потере устойчивости.
СВОП, как аналогичные думающие организации других стран, естественно, должен будет приложить ещё большие усилия для поиска точек соприкосновения в мире так, чтобы снизить угрозы социально-экономическому и интеллектуальному прогрессу человечества.
Константин Косачёв, заместитель председателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ:
Прежде чем говорить об уроках минувших тридцати лет с официального (но, как выяснилось, не реального) окончания холодной войны, я бы вспомнил ещё один тридцатилетний период европейской истории: с 1945 по 1975 г. – от окончания Второй мировой войны до Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в Хельсинки.
Победители во Второй мировой войне, в числе которых никем не оспариваемую роль играл и СССР, сформулировали новые принципы взаимодействия держав и создали ООН. В 1975 г. договорились о параметрах сосуществования в биполярном мире. В обоих случаях речь шла, во-первых, об инклюзивной модели, в которой не было ущемления прав отдельных стран и народов, включая державы, проигравшие войну. Во-вторых, признавались равные права государств, наличие у них своих интересов, многообразие идеологий и политических систем.
Тридцать лет после распада СССР и Организации Варшавского договора, как показал ход нынешних событий, прошли в совершенно ином ключе: страны Запада, объявившие себя победителями в холодной войне, стали строить мир, что называется, под себя. Миру 1945‒1975 гг., построенному на праве, противопоставили пресловутый «порядок, основанный на правилах», «прописанных» всему миру одним полюсом по праву сильного. При этом институты (ОБСЕ, Совет Европы, во многом и ООН) послевоенных десятилетий всё чаще оказывались либо беспомощными, либо бесполезными, либо подчинёнными групповым интересам Запада. Разного рода символические поля взаимодействия (членство России в Совете Европы, Совет Россия‒НАТО и т.п.) выполняли единственную миссию: создавать иллюзию включённости Москвы в урегулирование общеевропейских проблем, которые на самом деле решались без неё, а со временем – против неё.
Особо отмечу, что на протяжении всех трёх десятилетий Совет по внешней и оборонной политике последовательно освещал и анализировал происходящее, благодаря чему мы, можно сказать, встречали тенденции международной политики «во всеоружии». В том числе – в поиске эффективных внешнеполитических ответов на вызовы времени. И ключевой урок последнего 30-летия: выход из нынешнего кризиса возможен только в формате институциональной и договорной «перезагрузки».
Россия не случайно поставила в декабре 2021 г. вопрос о гарантиях безопасности, что, однако, полностью противоречило самодовлеющей экспансионистской модели НАТО.
Как ни странно, логично сейчас ставит вопрос о таких же гарантиях и президент Украины Владимир Зеленский, считая их условием договора с Россией. Если бы Запад пошёл на заключение таких соглашений, это стало бы не просто гарантией безопасности и для России, и для Украины, и для всех без исключения государств региона, но и вехой, по масштабу равной принятию Устава ООН и Хельсинкского акта. Однако означало бы признание права незападных стран на свои интересы и на равноправное участие в формировании единой, инклюзивной и неделимой системы безопасности в Европе, что для Запада оказалось неприемлемо. В этом – ключевое противоречие момента и единственный путь выхода из конфликта без сохранения причин для его возобновления в будущем. Но пока Запад делает ставку на сокрушительную и показательную победу, такой сценарий не просматривается.
Павел Золотарёв, генерал-майор запаса, заместитель директора Института США и Канады РАН:
Прошедшие тридцать лет характеризуются существенными структурными изменениями на всех уровнях, охватывающими не только систему миропорядка, но и Человечества как системы.
Развитие информационных коммуникаций последних десятилетий привело к интенсификации процессов самоорганизации, которая превращает Человечество в систему, все элементы которой, включая отдельных индивидуумов, способны взаимодействовать между собой в реальном масштабе времени. В результате качественно улучшились условия для процессов самоорганизации, а значит, и темпы эволюционного развития. Сложность глобальных межгосударственных связей (торговые, производственные, финансовые и т.д.) приводит к формированию неформальных правил взаимодействия, обеспечивающих всеобщую устойчивость. Как показывает практика, нарушение правил создает такие угрозы, что (независимо от принимаемых политических решений) государство, нарушившее эти правила, начинает купироваться и изолироваться по аналогии с нездоровыми клетками в живом организме.
Система международных отношений после распада биполярной модели перешла в 1990-е гг. состояние с одним доминирующим лидером – Соединёнными Штатами. В этот период конфликтный потенциал сместился с глобального уровня ниже, что сопровождалось обострением кризисов на региональном уровне. С появлением новых центров силы возник риск увеличения потенциала противостояния. Америка столкнулась со снижением своего влияния. В Четырёхгодичном обзоре обороны США 1997 г. была поставлена цель сохранить своё глобальное доминирование «хотя бы до 2015 г.» в интересах предотвращения хаоса в международной обстановке.
Примечательно, что примерно тогда начались и продолжаются события на Украине, обозначившие опасный уровень дестабилизации обстановки на глобальном уровне.
Что касается Рocсии, за тридцать лет она прошла два этапа, отличающихся противоположными направлениями вектора развития. Первоначально был выбран курс на построение демократии и рыночной экономики. Внешнеполитические условия в полной мере соответствовали поставленной цели. Однако исходное состояние государства в экономической и социально-политической сфере требовали быстрых решений. Не исключено, что сама попытка перейти скачком от тоталитарного общественного устройства к демократическому не была реалистичной. Для этого в России, в отличие от восточноевропейских стран, не было поколения граждан, помнивших условия демократии и рыночной экономики.
Президент Ельцин, будучи прекрасным управленцем командно-административного стиля, отдал инициативу молодым кадрам, имевшим чисто теоретические знания, оставив себе задачу создания условий для их деятельности. Одновременно Ельцин попытался стимулировать формирование структур гражданского общества и обеспечения свободы средств массовой информации. Один из ключевых вопросов строительства рыночной экономики состоял в приватизации средств производства. Стремление в кратчайшие сроки решить эту задачу было и у руководства страны, и у внешних консультантов, озабоченных скорейшим разрушением экономического фундамента социалистического строя. Конфликт исполнительной и законодательной власти по этому ключевому вопросу привёл к конституционному закреплению верховенства президента над всеми ветвями власти. В дальнейшем это привело к серьёзным последствиям.
Социальная напряжённость в обществе, уставшем от трудностей переходного периода к новой общественно-экономической формации, и угроза победы на очередных президентских выборах коммунистов привели к нарушениям демократических процедур выборов и определённой зависимости власти от сформировавшегося олигархического слоя. Мужественное решение Ельцина о добровольном прекращении полномочий и целенаправленной поддержкое передачи их Владимиру Путину обозначило начало нового этапа развития.
К тому времени Россия, несмотря на все трудности и возникающие противоречия, занимала на постсоветском пространстве лидирующее положение в процессах развития демократии и основ рыночной экономики, а также продолжала гармонично встраиваться в институциональные структуры наиболее развитых стран мира. Стиль работы и цели нового президента отличались. Основной акцент делался на укреплении центральной власти. Первые шаги были направлены на подчинение основных средств массовой информации государству и ограничению их возможности на критику, а также ограничению самостоятельности субъектов Федерации и их прав на формирование своих органов власти. Во внешней политике до 2007 г. Россия имела благоприятные внешнеполитические условия для развития. Рост цен на энергоресурсы позволял заняться решением назревших задач по перевооружению и реформированию вооружённых сил, гармоничному развитию экономики, науки, образования и социальной сферы. Однако приоритет был отдан искусственно преувеличенным факторам внешних угроз безопасности. В сочетании с подъёмом патриотических настроений, но в варианте не столько любви к Родине, сколько любви к власти, это позволило консолидировать общество вокруг задачи отражения внешней угрозы. Реакция на государственный переворот в Киеве, включение в состав России Крыма, участие в конфликте на востоке Украины, стремление занять на постсоветском пространстве главенствующее положение привели к настороженному восприятию Москвы. Медленное, но последовательное движение других государств постсоветского пространства в сторону демократии и расширение их сотрудничества с другими влиятельными державами обозначили разные векторы развития этих государств и потерю Россией своего лидирующего положения.
Претензии на роль глобальной державы при отсутствии соответствующего потенциала, за исключением огромной территории и ядерного оружия, не способствовали авторитету и привели практически к разрыву отношений с наиболее влиятельной частью мирового сообщества. Затянувшийся авторитарный режим не только затормозил процессы внутреннего развития, но и создал неприемлемые внешнеполитические условия. Фактически реальная политика вошла в полное противоречие с официально поставленными в Стратегии национальной безопасности России 2021 г. целями по созданию благоприятных условий для развития. Без кардинального изменения внутренней и внешней политики России под вопросом сама возможность дальнейшего существования России как государства.
Илья Фабричников, член СВОП, коммуникационный консультант
Практика последних десяти лет и, в особенности, события последних нескольких месяцев подтвердили то, что прежде обсуждали кулуарно: ведомства, отвечающие за международные вопросы, огородились от внешней экспертизы, предпочитая пользоваться собственными выводами, которые сами они не подвергают сомнению. Понятно, что наиболее чувствительные внешнеполитические решения принимаются теми, кто потом несёт за них ответственность, и роль внешней экспертизы по определению ограниченна. Но, как минимум, альтернативная оценка происходящего, осмысление его за рамками корпоративной или ведомственной этики должны быть «на столе». Это касается и ключевых госкорпораций, работающих на внешних рынках.
Неприятие сторонней экспертизы объяснимо: дипломаты и разведчики, каждодневно погружённые в текущие процессы, полагают, что гражданские эксперты, не имеющие доступа ко всем источникам информации, заведомо уступают им в понимании тонкостей ситуации. Отчасти так и есть, но, как показывает обширная практика, верные и взвешенные подходы рождаются из симбиоза прикладного и общего знания, на стыке практики и теории.
Перекос в любую сторону губителен.
Впрочем, надо признать, что имеет место и обратный процесс. Экспертное сообщество само «окуклилось» и превратилось в филиал государственных пиар-проектов, поставщиков «экспертного мнения» для подтверждения или предвосхищения той или иной государственной позиции. В инструмент легитимации даже сомнительных в своей эффективности государственных или ведомственных инициатив.
В спокойных и рутинных условиях, когда государственная машина работает размеренно, такое ещё можно себе позволить. Но сейчас Россия на пике внешне- и внутриполитической турбулентности, которая продлится долго, не один год. Коммуникацию госаппарата и экспертного сообщества придётся срочно перезапускать, поскольку инерционные решения уже не годятся, остро необходимы свежие, нестандартные подходы. С одной стороны, требуется переоценка и перенаправление работы государственных ведомств, занимающихся вопросами международных отношений и внешней политики. С другой, воссоздание дееспособного и независимого экспертного сообщества, долгое время либо остававшегося невостребованным, либо бросавшегося обслуживать запросы начальства.
Без подпитки извне государственная машина костенеет, теряет способность воспринимать ситуацию непредвзято. Нужны механизмы не только взаимодействия, но и взаимопроникновения, миграции специалистов между государственным, корпоративным, научно-образовательным и экспертным секторами, внедрение отечественного варианта практики «вращающихся дверей», когда специалист из госсектора может без страха уходить на преподавательскую, исследовательскую или корпоративную работу и так же спокойно возвращаться обратно на госслужбу, обогащённый экспертизой и авторитетом и более свободный от узковедомственных интересов. Чисто ведомственные подходы в условиях острого кризиса, охватывающего всё общество, просто опасны, ибо именно устойчивость общества и является в такой ситуации залогом безопасности государства.
Алексей Малашенко, главный научный сотрудник ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН:
За три десятилетия существования Совет по внешней и оборонной политике превратился в центр серьёзного анализа политических, социальных, экономических проблем. В Совет вошло несколько десятков авторитетнейших учёных, а мнения специалистов, звучавшие на заседаниях, должны были учитываться при принятии политических решений. Деятельность экспертов СВОПа способствовала расцвету мысли в самом широком смысле слова. К тому же в составе Совета были не только эксперты, в его работе принимали участие, так сказать, «практические политики», позиция которых раскрывалась на наших заседаниях откровенно, а главное – честно. Они были готовы к критике, получали возможность в прямой дискуссии настаивать на собственной правоте.
Состав СВОПа обновлялся. Приходили одарённые, энергичные молодые люди, к которым поначалу старшее поколение относилось с некоторым скептицизмом, но которые сегодня сами уже относятся к старшему поколению. Подрастает новое, третье поколение СВОПовцев, эксперты из которого будут предлагать, уже предлагают свои подходы к нынешней тяжелейшей ситуации. А рассуждать о ней весьма непросто. Думается, сегодня самое главное для СВОПа – утвердить, нарастить свой интеллектуальный потенциал, дать возможность высказывать профессиональные экспертные мнения, сохраниться как поле для дискуссии. Дискуссия – мотор развития, без неё наступает застой, идейный, духовный, в некоторых случаях и социально-политический (не говоря уже об экономике). К чему приводит такой застой, мы все хорошо помним. Поэтому будем думать, как наладить будущее людей и страны.
СНОСКИ
[1] Nesmashnyi A.D., Zhornist V.M., Safranchuk I.A. (2022). International Hierarchy and Functional Differentiation of States: Results of an Expert Survey // MGIMO Review of International Relations. Режим доступа: https://doi.org/10.24833/2071-8160-2022-olf2.
